Ее начало задерживается на несколько минут, в течение которых операторы отмывают липкие руки и занимают позицию возле кучи листьев. Наконец Чейз дает отмашку, и я медленно качусь вниз.
Это медленно длится не долго – я неожиданно быстро ускоряюсь. Проходит всего несколько секунд, и я уже с умопомрачительной скоростью лечу вниз. По всем правилам мне для лучшей устойчивости следовало бы слегка присесть, но от страха у меня не гнутся коленки. Набегающие воздушные потоки струйками уносят с моего лица сироп. Сквозь страх пробивается мысль о том, что видео запросто может разлететься по Сети даже быстрее, чем я рассчитывал, но уже под другим названием – не «Лиственный человек», а «Обсиропленный школьник, навернувшись с роликов, ломает себе все кости».
Сквозь коричневатую пленку сиропа мне видно Кимберли и Чейза. Они стоят по сторонам от кучи листьев, направив на меня видеокамеры. Ну, то есть, Чейз-то точно держит меня в прицеле, а Кимберли снимает скорее воздух у меня над головой. Через мгновение оба исчезают у меня из вида и перед глазами остается только несущаяся в лицо гора листвы.
Вжжжух! – я влетаю в листья и останавливаюсь, похороненный под ними.
Несколько мгновений я лежу неподвижно, прислуживаясь к приглушенному листвой звуку Чейзова смеха. Вылезти из-под завалившей меня груды не так-то просто, потому что довольно большую, налипшую на сироп часть этой груды приходится тащить с собой. Счистив листья с лица, я вижу, что куча уменьшилась раза в три.
Едва переведя дыхание, я ставлю победную точку в сюжете – кричу, потрясая в воздухе кулаком: «Лиственный человек!»
Выговорить до конца слово «человек» мне не дает золотистый ретривер – он напрыгивает на меня, валит на землю и принимается слизывать сироп. Одновременно со всех сторон приближается лай, и я понимаю, что ко мне несутся все собаки, сколько их есть в парке.
И все-таки собаки лучше, чем мухи.
Я кое-как встаю на ноги. Коньки не едут – в колесики забились липкие от сиропа листья. Я делаю три неуклюжих шага, падаю ничком, и через секунду на мне уже топчется целая свора собак. К счастью, Чейз – хотя и сгибается пополам от смеха – твердо держит камеру и продолжает снимать.
– Я что-то не поняла, – сквозь собачье чавканье доносится до меня голос Кимберли. – Это что, должно быть смешно?
Удивительным образом после этого Кимберли мне нравится не меньше, чем раньше. А возможно, даже больше.
Любовь – она не только слепа. А еще и глупа.
Глава шестнадцатаяШошанна Уэбер
Джоэл совсем истосковался в своем Мелтоне. Раньше я надеялась, что он там понемногу обживется, но теперь вижу, что этого не происходит.
Он каждый вечер звонит домой и часами напролет разговаривает с мамой, с папой и со мной. Обычно он даже ни на что не жалуется, просто выпытывает у нас малейшие подробности всего, что без него творится в Хайавасси, – из этого сразу понятно, как сильно он тоскует по дому.
Позавчера вечером он позвонил мне по скайпу только для того, чтобы посмотреть, как я купаю нашу спаниелиху Митци. Она в тот день сбежала от нас, а когда наконец вернулась, была перемазана какой-то липкой гадостью вроде сиропа или меда, к которой приклеились желтые листья. Понадобилось три раза ее намыливать, а потом еще полчаса расчесывать щеткой. Все время, пока я возилась с Митци, Джоэл оставался на связи, помогал мне ее успокаивать и даже не пошел на ужин в столовую. А ведь совсем недавно он отказывался находиться с ней в одной комнате, потому что, видите ли, от собачьей шерсти у него начинался насморк.
О том, что я снимаю сюжет про мистера Солвэя, я Джоэлу рассказывать не рискую. Потому что вдруг он спросит, с кем вместе я его делаю. Обманывать я его не стану, но надо же будет как-то ответить. А если я вздумаю вилять, типа, «ну, там, с одним новеньким…», он тут же меня раскусит. Близнецы очень многое друг про друга понимают – даже на расстоянии в сотни миль.
Беда в том, что именно о видеоклубе Джоэл меня больше всего и расспрашивает. Я держу его в курсе создания школьного видеоежегодника, практически в реальном времени докладываю о жалких попытках Брендана обратить на себя внимание Кимберли Тули – это единственное, что еще может Джоэла рассмешить. И при этом изо всех сил стараюсь не сказать ничего такого, что подтолкнуло бы его задать вопрос, на которой я не смогу ответить.
Несколько раз он оказывается совсем к этому близок.
JWPianoMan:
Ты в национальном видеоконкурсе думаешь участвовать?
Shosh466:
В этом году нам жутко много задают.
Так мы с ним и общаемся. Я его не обманываю, но и всей правды не говорю.
И от этого мне грустно, потому что работа над сюжетом про мистера Солвэя сейчас занимает главное место в моей жизни. Мы легко могли бы остановиться еще две недели назад. Материала у нас отснято столько, что весь его нам никогда не использовать.
Мы по-настоящему подружились с нашим героем. И наша дружба уже не ограничивается расспросами на камеру, тем более что в последнее время мы ее почти не включаем. Вместо этого мы выводим мистера Солвэя погулять, он угощает нас ланчем. Однажды мы с ним устроили пикник. И вообще, мы с Чейзом очень к нему привязались.
Ну, вот я и сказала: «Мы с Чейзом».
Так же прочно, как мистер Солвэй, в мою жизнь вошел человек, которого мы с братом называем Альфа-Крыс. Если честно, то про себя я этим прозвищем его почти не называю. Как бы мне этого ни хотелось. Я понимаю, что именно так и не иначе должен называть его всякий, кому дорога семья Уэбер. Мне ничего не стоит прочитать университетскую лекцию о том, почему Чейз был самой мерзкой из всех крыс, когда-либо мочивших свой хвост в первобытной жиже.
Но тут важно другое. Да, он был омерзительной крысой. А теперь ею быть перестал. Он как версия 2.0 самого себя, в которой программисты выловили и удалили все плохое.
Даже в компании Бета- и Гамма-Крыса он не делает ничего дурного. Эти двое отбывают исправительные работы в доме престарелых на Портленд-стрит, там мы их однажды встретили. Чейз, Эрон и Питон по-прежнему держат себя по-дружески, но между ними заметно какое-то напряжение. Не знаю, то ли Эрон с Питоном слегка опасаются Чейза, то ли он их. А может быть, все проще: когда один из компании придурков становится не таким придуристым, как остальные, компания этого не выдерживает и разваливается.
Чейз действительно стал другим. Он стал хорошим. Когда он защищал Брендана от футболистов, я подумала было, что он просто решил проучить своих. Но больше он ничего похожего не делал.
Лучшее свидетельство того, насколько переменился Чейз, – его отношения с мистером Солвэем. У того никогда не было детей, и Чейз практически заменил ему внука. Сначала мне казалось, что мистер Солвэй покорил воображение Чейза как герой, награжденный медалью Почета, но на самом деле тут что-то гораздо большее. С какой бы симпатией ни относился мистер Солвэй ко мне, это совсем не то, что его привязанность к Чейзу. В наших разговорах втроем я фигурирую у него не иначе как «твоя подружка» или, когда старик забывается, «твоя девушка».
Когда он впервые так меня называет, лицо у Чейза приобретает цвет спелого баклажана. Цвет моего наверняка делается еще насыщеннее и ярче.
– Она не моя девушка, мистер Солвэй, – смущенно бормочет Чейз. – Мы с ней просто… – Он запинается, потому что собрался было сказать, что мы друзья, но испугался, что ему от меня достанется. В тот раз, пожалуй, и досталось бы. А сейчас – не уверена.
– Мы вместе занимаемся в видеоклубе, – прихожу на выручку я.
Старик закатил глаза.
– Да-да, рассказывай.
Мистер Солвэй больше не ведет жизнь затворника, но человеком легким и приятным в общении от этого не стал. Все такой же невоздержанный на язык, он по привычке говорит что думает, не слишком заботясь о том, что его слова могут кого-то задеть. Он ожесточенно спорит с ведущими телевизионных новостей, которых считает идиотами, а ситкомы смотрит с каменным лицом, доказывая этим, что они не бывают смешными. Телескоп «Хаббл» он считает выдумкой и утверждает, что картинки, которые тот якобы передает с орбиты, снимают на киностудии в Голливуде. Пилюли от подагры мистер Солвэй пить отказывается. Вместо этого он нанизывает их на нитку, чтобы получилось ожерелье, которое он планирует преподнести сестре Дункан в качестве прощального подарка, когда та будет вынуждена уволиться, будучи больше не в силах выносить его выходки.
– Зачем же вы так, мистер Солвэй? – упрекает его Чейз. – Вам ведь нравится сестра Дункан. И она к вам относится хорошо.
– Она ничего не понимает в медицине, – ворчит в ответ мистер Солвэй. – У меня нет никакой подагры, просто иногда болят ноги. Посмотрим, как она сама в мои годы отплясывать станет.
Собеседник он интересный, но может и утомлять. Иногда мистер Солвэй утомляет самого себя и прямо при нас засыпает. Тогда Чейз накрывает его одеялом, и мы тихонько, на цыпочках уходим.
Сегодня мы с Чейзом собираемся пойти куда-нибудь перекусить и заодно посмотреть отснятый материал. Я предлагаю «Ледяной рай», где дают замороженный йогурт. И только потом вспоминаю, чем кончилась наша прошлая встреча в этом заведении.
Поймав его тревожный взгляд, я добавляю:
– Обещаю ничего тебе по голове не размазывать.
В «Ледяном раю» мы берем по мороженому с фруктами и орехами, садимся в угловой кабинке и смотрим на экранчике камеры видео, которое сняли за день.
Оно удалось. На нем мистер Солвэй уморительно разглагольствует о том, как появление в бейсболе назначенного хиттера окончательно погубило эту игру. Отснятого материала хватило бы нам по меньшей мере на пять сюжетов. Но мы все продолжаем снимать – только потому, как мне кажется, что уж больно нам не хочется расставаться с нашим героем.
Чейз думает так же.
– Даже когда закончим, я все равно буду к нему ходить, – говорит он.
– И я с тобой, – неожиданно для самой себя отзываюсь я.