Котенок, громко мурлыча, потерся о висок Локка.
– Откуда ему здесь взяться? – пробормотал Локк. – И вообще, этого не может быть.
– Странно, что вы не верите в случайности, – заметила Терпение, входя в каюту. – Вашу яхту приобрели мои люди. Несколько недель тому назад она стояла бок о бок с «Небесным скороходом», вот юный проказник и решил к нам переселиться.
– Ничего не понимаю, – проворчал Локк, осторожно ухватив Короля за шкирку. – Я и котов-то не особо люблю.
– Надеюсь, вы понимаете, что котам глубоко безразличны желания людей? – спросила Терпение.
– Так же, как вольнонаемным магам, – съязвил Жан. – И что теперь будет?
– Теперь мы с вами поговорим начистоту. Вам будет невыносимо трудно смотреть на то, что сейчас произойдет. Для тех, кто… кто не обладает особым даром, тяжело находиться в непосредственной близости от нашей магии. В каюте на нижней палубе есть подвесные койки и все удобства для…
– Нет, спасибо. Я остаюсь. Это не обсуждается.
– Что ж, будь по-вашему, но сначала выслушайте меня внимательно. Что бы ни происходило, что бы вы ни увидели, не смейте вмешиваться. Ни в коем случае не прерывайте меня. Любое вмешательство грозит смертью – и не только Локку, но и всем нам.
– Ладно, буду паинькой, – сказал Жан. – В случае чего кулаки себе пообкусываю.
– Я знаю, что нрав у вас горячий и вспыльчивый, поэтому…
– Послушайте, если я начну буянить, вы меня успокоите – вам же мое проклятое имя известно!
– Посмотрим, – вздохнула Терпение. – Главное – ни во что не вмешивайтесь. Помните, чем это грозит. Кстати, будьте добры, заберите отсюда нашего юного друга.
– Пойдем-ка, малыш. – Жан подхватил Короля на руки.
Котенок, сладко зевнув, свернулся клубочком у Жанова локтя, еще не понимая, что его куда-то уносят.
На верхней палубе Жан с удивлением обнаружил, что корабль идет под всеми парусами, хотя на палубе не раздавалось ни приказов, ни топота ног матросов. Он поднялся на шканцы, всмотрелся в далекие, размытые дождем огни Лашена за кормой. Алый светильник оставленной в гавани лодки превратился в крошечную точку, слабо мерцавшую в темных волнах.
Женщина, которая вращала лебедку, теперь стояла у штурвала, позади грот-мачты, на границе, отделявшей шкафут от шканцев. Лицо, полускрытое капюшоном плаща, казалось погруженным в размышления. Жан с удивлением заметил, что она не касается спиц штурвала. Левая рука ее была поднята, ладонь чуть согнута; время от времени пальцы едва заметно шевелились, словно бы отталкивая что-то невидимое.
В небе сверкнула молния; вспышка осветила остальных членов команды странного корабля, неподвижно стоявших на палубе в той же позе, что и женщина у штурвала. Над водами Амателя глухо зарокотал гром.
Жан подошел к женщине.
– Простите, что помешал, – неуверенно начал он. – Скажите, пожалуйста, а каким курсом мы идем?
– Норд… норд-ост, – медленно, будто во сне, ответила она, не поворачивая головы. – Прямо в Картен.
– Против ветра?!
– У нас… свой… ветер.
– Охренеть, – пробормотал Жан и спросил: – А куда кота можно пристроить?
– Через люк на палубе… спуститесь в трюм.
Жан отнес пушистого приятеля на шкафут, отыскал трюмный люк, сдвинул крышку в сторону. Узенький трап уходил на шесть или семь футов в сумрачную глубину, где пол был устлан соломой, а у переборок лежали тюфяки.
– Не знаю, малыш, с чего я взял, что справлюсь с колдунами, которые погодой заправляют, – вздохнул Жан.
– Мр-р-мяу, – сказал котенок.
– Ты прав, это я от отчаяния. И по глупости. – Жан разжал пальцы, и Король спрыгнул на тюфяк. – Сиди и не высовывайся, дружок. Похоже, здесь сейчас такая херня начнется…
– Прикройте дверь поплотнее, – велел Хладнокровие, когда Жан вернулся в кормовую каюту.
– На засов?
– Нет, чтоб ветром дождь не задувало. Погоде надлежит бушевать снаружи.
Терпение наливала бледно-золотистую жидкость из бурдюка в глиняную чашку.
– Во, а мне напоследок выпить дадут! – объявил Локк.
– Это что? – подозрительно осведомился Жан.
– Всякая всячина, в основном обезболивающая, – ответила Терпение.
– Ваше зелье его усыпит?
– Увы, уснуть ему не доведется… – Она поднесла чашку к губам Локка.
Тот с трудом приподнял голову, проглотил предложенное снадобье и брезгливо помотал головой:
– Бр-р! Фу, ну и гадость это ваше зелье! На вкус – чисто ссаки рыбника, выкачанные из его смердящего трупа через неделю после смерти.
– Противно, зато весьма пользительно, – вздохнула Терпение. – Успокойтесь, оно быстро подействует.
– Угу, уже подействовало, – буркнул Локк.
Хладнокровие поставил у стола кадку с водой, снял с Локка рубаху, обнажив бледное тело, иссеченное старыми шрамами. Локк безвольно обмяк. Хладнокровие влажной тряпицей обтер Локку грудь, лицо и руки. Терпение сложила серое одеяло вдвое и прикрыла им ноги Локка.
– А теперь – самое необходимое, – объявила она, поставив на стол инкрустированный ларец ведьмина дерева.
По мановению ее руки ларец распахнулся – внутри оказались аккуратно уложенные наборы странных инструментов, как в сундучке лекаря.
Терпение достала из ларца крохотный серебряный ножичек, срезала несколько влажных прядей Локковых волос и бросила их в глиняную плошку, подставленную Хладнокровием. Жан заметил, что левое запястье бородача обвивали четыре вытатуированных черных кольца.
– Нам потребуется самая малость, – пояснила Терпение. – Заодно и красоту наведем.
Хладнокровие подставил новую плошку к правой руке Локка, и Терпение осторожно срезала ему кончики ногтей. Локк запрокинул голову, что-то прошептал и вздохнул.
– И всего пару капель крови, – продолжила Терпение. – У него и так ее почти не осталось.
Она уколола Локковы пальцы кончиком ножа, но Локк даже не шевельнулся. Хладнокровие собрал алые капли в третью плошку.
– Надеюсь, после того как все… закончится, вы ничего из этого себе не оставите, – встревоженно заметил Жан.
– Прошу вас, не волнуйтесь прежде времени, – вздохнула Терпение. – Лучше надейтесь, что, после того как все закончится, ваш друг выживет.
– Мы ничего предосудительного с ним не сделаем, – добавил Хладнокровие. – Ваш приятель – весьма ценный… гм, объект.
– Да неужели? – не выдержал Жан. – Объект, говорите? Объект – это то, что на полку ставят или в опись вносят, сволочь! Не смейте говорить о нем, как о вещи!
– Жан! – укоризненно воскликнула Терпение. – Успокойтесь, или вас успокоят.
– Да я спокоен. Безмятежен, как трубочный дымок… – Жан скрестил руки на груди. – Можно сказать, невозмутим. А это вам еще зачем?
– Последнее, что нам требуется, – его дыхание. – Терпение поднесла к губам Локка глиняный сосуд и, плотно закупорив его, отставила в сторону.
– Ах, как все это интересно, – сонно пробормотал Локк. – Ну, начинайте уже извлекать из меня эту дрянь.
– Увы, по одному моему повелению этого не произойдет, – объяснила Терпение. – Жизнь оборвать просто, а вот залатать куда сложнее. И никакая магия этого не изменит. Так что не воображайте, что я вас буду исцелять.
– А что же вы собираетесь делать? – спросил Жан.
– Перенаправлять, – ответила Терпение. – Представьте себе, что яд – это искра, тлеющая в древесине. Если искра разгорится в пламя, то Локк умрет. Необходимо, чтобы она вспыхнула в другом месте, чтобы огонь поглотил не плоть, а нечто иное, а затем угас сам собой.
Еще с четверть часа Терпение и Хладнокровие наносили странно пахнущими чернилами замысловатую вязь загадочных узоров на лицо, руки и грудь Локка. Он изредка бормотал что-то неразборчивое, но не шевелился и ни на что не жаловался.
Пока чернила сохли, Хладнокровие принес откуда-то высокий железный подсвечник и установил его напротив стола, перед закрытыми кормовыми окнами. Из ларца Терпение достала три белых свечи.
– Восковые свечи из Каморра, – объяснила она. – И железный подсвечник каморрской работы. Разумеется, вещи краденые, что позволяет установить прочную симпатическую связь с вашим несчастным другом.
Она согрела одну свечу в ладонях, и воск обрел сияющую прозрачность. Серебряным ножичком Хладнокровие переложил на свечу Локковы волосы и обрезки ногтей, размазал по воску капли крови. К безмерному удивлению Жана, воск словно бы впитал в себя все «самое необходимое».
– Образ безымянный, нарекаю тебя именем, – возгласила Терпение. – Создаю тебя, носитель крови, тень души, обманный сосуд! Передаю тебе плоть живущего, но не имя его духа. Ты – он и не он.
Она вставила свечу в подсвечник, а потом провела ту же церемонию с двумя оставшимися.
– А теперь не двигайтесь, – негромко сказала она Локку.
– Можно подумать, я тут пляшу, – буркнул он.
Хладнокровие взял моток веревки и вместе с Терпением прочно примотал ноги Локка к столу.
– Кстати, – сказал Локк, – прежде чем приступить к своему черному делу, дайте мне побыть с Жаном наедине. Мы служим богу, от которого вам лучше держаться подальше, и…
– Мы не станем мешать вашим священным обрядам, – ответила Терпение. – Но не мешкайте, а главное – ничего не трогайте.
Терпение и Хладнокровие вышли из каюты, плотно прикрыв за собой дверь. Жан опустился на колени у стола.
– От ее зелья у меня мозги закисли, но теперь вроде соображать полегче стало, – сказал Локк. – На меня сейчас, наверное, смотреть смешно.
– Ох, да на тебя всегда смотреть смешно!
– Да пошел ты… – усмехнулся Локк. – Слушай, а этот твой энд-ликт-ге… как его там?
– Endliktgelaben.
– Ага, он самый. Ты его нарочно придумал, чтобы меня разозлить, или это все на полном серьезе?
– Ну, вообще-то, я тебя разозлить хотел, – поморщился Жан. – На полном серьезе. Сказал, что думал. Не знаю только, правда это или нет. Хочется верить, что нет. Но когда тебе приходит в голову винить себя во всех наших бедах, то ты становишься совершенно невыносим, гад эдакий! И вот это чистая правда.