Я чувствую, что бледнею. Вот так же, судя по всему, и я рассуждал до того, как упал с крыши.
Нравится мне это или нет, но и тогда я был собой.
В тот же день ближе к вечеру мы с Шошанной заканчиваем монтировать сюжет, которому дали название «Воин». Как ни хочется нам обоим поскорее показать его мистеру Солвэю, по дороге на Портленд-стрит мы, как обычно, заходим к Шошанне, чтобы сохранить видео на ее домашний компьютер.
Как всегда, я остаюсь подождать Шошанну на лужайке. Но она, подойдя к двери, оборачивается и спрашивает меня:
– Не зайдешь?
У меня в голове мелькают вопросы: я не ослышался? Она не шутит? Ее мама меня не убьет? А ее брат? А собака?
Но я сразу понимаю, что, задав хоть один из них, я все навсегда испорчу. Поэтому я молча захожу в дом вслед за ней.
Миссис Уэбер отрывается от книги, удивленно смотрит на меня и как ни в чем не бывало снова погружается в чтение. Джоэл, который, как обычно, сидит за роялем в гостиной, при виде меня перестает играть, пристально смотрит на меня – и играет дальше.
Митци и та машет хвостом.
Глава девятнадцатаяПитон Братски
Нам объявляют, что сейчас будет собрание. Это здорово. Все равно что вытянуть карточку «Выходи из тюрьмы» и с ней не идти на утренние уроки. Что за собрание? Да какая разница.
В актовом зале установлен большой экран. Значит, потушат свет. Можно будет отлично вздремнуть, а то я вчера до трех ночи в компьютер играл.
Эрон бухается в кресло, задирает ноги на спинку переднего кресла и раскидывает руки по сторонам. Я проталкиваюсь к нему.
– Эй ты там, – недовольно бухтит лузер, у которого над плечом повис немаленький строительный ботинок Эрона.
Но потом видит, с кем имеет дело, и тут же притухает. Он и с ним его приятели, как зайчики, встают и уходят искать другое место.
Я приземляюсь рядом с Эроном.
– Разбуди, когда все кончится, – сонно бормочет он.
– Это лучше ты меня разбуди, – говорю я, мы отвешиваем друг другу по паре подзатыльников и располагаемся поспать.
Но тут оказывается, что нас согнали поздравить Чейза Эмброза и Шошанну Уэбер с тем, что они сняли супер-дупер-видео для какого-то никому не нужного конкурса. Я прямо всю жизнь мечтал посмотреть, как директор и учителя станут нахваливать чела, который всегда был таким же, как я, но потом грохнулся с крыши и очнулся умником.
Похвалили бы видео и разошлись – так ведь нет, придется его смотреть, все сорок минут. Меня это жутко бесит, про поспать можно забыть. Эрон, тот тоже сел прямо и злобно таращится на Эмброза и девчонку Уэбер.
Включают видео. И у меня реально выносит мозг. Фильм называется «Воин». А главный его герой – старикашка Солвэй, самый вредный Дамблдор из всех живущих на Портленд-стрит! Теперь ясно, зачем эти двое столько времени там торчали.
У Эрона прямо-таки дым из ушей идет.
– Сначала он выставляет нас дураками, когда ходит на исправительные работы, на которые его никто не заставляет ходить, – возмущается он. – А потом еще снимает про это фильм, чтобы все на свете узнали, какой он хороший! И делает это не один, а с девчонкой, чьи предки устроили нам исправительные работы! А я-то считал его своим другом!
– И почему именно Солвэй? – спрашиваю я.
– Точно, почему? Из огромной коллекции окаменелостей они выбрали мерзкого старого краба, который скандалит, если ему вдруг булочку положат не точно посередине тарелки.
– Я про другое. И ты знаешь, про что, – говорю я шепотом. – Сам подумай. Наверняка это не случайно.
– Чейз обо всем забыл. У него амнезия, – напоминает Эрон.
– Про амнезию ты уверен? А то она у него как-то слишком кстати образовалась.
– Из-за амнезии он забыл, что был одним из нас, – говорит Эрон с горечью.
Я киваю.
– Раньше он играл в футбол. Теперь не играет. А то, что, типа, собирается вернуться в команду, – это он, по-моему, просто мозги нам пудрит. Он снял фильм вместе с Шошанной Уэбер и того гляди помирится с Джоэлом. А нас для него теперь как бы и нет.
На экране появляется крупный снимок медали Почета. За кадром Шошанна объясняет, что это не та самая медаль, которую вручили мистеру Солвэю. Оказывается, чудесный мистер Солвэй не только герой, но еще вдобавок и скромняга. Он никогда не носил этой побрякушки, чтобы случайно не обидеть тех, кому ее не дали. И за долгие годы она у него куда-то задевалась.
– Ага, так все и было, – говорю я себе под нос.
– Тссс! – затыкает меня Эрон.
Когда зажигается свет, все минут пять стоя аплодируют Эмброзу и девчонке Уэбер. Это меня бесит – ведь им смотреть кино было так же тоскливо, как и мне. Потом на сцену вытаскивают всех членов видеоклуба, потому что они помогали снимать. Мисс ДеЛео зачитывает письмо, в котором директор дома престарелых благодарит создателей фильма за их обалденность, а школу – за то, что в ней такие обалденные ученики. Меня от всего этого тошнит.
Нас с Эроном приговорили ходить в эту богадельню три раза в неделю, считай, до тех пор, пока не состаримся настолько, чтобы самим там поселиться. И что нам за это достается? Только крики и ругань – что от медсестер, что от Дамблдоров. А Чейз, который намного хуже нас, получает любовное письмо от директора.
Никогда еще мне не было так приятно снова оказаться в учебном классе.
– Так дальше не пойдет, – говорю я Эрону, когда он садится рядом. – Он нас держит за не пойми кого, а мы молчим.
Эрон в первый раз в жизни совершенно серьезно смотрит на меня.
– Я знаю, как освежить Чейзу память. Как напомнить, кто его настоящие друзья.
Глава двадцатаяБрендан Эспиноза
«Лиственный человек» набрал довольно-таки много просмотров на Ютьюбе, но в хиты, к сожалению, не выбился. Чтобы ролик стал вирусным, у него должна набраться критическая масса зрителей, а потом – раз! – все только о нем и говорят. «Лиственному человеку» просто не хватило для этого разгону.
Главный облом заключается в том, что из-за этого клипа у меня как-то все застопорилось с Кимберли. Нет, она по-прежнему нормально со мной разговаривает, но это, боюсь, оттого, что она считает меня психом и поэтому жалеет. А я, с другой стороны, прихожу к заключению, что у нас с ней не больно-то совместимое чувство юмора. Это не значит, что мы с ней несовместимы, но нам вряд ли будут нравиться одни и те же книжки, передачи и фильмы.
А кроме того, она все еще совершенно повернута на Чейзе, поэтому все эти совместимости-несовместимости сейчас не важны. А важно то, что она меня практически не замечает.
Ну ничего, у меня есть идея для нового клипа – уж от него-то у нее точно снесет крышу. Тем более что главное в нем не юмор, а полет фантазии и спецэффекты.
Называется клип «Человек-оркестр». Место действия: школьный репетиционный зал. На фоне зеленого экрана я по очереди имитирую игру на всех инструментах школьного оркестра. Потом в видеоредакторе накладываю себя на все места, которые занимают на подиуме оркестранты, и получается оркестр, где за всех музыкантов – один я.
Джоэл помогает мне зарезервировать зал на четверг после уроков. На музыкальном отделении все так рады возвращению главной звезды школьного музыкального небосвода, что миссис Гилбрайд готова сделать для него что угодно, да хоть первенца своего ему в жертву принести. А еще Джоэл слывет хорошим мальчиком, который ничего не поломает и мусора после себя не оставит.
К сожалению, Чейз в съемках участвовать не сможет. Как раз в это время ему надо будет писать тест по социологии, который он пропустил из-за визита к врачу, который лечит свалившихся с крыши. Но, как говорится, нет худа без добра. В том, что Чейза не будет на съемочной площадке, я вижу следующие плюсы: а) Джоэл вызвался вместо него поработать оператором, а снимает он неплохо; б) есть у Чейза амнезия или нет, миссис Гилбрайд все равно близко не подпустила бы его к инструментам – она до сих пор оплакивает тот рояль, как если бы его подарил школе сам Бетховен; и, наконец, в) Кимберли, когда рядом оказывается Чейз, ни на чем не может сконцентрироваться, и поэтому-то, наверное, до нее не дошел юмор «Лиственного человека». В этот раз, пока Чейз будет писать тест, она сможет сосредоточить свое внимание на мне.
Сначала я планирую взять напрокат смокинг, потому что настоящие музыканты из оркестра одеваются со строгим шиком, но мама не дает мне денег. Поэтому я изворачиваюсь как могу. Беру светло-серый костюм, который надевал на бар-мицву, и крашу его кремом для обуви. Белую рубашку я тоже слегка покрасил. Надеюсь, на видео этого никто не заметит – в кадре я буду в нескольких экземплярах, но, к счастью, довольно общим планом. Чтобы мой наряд еще больше походил на смокинг, я одалживаю у отца галстук-бабочку.[10]
При виде меня, появившегося из дверей туалета в полном артистическом прикиде, Кимберли морщит нос – ей это, кстати, очень идет.
– Ну от тебя и воняет! Ты что, жидкостью для заправки маркеров облился?
– Это крем для обуви, – объясняю я. – И воняет им не от меня, а от костюма. Мне надо было изобразить строгий костюм.
– А чем тебе нормальная одежда не подошла?
– Тем, что музыканты в оркестре одеваются строго.
– Но ты же не музыкант.
Если Кимберли вообще не обращает на меня внимания, то чего удивляться, что она не читает сценарии, которые я ей присылаю. Но ничего, по пути в репетиционный зал я ей вкратце рассказываю, что там сейчас будет происходить.
Выслушав меня, она говорит:
– Ты капаешь на пол черным.
– Правда?
Ай-ай-ай. За мной по коридору тянется цепочка черных пятен. Но сейчас поздно что-либо предпринимать. Вот снимем видео, и тогда я все уберу. Наверно, крем для обуви легко оттирается спиртом. Или, может быть, жидкостью для снятия лака?
Джоэл дожидается меня в репетиционном зале. Он уже повесил позаимствованный в видеоклубе зеленый экран, расставил по местам музыкальные инструменты и установил камеру на штатив – так как съемка будет вестись со штатива, мы легко обойдемся без Чейза с его твердой рукой. Протянув по залу провода, Джоэл подключил несколько дополнительных источников света. Можно начинать.