Отцу, преданному болельщику «Харрикейнз», происходящее на поле явно не нравится. Чем дальше, тем мрачнее он делается и в конце концов впадает в черное отчаяние.
– Ты это видел? – сокрушенно восклицает он. – При таком розыгрыше левый гард должен делать блок в ноги! А так раннинбек трех шагов не сделает! – Или: – Квотербек не видит поля! Вон же – открылся для паса в очковой зоне! – Или: – Кто же так перехватывает! Ты, когда играл, разве так перехватывал? Я лично перехватывал совсем по-другому!
– Я не помню, как играл в футбол, – честно говорю ему я, наезжая зумом на схватку. – Поэтому понятия не имею, как и кого я перехватывал.
– Э-э, тогда совсем другое дело было, – горько усмехается отец. – Захватываешь, бывало, противника под коленки и технично так укладываешь на травку.
«Харрикейнз» к этому временем проигрывают 7:24. Забавно, что я начисто забыл всю свою футбольную карьеру, но как играть в футбол – помню. Наблюдая в процессе съемки за игрой, я более или менее понимаю, что происходит на поле. То ли «Ист-Норвич» сегодня в ударе, то ли «Харрикейнз» в этом сезоне далеко до команды мечты. Не знаю, насколько хорошо я играл, но как-то не верится, что отсутствие на поле одного-единственного игрока могло превратить чемпионов штата в сборище недотеп.
– Нашим не хватает слаженности, – замечаю я. – Линия нападения неплохо открывает бреши, но беки каждый раз не готовы в них бежать.
– В точку! – Отец пребольно хлопает меня по пострадавшему плечу. – Я всегда говорю: создавать моменты наши умеют – осталось научиться их использовать!
Мы с отцом наверняка не первый раз сходимся во мнении, но других случаев я просто не помню. И еще, оказывается, из-за амнезии я забыл, как это здорово, когда отец тебя хвалит.
Элен разгромила кукольную квартиру и смертельно заскучала.
– Папа, может, уже пойдем?
– Не сейчас, детка, – отвечает отец, не отрывая взгляда от футбольного поля. – Еще только третья четверть.
Я направляю камеру на сестру.
– Может, расставишь мебель обратно? И тогда мы снимем фильм про твоих кукол.
Она смотрит на меня с презрением.
– Это не куклы, а Барби.
– Из Барби могут выйти прекрасные актрисы, – говорю я.
Элен старательно расставляет на трибуне пластмассовые стулья и столы, а квотербек Джоуи Петронус тем временем пасует мяч прямо в руки противнику, после чего «Ист-Норвич» легко зарабатывает еще один тачдаун.
Этого отец уже снести не в силах и на чем свет стоит кроет игроков, тренеров и даже ребят, которые рисовали разметку на поле. Под конец достается и мне:
– А ты что расселся со своей камерой? Тебе бы не картинки снимать, а по полю бегать! Ты сам не помнишь, как здорово играл, но поверь мне, игрок из тебя что надо!
Я собираюсь объяснить отцу, что мне надо снять игру для видеоежегодника, но вовремя спохватываюсь. Интуиция подсказывает, что отец хочет услышать от меня совсем другое.
– Я хочу снова начать играть, – говорю я. – И начну, как только разрешит врач. Вот увидишь, я обязательно выйду на поле.
Отец довольно кивает.
– Да, Чемпион, мы, Эмброзы, такие! Мы делаем дело. А другие пусть нас снимают, если так хотят.
Элен разыгрывает целую пьесу про своих Барби. Я снимаю ее на видео и параллельно слушаю отца, эмоционально комментирующего матч. Приключения Барби его, как ни странно, ни капли не интересуют.
Закончив снимать, я на крошечном экране камеры показываю Элен, что у меня получилось. Она визжит от восторга.
И тут – на трибунах стадиона, на поле которого две команды играют в плохой футбол, – я вспоминаю.
Со способностью запоминать у меня порядок. Я прекрасно помню все, что было со мной с того момента, когда пришел в себя. Но до больницы, до падения с крыши у меня в памяти пустота и одна только странная картинка: девочка в синем платье.
Но теперь я вспоминаю кое-что еще.
Элен. Она визжит, прямо как сейчас на стадионе.
Хотя нет… В воспоминании в ее визге ни радости, ни восторга. Щеки малиновые, лицо перекошено, вот-вот разревется.
У меня в руке плюшевый мишка. Ее любимая игрушка – это я помню отчетливо. Мишка у меня в левой руке… А его голова – в правой.
Я оторвал голову любимому плюшевому медвежонку четырехлетней девочки!
Далеко не самое приятное воспоминание, но все же…
– Я кое-что вспомнил!
– И что же? – равнодушно спрашивает отец; игра ему гораздо интересней.
– Что-то, что случилось до того, как я упал с крыши!
– Вот видишь! – Теперь отец сияет, как победитель. – Я же говорил, что с тобой все в порядке. Скоро окончательно вернешься в строй. А команде ты сейчас нужен как никогда!
На поле наш хавбек получает мяч и падает, погребенный под кучей игроков «Ист-Норвича». Отец на секунду отвернулся и пропустил этот момент – не заметил небольшой бреши на слабой стороне линии защиты.
А эту брешь можно было проскочить. Я бы точно проскочил!
Финт влево – вот бы что я сделал.
Уйти от лайнбекера – и вперед! Мысленно делая рывок, я втягиваю голову в плечи.
Теперь я вижу: я играл в футбол!
Вернее – играю. Я вижу себя на поле, и эта картина постепенно затмевает воспоминание о медведе с оторванной головой.
В конце концов, это всего-то мягкая игрушка. Сейчас Элен безоблачно счастлива, а все обиды остались в прошлом.
Да она уже, поди, и забыла про того медведя.
Глава девятаяЧейз Эмброз
После матча я иду в раздевалку записать интервью с игроками. Первое, что я вижу на подходе, – Эрон захлопывает тяжелую металлическую дверь прямо перед носом у Хьюго. Тот испуганно отшатывается от двери и утыкается в меня.
– Спокойно, Хьюго. Это я.
– Привет, Чейз, – говорит он дрожащим голосом. – Я тут хотел команду поснимать. – Он демонстрирует мне флип-камеру.
– Я думал, мисс ДеЛео поручила это мне.
– Да-да, конечно поручила, – успокаивает меня Хьюго. – Просто мы боялись, что ты забудешь.
– В каком смысле забуду? – недовольно спрашиваю я.
Он заливается краской и пугливо отступает на шаг назад.
– То-то-только без обид, – с запинкой произносит он.
Не успеваю я ответить, как за спиной у Хьюго открывается дверь и из нее высовывается Питон.
– Я же сказал, это его голос! – кричит он и тащит меня за собой в раздевалку, а Хьюго снова выталкивает за порог.
– Он со мной, – говорю я.
– Да ладно тебе! – смеется Питон.
– Я серьезно. Мы снимаем сюжет про команду для видеоежегодника.
Питон пропускает Хьюго внутрь. Он мне за это, конечно, признателен, но не больно-то рад и явно чувствует себя как на минном поле.
Несколько игроков меня радостно приветствуют, но в целом настроение в команде неважное. Да это и понятно: их только что разделали как котят. Когда же до ребят доходит, что я явился как репортер, а не чтобы сообщить, что мне разрешили играть, они даже не стараются скрыть разочарование.
– А так посмотришь – все с тобой в порядке, – говорит Джоуи. – Даже рука давно не на перевязи.
Я понимаю его недовольство. Джоуи сегодня основательно облажался на позиции квотербека. Будь рядом с ним на поле хороший раннинбек, это бы здорово облегчило ему жизнь.
– У меня было сотрясение мозга, – объясняю я. – Из-за него врачи велят соблюдать осторожность.
Лэндон Рубио переводит подозрительный взгляд с меня на Хьюго и обратно.
– Ты понятно – пропустишь несколько игр. А этот-то что тут делает?
Хьюго робко демонстрирует видеокамеру, но его закидывают грязными форменными гольфами.
Я пытаюсь вступиться за Хьюго:
– В видеоежегоднике мы рассказываем про все виды спорта, какими занимаются у нас в школе, про гольф и бадминтон в том числе. Если сюжета про футбол там не будет, то только по вашей вине. Так что потом не жалуйтесь.
– В ежегоднике? – повторяет за мной Джоуи. – Мало того, что ты на поле не выходишь, так ты еще в редакцию ежегодника пристроился?
– Видеоежегодника, – поправляет его Хьюго – и получает свернутым полотенцем по уху.
– Эй-эй, спокойно! – Эрон встает между командой и нами с Хьюго. – Человек не виноват, что врач у него – трус и тормоз.
– А чего он с ботанами из видеоклуба связался? – не унимается Лэндон.
– Ни с кем он не связался, – спокойно объясняет Эрон. – Он снимает про нас сюжет и старается, чтобы «Харрикейнз» в ежегоднике выглядели красавцами. Так он со скамейки запасных помогает своей команде.
– Ты, Рубио, лучше молчи, – усмехается Питон. – С твоей будкой любого, у кого ты выйдешь красавцем, надо на руках носить.
– Слово даю, – вмешиваюсь я в назревающую перепалку, – как только врач разрешит, я тут же выйду на поле.
Насколько я могу судить, мое обещание всех удовлетворяет. Только Хьюго, судя по украдкой брошенному взгляду, меня не очень понимает. Да и откуда ему понять? Он же не спортсмен и играет разве что на компьютере.
Джоуи вдруг берет и запускает в меня мячом. Я как бы со стороны наблюдаю, как мои руки на лету перехватывают его.
Реакция в норме.
Это приятно, потому что означает, что проклятая амнезия не до конца отняла у меня – меня прошлого.
Мы записываем несколько интервью. Со мной ребята словоохотливы и кривляются так, будто мы с ними делаем селфи. Хьюго они отвечают односложно. Когда я говорю, что так не пойдет, он бормочет что-то в том смысле, что все исправит при монтаже. Не знаю, как монтаж поможет исправить такой, например, диалог: – Какие у тебя соображения о предстоящем сезоне? – Хорошие.
Когда мы заканчиваем, Хьюго торопится поскорее унести ноги. Футбольная раздевалка для него – вражеская территория. А я себя чувствую там как дома.
– Я бы тебе с радостью все уши изъездил рассказами о своем пути к футбольной славе, – вальяжным тоном говорит Эрон, – но нам с Питоном пора идти старичков поить.
– Я с вами.
Они таращатся на меня так, будто я только что объявил, что завтра лечу на Юпитер.