Республиканцы: от Никсона к Рейгану — страница 24 из 55

льного руководства партии, которые бы не жаждали отставки Никсона. Большинство из них считали, что Никсону необходимо просто уйти из Белого дома и не доводить дело до импичмента и суда, которые могли нанести сокрушительный удар по престижу не только партии, но и всей политической системы США. "Президент почти наверняка будет подвергнут импичменту и суду, и, вне зависимости от решения суда, в проигрыше будут и он сам, и вся страна" 59, — выражал настроение многих республиканцев губернатор Орегона Т. Маккол. Отдельные либералы (сенатор Р. Пэквуд, Н. Рокфеллер) утверждали, что полное "очищение" республиканской партии возможна только в результате суда над Никсоном, а не просто era отставки. Ультраконсерваторы были обеспокоены в первую очередь тем, чтобы крах президента не нанес урона реакционно-индивидуалистическим принципам, и поэтому старательно вычеркивали Никсона из списка "последовательных" консерваторов. "Я думаю, что если Уотергейт и оказал воздействие на позиции консерватизма, — вещал Дж. Хелмс, — то только в умах отдельных растерянных консерваторов, которые думают, будто Ричард Никсон — символ консерватизма, хотя он никогда им не являлся"60.

Когда в июле 1974 г. после 17 месяцев работы комитет Эрвина опубликовал свой отчет, НК республиканцев даже не обратил внимания на обвинения, высказанные в нем в адрес президента, зато с удовлетворением подчеркнул то место, где было написано: "Комитет отмечает, что он не получил свидетельств о каких-либо нарушениях со стороны Республиканского национального комитета… или его основных руководителей во время президентской кампании 1972 г." Реакция органа НК на отчет комитета была близкой к эйфорической, статья о нем была озаглавлена: "Честная репутация великой старой партии подтверждена"61. Судьба Никсона НК больше не волновала.

Летом 1974 г. еще два события ускорили низвержение Никсона.

Во-первых, юридический комитет палаты представителей, проанализировав имевшиеся в его распоряжении материалы, пришел к неутешительному для президента выводу: "Ричард М. Никсон действовал в противоречии с тем доверием, которое ему оказано как президенту, и подрывал конституционное управление, нанес ущерб делу законности и правосудия и очевидный вред народу Соединенных Штатов. Поэтому своим поведением Ричард М. Никсон заслуживает импичмента, суда и отстранения от должности"62. Палата представителей предъявила Никсону обвинения по трем пунктам: противодействие отправлению правосудия (сокрытие материалов, ложные заявления, вмешательство в расследование ФБР, министерства юстиции, специальных прокуроров, конгресса, нелегальная выплата денег подсудимым и свидетелям); злоупотребление президентской властью, что выразилось в установке подслушивающих устройств, использовании ЦРУ, ФБР и налогового управления для травли американских граждан; отказ предоставить магнитофонные пленки конгрессу.

Во-вторых, после тяжбы со специальным прокурором Л. Джаворски президент вынужден был 5 августа передать ему все магнитофонные ленты с записями разговоров в Белом доме. Публикация содержания даже части их произвела поистине шокирующее воздействие на общественное мнение. И дело было даже не только в том, что американцы смогли убедиться в полной виновности Никсона в совершении уголовно наказуемых деяний, но и в предельном цинизме главы администрации и его приближенных, которые к тому же изъяснялись между собой с помощью, мягко говоря, далеко не парламентских выражений.

Импичмент Никсона стал вопросом времени. Единственное, что могло предотвратить его, это либо добровольная отставка, либо защита президента представителями его партии в сенате, без которых невозможно было набрать большинство в 2/3 голосов, необходимое для импичмента. Но позицию республиканских сенаторов никак нельзя было назвать пропрезидентской. О том, какую роль лидеры партии сыграли в последнем акте криминальной драмы (или фарса?), приведшей к отставке Никсона, хорошее представление дает интервью у лидера республиканцев в сенате Хью Скотта, запись которого хранится в библиотеке конгресса США. Приведем пространную выдержку из него. "Постепенно республиканские сенаторы все больше склонялись к выводу, что положение президента было очень серьезным; и большинство из нас испытывали неприятное чувство: нам не говорили всю правду, хотя мы до самого конца оставались лояльными. Во всяком случае, пока у меня были войска, пока нас поддерживало общественное-мнение и мои республиканские коллеги, я не мог повернуться на 180° и обвинить администрацию.

В конце июля или в первую неделю августа на обеде, где обсуждались вопросы республиканской политики, возобладало мнение, что президент должен уйти в отставку. Это привело нас к заключению, что на следующий день мы должны что-то предпринять, чтобы предупредить президента об отсутствии у него поддержки на Капитолийском холме…

Через день или два на совещании в моем офисе… мы договорились, что к президенту пойдет сенатор Голдуотер и скажет ему, что, кроме отставки, у него нет другого выхода… Но 6 или 7 августа Билл Тиммонс (сотрудник аппарата Белого дома. — В. Н.) позвонил мне и сказал, что президент приглашает к себе Голдуотера, конгрессмена Родса (он возглавлял фракцию республиканцев в палате представителей после перемещения Форда на пост вице-президента. — В. Н.) и меня.

И мы отправились к президенту. Он поприветствовал нас, сидя в весьма расслабленной позе, закинув ноги на свой стол в Овальном кабинете.

Он сказал: "Что же, я не знаю, кто из вас хочет говорить первым. Я знаю, джентльмены, зачем вы пришли сюда и почему вы хотели меня видеть". Тогда Голдуотер прервал молчание и произнес: "Господин президент, Вы позвали нас, и мы считаем своим долгом сказать Вам всю правду. Я не думаю, что Вы можете рассчитывать более чем на дюжину или даже на девять голосов".

Затем президент сказал Родсу: "Джонни, я знаю ваше мнение". Накануне Джон заявил, что президент должен уйти в отставку. Джон ответил: "Да, господин президент, все слишком плохо, и я вынужден был это сказать".

Никсон повернулся ко мне и спросил: "Хью, сколько голосов у меня есть?" Я сказал: "Я думаю, Барри прав: может быть двенадцать, может тринадцать. Это очень плохо, это — трагедия. Ситуация зловещая".

"Она чертовски зловещая", — сказал президент. И продолжил: "Ну что же, джентльмены, я собираюсь подумать, и скоро вы узнаете о моем решении" 63.

Решения Никсона действительно не пришлось ждать долго. 9 августа он передал бразды правления страной Джеральду Форду.

За калейдоскопом "уотергейтских" событий и сенсационных разоблачений из поля зрения американской общественности ускользали важные вопросы, без ответа на которые "Уотергейт" предстает просто уголовной хроникой. А именно: почему столь незначительный по американским меркам эпизод, как проникновение в штаб-квартиру оппозиционной партии, привел к столь серьезным политическим последствиям и какие силы в американском правящем классе были заинтересованы в низвержении президента? Ответить на эти вопросы сложнее, чем разобраться в чисто фактических хитросплетениях "Уотергейта".

В Соединенных Штатах существует немало концепций относительно зарождения и развития "уотергейтского" скандала, свое слово сказали и советские авторы.

Одна из наиболее популярных трактовок "Уотергейта" объясняет его как ловушку, подстроенную для Никсона руководством демократической партии. Конечно, демократы были в известной степени заинтересованы в дискредитации своих политических оппонентов. Имеются данные, полученные в ходе расследования комитетом Эрвина, что председатель НК демократической партии Л. О’Брайен заранее знал о планировавшемся вторжении в его штаб-квартиру. Но в то же время нельзя упускать из виду, что противоречия между американскими буржуазными партиями отнюдь не антагонистические, каждая из них верно служит господствующему классу, и одна не может существовать без другой. Поэтому демократы на деле не могли желать установления "полной истины" и решительного ослабления партнера по двухпартийной комбинации, поскольку последовательное разоблачение явных злоупотреблений власти на уровне высших эшелонов американского руководства ударяло по авторитету всей партийно-политической системы. "Я не верю, что демократическая партия может с легким сердцем надеяться извлечь выгоду из уотергейтского дела, — писал в личном письме Сэм Эрвин. — Выдвигающиеся обвинения и открывающиеся свидетельства преступлений бросают черную тень недоверия на все общество. Наше общество не знает, кому верить, и многие приходят к выводу, что весь процесс управления настолько скомпрометирован, что честное руководство оказывается невозможным"64. И не случайно, что те обвинения, которые демократы в комитете Эрвина и юридическом комитете палаты представителей выдвигали против Никсона, "на глазах канализировались, — по меткому замечанию Н. Н. Яковлева, — в направление, не слишком опасное для строя, существующего в США"65.

Не меньшей популярностью пользуется версия о ловушке со стороны ЦРУ. Хорошо известно, что связи с ЦРУ, формальные и неформальные, существовали у многих действующих лиц "Уотергейта". "ЦРУ имело все основания подстроить ловушку Никсону, чтобы потом использовать возникший скандал в своей борьбе с президентом, — пишет А. А. Кокошин. — Руководители ЦРУ небезосновательно опасались, что Никсон постарается установить над их деятельностью жесткий политический контроль"66. Решительное стремление ограничить роль этой организации созрело у президента после-победы на выборах 1968 г. "Никсон считал настоятельной необходимостью исключить ЦРУ из формулирования политики"67, — вспоминал Киссинджер беседу с Никсоном незадолго до вступления того на президентский пост. Президент с подозрительностью относился к политическим настроениям сотрудников ЦРУ. Он считал, что подавляющее их большинство стоит на либеральных позициях "восточного истэблишмента".

Мнение о том, что в раздувании "уотергейтского" скандала открыто принимало участие руководство демократической партии и тайно — ЦРУ, подтверждает в своих мемуарах такой осведомленный "герой" описываемых событий, как Холдеман. Но он явно опровергает версию о "ловушке", доказывая, что Никсон самостоятельно дал команду "водопроводчикам" проникнуть в штаб-квартиру демократов для сбора компрометирующих материалов на О’Брайена, хотя позднее полностью отрицал даже перед ближайшими сотрудниками свою роль в этой "абсурдной акции".