Рестарт — страница 10 из 35

Отцу, преданному болельщику «Харрикейнз», происходящее на поле явно не нравится. Чем дальше, тем мрачнее он делается и в конце концов впадает в черное отчаяние.

– Ты это видел? – сокрушенно восклицает он. – При таком розыгрыше левый гард должен делать блок в ноги! А так раннинбек трех шагов не сделает! – Или: – Квотербек не видит поля! Вон же – открылся для паса в очковой зоне! – Или: – Кто же так перехватывает! Ты, когда играл, разве так перехватывал? Я лично перехватывал совсем по-другому!

– Я не помню, как играл в футбол, – честно говорю ему я, наезжая зумом на схватку. – Поэтому понятия не имею, как и кого я перехватывал.

– Э-э, тогда совсем другое дело было, – горько усмехается отец. – Захватываешь, бывало, противника под коленки и технично так укладываешь на травку.

«Харрикейнз» к этому временем проигрывают 7:24. Забавно, что я начисто забыл всю свою футбольную карьеру, но как играть в футбол – помню. Наблюдая в процессе съемки за игрой, я более или менее понимаю, что происходит на поле. То ли «Ист-Норвич» сегодня в ударе, то ли «Харрикейнз» в этом сезоне далеко до команды мечты. Не знаю, насколько хорошо я играл, но как-то не верится, что отсутствие на поле одного-единственного игрока могло превратить чемпионов штата в сборище недотеп.

– Нашим не хватает слаженности, – замечаю я. – Линия нападения неплохо открывает бреши, но беки каждый раз не готовы в них бежать.

– В точку! – Отец пребольно хлопает меня по пострадавшему плечу. – Я всегда говорю: создавать моменты наши умеют – осталось научиться их использовать!

Мы с отцом наверняка не первый раз сходимся во мнении, но других случаев я просто не помню. И еще, оказывается, из-за амнезии я забыл, как это здорово, когда отец тебя хвалит.

Элен разгромила кукольную квартиру и смертельно заскучала.

– Папа, может, уже пойдем?

– Не сейчас, детка, – отвечает отец, не отрывая взгляда от футбольного поля. – Еще только третья четверть.

Я направляю камеру на сестру.

– Может, расставишь мебель обратно? И тогда мы снимем фильм про твоих кукол.

Она смотрит на меня с презрением.

– Это не куклы, а Барби.

– Из Барби могут выйти прекрасные актрисы, – говорю я.

Элен старательно расставляет на трибуне пластмассовые стулья и столы, а квотербек Джоуи Петронус тем временем пасует мяч прямо в руки противнику, после чего «Ист-Норвич» легко зарабатывает еще один тачдаун.

Этого отец уже снести не в силах и на чем свет стоит кроет игроков, тренеров и даже ребят, которые рисовали разметку на поле. Под конец достается и мне:

– А ты что расселся со своей камерой? Тебе бы не картинки снимать, а по полю бегать! Ты сам не помнишь, как здорово играл, но поверь мне, игрок из тебя что надо!

Я собираюсь объяснить отцу, что мне надо снять игру для видеоежегодника, но вовремя спохватываюсь. Интуиция подсказывает, что отец хочет услышать от меня совсем другое.

– Я хочу снова начать играть, – говорю я. – И начну, как только разрешит врач. Вот увидишь, я обязательно выйду на поле.

Отец довольно кивает.

– Да, Чемпион, мы, Эмброзы, такие! Мы делаем дело. А другие пусть нас снимают, если так хотят.

Элен разыгрывает целую пьесу про своих Барби. Я снимаю ее на видео и параллельно слушаю отца, эмоционально комментирующего матч. Приключения Барби его, как ни странно, ни капли не интересуют.

Закончив снимать, я на крошечном экране камеры показываю Элен, что у меня получилось. Она визжит от восторга.

И тут – на трибунах стадиона, на поле которого две команды играют в плохой футбол, – я вспоминаю.

Со способностью запоминать у меня порядок. Я прекрасно помню все, что было со мной с того момента, когда пришел в себя. Но до больницы, до падения с крыши у меня в памяти пустота и одна только странная картинка: девочка в синем платье.

Но теперь я вспоминаю кое-что еще.

Элен. Она визжит, прямо как сейчас на стадионе.

Хотя нет… В воспоминании в ее визге ни радости, ни восторга. Щеки малиновые, лицо перекошено, вот-вот разревется.

У меня в руке плюшевый мишка. Ее любимая игрушка – это я помню отчетливо. Мишка у меня в левой руке… А его голова – в правой.

Я оторвал голову любимому плюшевому медвежонку четырехлетней девочки!

Далеко не самое приятное воспоминание, но все же…

– Я кое-что вспомнил!

– И что же? – равнодушно спрашивает отец; игра ему гораздо интересней.

– Что-то, что случилось до того, как я упал с крыши!

– Вот видишь! – Теперь отец сияет, как победитель. – Я же говорил, что с тобой все в порядке. Скоро окончательно вернешься в строй. А команде ты сейчас нужен как никогда!

На поле наш хавбек получает мяч и падает, погребенный под кучей игроков «Ист-Норвича». Отец на секунду отвернулся и пропустил этот момент – не заметил небольшой бреши на слабой стороне линии защиты.

А эту брешь можно было проскочить. Я бы точно проскочил!

Финт влево – вот бы что я сделал.

Уйти от лайнбекера – и вперед! Мысленно делая рывок, я втягиваю голову в плечи.

Теперь я вижу: я играл в футбол!

Вернее – играю. Я вижу себя на поле, и эта картина постепенно затмевает воспоминание о медведе с оторванной головой.

В конце концов, это всего-то мягкая игрушка. Сейчас Элен безоблачно счастлива, а все обиды остались в прошлом.

Да она уже, поди, и забыла про того медведя.

Глава девятаяЧейз Эмброз

После матча я иду в раздевалку записать интервью с игроками. Первое, что я вижу на подходе, – Эрон захлопывает тяжелую металлическую дверь прямо перед носом у Хьюго. Тот испуганно отшатывается от двери и утыкается в меня.

– Спокойно, Хьюго. Это я.

– Привет, Чейз, – говорит он дрожащим голосом. – Я тут хотел команду поснимать. – Он демонстрирует мне флип-камеру.

– Я думал, мисс ДеЛео поручила это мне.

– Да-да, конечно поручила, – успокаивает меня Хьюго. – Просто мы боялись, что ты забудешь.

– В каком смысле забуду? – недовольно спрашиваю я.

Он заливается краской и пугливо отступает на шаг назад.

– То-то-только без обид, – с запинкой произносит он.

Не успеваю я ответить, как за спиной у Хьюго открывается дверь и из нее высовывается Питон.

– Я же сказал, это его голос! – кричит он и тащит меня за собой в раздевалку, а Хьюго снова выталкивает за порог.

– Он со мной, – говорю я.

– Да ладно тебе! – смеется Питон.

– Я серьезно. Мы снимаем сюжет про команду для видеоежегодника.

Питон пропускает Хьюго внутрь. Он мне за это, конечно, признателен, но не больно-то рад и явно чувствует себя как на минном поле.

Несколько игроков меня радостно приветствуют, но в целом настроение в команде неважное. Да это и понятно: их только что разделали как котят. Когда же до ребят доходит, что я явился как репортер, а не чтобы сообщить, что мне разрешили играть, они даже не стараются скрыть разочарование.

– А так посмотришь – все с тобой в порядке, – говорит Джоуи. – Даже рука давно не на перевязи.

Я понимаю его недовольство. Джоуи сегодня основательно облажался на позиции квотербека. Будь рядом с ним на поле хороший раннинбек, это бы здорово облегчило ему жизнь.

– У меня было сотрясение мозга, – объясняю я. – Из-за него врачи велят соблюдать осторожность.

Лэндон Рубио переводит подозрительный взгляд с меня на Хьюго и обратно.

– Ты понятно – пропустишь несколько игр. А этот-то что тут делает?

Хьюго робко демонстрирует видеокамеру, но его закидывают грязными форменными гольфами.

Я пытаюсь вступиться за Хьюго:

– В видеоежегоднике мы рассказываем про все виды спорта, какими занимаются у нас в школе, про гольф и бадминтон в том числе. Если сюжета про футбол там не будет, то только по вашей вине. Так что потом не жалуйтесь.

– В ежегоднике? – повторяет за мной Джоуи. – Мало того, что ты на поле не выходишь, так ты еще в редакцию ежегодника пристроился?

– Видеоежегодника, – поправляет его Хьюго – и получает свернутым полотенцем по уху.

– Эй-эй, спокойно! – Эрон встает между командой и нами с Хьюго. – Человек не виноват, что врач у него – трус и тормоз.

– А чего он с ботанами из видеоклуба связался? – не унимается Лэндон.

– Ни с кем он не связался, – спокойно объясняет Эрон. – Он снимает про нас сюжет и старается, чтобы «Харрикейнз» в ежегоднике выглядели красавцами. Так он со скамейки запасных помогает своей команде.

– Ты, Рубио, лучше молчи, – усмехается Питон. – С твоей будкой любого, у кого ты выйдешь красавцем, надо на руках носить.

– Слово даю, – вмешиваюсь я в назревающую перепалку, – как только врач разрешит, я тут же выйду на поле.

Насколько я могу судить, мое обещание всех удовлетворяет. Только Хьюго, судя по украдкой брошенному взгляду, меня не очень понимает. Да и откуда ему понять? Он же не спортсмен и играет разве что на компьютере.

Джоуи вдруг берет и запускает в меня мячом. Я как бы со стороны наблюдаю, как мои руки на лету перехватывают его.

Реакция в норме.

Это приятно, потому что означает, что проклятая амнезия не до конца отняла у меня – меня прошлого.

Мы записываем несколько интервью. Со мной ребята словоохотливы и кривляются так, будто мы с ними делаем селфи. Хьюго они отвечают односложно. Когда я говорю, что так не пойдет, он бормочет что-то в том смысле, что все исправит при монтаже. Не знаю, как монтаж поможет исправить такой, например, диалог: – Какие у тебя соображения о предстоящем сезоне? – Хорошие.

Когда мы заканчиваем, Хьюго торопится поскорее унести ноги. Футбольная раздевалка для него – вражеская территория. А я себя чувствую там как дома.

– Я бы тебе с радостью все уши изъездил рассказами о своем пути к футбольной славе, – вальяжным тоном говорит Эрон, – но нам с Питоном пора идти старичков поить.

– Я с вами.

Они таращатся на меня так, будто я только что объявил, что завтра лечу на Юпитер.