– Локк Ламора, – провозгласил отец Цеппи, опуская широкие ладони на плечи Локка. – Тебя призывают на службу Тринадцатого владыки земли и небес, чье имя есть тайна великая. Что ты ответишь на этот призыв?
Локк, ошеломленно вытаращив глаза, поглядел на Цеппи, а потом покосился на Сабету.
– Я… – прошептал он и, кашлянув, сказал погромче: – Я… готов.
В подземном зале раздались одобрительные восклицания, но Локк, посмотрев на Сабету, похолодел от ужаса. Ему было хорошо знакомо выражение, застывшее на ее лице, – он и сам часто им пользовался: холодный, отстраненный взгляд, маска полнейшего безразличия, скрывавшая чувства совсем иного рода.
Локку не составило особого труда сообразить, какие именно чувства бушевали в Сабете.
Глава 4Через Аматель
Все произошло одновременно: Локк истошно завопил, Жана накрыла волна тошноты и головокружения, а черное пламя свечей, ширясь, наполнило каюту погребальным грязно-водянистым не-светом.
Сгустившийся раскаленный воздух задрожал и подернулся зыбкой рябью, будто по нему стремительно пронеслось что-то огромное и невидимое. Затем черное пламя угасло, каюта погрузилась во мрак, а вопли Локка сменились хриплыми стонами и всхлипами.
Жан, на которого тяжелым грузом давила тошнота, обессиленно повалился ничком; подбородок стукнул о половицы, зубы клацнули, вызывая в памяти не самые успешные драки в темных переулках. Жан решил перевести дух и несколько минут расслабленно лежал, приходя в себя.
Дверь распахнулась, и кто-то из слуг архидонны Терпение принес в каюту алхимическую лампу. В ее неверном свете Жан разглядел происходящее.
Терпение и Хладнокровие поддерживали друг друга, с трудом стоя на ногах. Два мага помоложе распластались на полу, – впрочем, Жану было все равно, живы они или нет.
– Архидонна! – окликнула прислужница с лампой.
Терпение слабо отмахнулась.
Жан со стоном привстал на колено. Тошнота давила, как десяток тяжелых похмелий вкупе с подкованным сапогом в лоб, но гордость придала ему силы: раз уж маги стоят, то и он сможет подняться. Воспаленные веки зудели и чесались, в горле першило – железный подсвечник покрылся слоем копоти и сажи, а над ним витал вонючий дым. Жан поморгал, прокашлялся, а прислужница с лампой распахнула ставни кормовых окон. В каюту ворвался свежий озерный воздух.
Немного погодя Жан все-таки поднялся, доковылял до стола и, держась за столешницу, схватил Локка за левую руку.
Локк застонал и выгнулся дугой, а Жан с облегчением вздохнул. Чернила и грезосталь тысячами серебристо-черных ручейков стекали с бледного тела на столешницу. Локкова грудь тихонько вздымалась и опадала, а побелевшие пальцы до боли вдавились в ладони.
Жан, бережно разжимая кулаки Локка, обратился к магам:
– Ну как, получилось?
Ни один из магов не ответил, и Жан коснулся плеча Терпения:
– Вы можете сказать…
– Едва успели, – ответила она, медленно открывая глаза и морщась, точно от боли. – Страгосов алхимик свое дело знал.
– Так Локку полегчало?
– Об этом говорить преждевременно, – вздохнула Терпение, выпутываясь из паутины серебристых нитей, соединявшей ее с Хладнокровием. – Но весь яд из него мы извлекли.
Ночной ветерок принес в каюту свежесть, и тошнота отступила. Жан стер серебристо-черную лужицу с ключицы Локка, ощутил слабое биение пульса на шее приятеля.
– Эй, Жан, – прошептал Локк. – А чего ты такой… помятый?
– Ха, на себя посмотри! Можно подумать, тебя пьяный крючкотвор поколотил.
– Жан… – чуть громче сказал Локк, касаясь руки друга. – О боги, ты настоящий… Ох, я думал… Я видел…
– Ш-ш-ш! Все хорошо. Не волнуйся.
– Я… – Глаза Локка помутились, голова поникла.
– Он слишком слаб, – со вздохом произнесла Терпение, утирая серебристо-черные потеки со щек Локка, и легонько коснулась его лба.
– А почему? – спросил Жан.
– Мы с вами испытали лишь малую часть того, что пришлось вынести ему. Для человека такие страдания нестерпимы.
– Так сделайте же что-нибудь! Ваше колдовство…
– Магия исцелить его не сможет. Сейчас его надо кормить – досыта, до отвала. Я об этом позаботилась.
Хладнокровие со стоном кивнул и, шатаясь, вышел из каюты.
Вернулся он с большим подносом, на котором высилась стопка полотенец, кувшин воды и несколько блюд с какой-то нехитрой снедью. Маг опустил поднос на столик у кровати, полотенцем утер Локку лицо и грудь. Жан раскрыл Локку рот и сунул в него кусочек ветчины.
– Давай жуй! Не спи, – затормошил он Локка.
– Угу… – буркнул Локк, подвигал челюстями, начал жевать и тут же раскрыл глаза. – М-м-мням… хэх-х-х… ммнэ… ххы…
– Глотай, – велел Жан.
Локк тяжело сглотнул и вяло протянул руку к кувшину с водой.
Жан приподнял Локку голову и поднес кувшин к губам. Хладнокровие продолжал стирать с Локка серебристо-черные разводы. Локк, не обращая на мага внимания, прильнул к кувшину и жадно выхлебал его до дна.
– Еще… – простонал Локк и занялся едой.
Прислужница опустила лампу на пол, взяла кувшин и торопливо удалилась.
Еда была простой, но сытной: холодная ветчина, грубый темный хлеб, рис с какой-то густой подливой. Локк набросился на угощение с такой жадностью, словно это была пища богов. Жан держал тарелку, а Локк пальцами отправлял еду в рот с такой скоростью, что не успевал жевать, и принялся за содержимое второго блюда прежде, чем принесли воду.
– М-м-м… – бормотал он.
Вскоре к невнятному мычанию присоединились и другие звуки, исполненные не менее глубокого философического смысла, – чавканье, кряхтение и сопение.
Глаза Локка сверкали, но все его внимание сосредоточилось на тарелке и кувшине.
Убедившись, что Хладнокровие завершил свою работу, Терпение повела рукой над ногами Локка, и веревка, привязывавшая его к столу, взвилась аккуратным кольцом и скользнула в пальцы архидонны.
Еды на подносе с лихвой хватило бы пятерым, но Локк с ней быстро управился и с неменьшей жадностью взялся за следующую порцию, принесенную одним из прислужников. Терпение пристально следила за Локком, а Хладнокровие склонился над магами помоложе, которые по-прежнему недвижно лежали на полу.
– Они живы? – спросил Жан, найдя в себе некое подобие участливой вежливости. – Что с ними?
– Вы никогда не сталкивались с неподъемной тяжестью? – Хладнокровие легонько коснулся лба женщины, лежавшей без сознания. – Ничего страшного, впредь мудрее будут. Юные умы слишком хрупки. У людей постарше опыта больше, нам ведомы поражения и разочарования. Мы не считаем себя центром вселенной и под тяжелым грузом гнемся, а не ломаемся. – Он встал, хрустнув коленями. – Вот, в придачу к нашим сегодняшним услугам примите и небольшое философическое наставление.
– Эй, Жан… – пробормотал Локк. – Жан, где… а что я здесь делаю?
– Пытаетесь дыру залатать, – ответила Терпение.
– А я… Я в каком-то беспамятстве. И вообще очень странно себя чувствую.
Жан, коснувшись плеча Локка, озабоченно поморщился и приложил ладонь к Локкову лбу:
– Похоже, у тебя жар.
– Да? А по-моему, наоборот, морозит, – сказал Локк и дрожащей рукой потянулся к одеялу в ногах.
Жан схватил одеяло и заботливо укутал друга.
– Ну как, ты уже пришел в себя?
– Не знаю. Тебе виднее. Я… Жрать очень хочется, только места больше не осталось. Я так проголодался… Не пойму, что на меня нашло.
– И еще не раз найдет, – сказала Терпение.
– Вот счастье-то… Слушайте, а у меня тут глупый вопрос возник, – сказал Локк. – У вас что-то получилось или нет?
– Если бы не получилось, то вы бы уже минут двадцать назад скончались, – ответила архидонна.
– А, значит, от яда я избавился… – пробормотал Локк, рассеянно разглядывая свои пальцы. – О боги, надо же… Я… Ну да, пузо набито до отказа, но вот стало ли мне лучше, я пока не понял.
– Зато мне стало гораздо лучше, – сказал Жан.
– Мне холодно. Руки и ноги онемели. И вообще я чувствую себя дряхлым столетним старцем. – Локк поплотнее завернулся в одеяло и свесил ноги со стола. – Вот сейчас встану и…
Некоторую преждевременность своего излишне самоуверенного заявления он осознал немедленно, впечатавшись носом в половицы.
Жан помог ему подняться.
– Тьфу ты… – проворчал Локк. – Терпение, да сделайте же что-нибудь!
– Сударь, вы слишком требовательны. И благодарности от вас не дождешься. Может, на сегодня чудес хватит?
– Так ведь я ради вашего же блага стараюсь, – напомнил Локк. – Ладно, и на этом спасибо.
– Да уж, и на этом! – вздохнула Терпение. – А силы к вам вернутся. Постепенно. Как любому выздоравливающему, вам необходим отдых и усиленное питание.
– Кстати, мне тут с Жаном надо поговорить… наедине, – буркнул Локк.
– Нам освободить каюту?
– Нет, не стоит. – Локк поглядел на недвижные тела магов. – Пусть ваши питомцы, или кто они там, проспятся хорошенько. Я по свежему воздуху прогуляюсь, на палубе.
– Между прочим, у них имена есть, – заметила Терпение. – Вам с ними работать, так что привыкайте. Их зовут…
– Не утруждайтесь, – остановил ее Локк. – Я, безусловно, вам очень признателен и все такое, но в Картен вы меня тащите не для того, чтобы я там новыми друзьями обзавелся. Особого расположения я ни к кому из вас не питаю, уж простите.
– Что ж, вижу, к вам вернулась способность дерзить. Будем считать это подтверждением моих талантов, – со вздохом сказала Терпение. – Я попрошу принести еще еды и питья.
– Да я больше ничего в себя не впихну – места не осталось, – запротестовал Локк.
– Не делайте поспешных выводов, – улыбнулась Терпение. – Я ребенка под сердцем носила, по себе знаю, что с требованиями желудка вам придется считаться еще некоторое время.
– Жан, я его своими глазами видел, вот как тебя сейчас, даже ближе. Он рядом сидел и на меня таращился.
Локк с Жаном стояли у гакаборта «Небесного скорохода», глядя на призрачные огни, сияющие в глубине, – из-за них Аматель и прозвали озером Драгоценностей. В темных водах утонувшими звездами мерцали рубиновые и алмазные проблески. Их происхождение оставалось неизвестным; некоторые утверждали, что это души тысяч бунтовщиков, которых утопили по приказу безумного императора Ориксаноса, а многие считали, что это сверкают бесчисленные сокровища Древних. В Лашене Жану попался в руки трактат какого-то магистра Теринского коллегия, в котором объяснялось, что подводные огоньки – всего-навсего рыбешки, впитавшие сливаемые в озеро отходы производства алхимических светильников.