Все напрасно, надежды не оправдались: девочка в синем платье указала мне место, откуда я упал, и на этом все.
Медленно, дюйм за дюймом спускаясь по крыше, я придерживаюсь правой рукой за боковую стенку слухового окна, покрытую кедровой дранкой. Как-то не хочется снова спикировать на землю, хотя мне было бы поделом. Но тут дранка, за которую я держусь, отваливается и я начинаю скользить вниз. За долю секунды мне удается затормозить, но потом я долго лежу, замерев, и дожидаюсь, пока бешеный пульс вернется в норму.
Лежа так, я замечаю голубой лоскуток, засунутый за отставшую дранку. И мгновенно понимаю, что это такое.
Я протягиваю руку, берусь за голубую ленту и, едва потянув, чувствую тяжесть прикрепленной к ней медали. Золотистая пятиконечная звезда цепляется за утеплитель. Я тяну сильнее, и вот она у меня в руке – принадлежащая мистеру Солвэю медаль Почета. Украденная, спрятанная, забытая и в конце концов найденная.
Находка как будто пробила засор в трубах, и воспоминания накрыли меня волной. Уже через считанные мгновения я в подробностях знал, как все было.
В самом начале я лежу на крыше, довольный тем, какой замечательный наблюдательный пункт я себе устроил, и подсматриваю за мистером Тоттенхэмом. Он неуклюже занимается йогой на застекленной террасе – сидит в позе лотоса перед картиной с девочкой в синем платье. Для того чтобы посмотреть на это, я и залез на крышу. Уж больно забавная получается картинка: толстый дядька свернулся кренделем и сидит, из-за обтягивающего спортивного костюма флуоресцентно-желтого цвета похожий на гигантский мутировавший лимон.
Рукой, которой держался за конек, я тянусь за телефоном, чтобы сфотографировать желтого клоуна. А в следующий момент уже скольжу вниз по крыше. Черепицы все быстрее мелькают перед глазами, пока не сливаются в серый фон.
Я отчаянно пытаюсь хоть за что-то зацепиться и прекратить падение. Но все без толку. Я слишком сильно разогнался.
Подскочив на карнизе, я переворачиваюсь в воздухе. Теперь у меня перед глазами наш двор, стремительно летящий навстречу. Я набираю головокружительную скорость и уже предвкушаю удар о землю…
На этом воспоминания обрываются. В них я головой о землю не бьюсь.
Вот каким, оказывается, оно было – несчастье, которое перевернуло с ног на голову всю мою жизнь и едва меня не угробило. Так мне и надо, нечего было шпионить за мистером Тоттенхэмом. Какое мне может быть дело до того, что ему нравится заниматься йогой в подчеркивающем фигуру костюме? Но речь-то идет о прежнем Чейзе. А ему, как он сам говорил, до всего дело было. Интересно, если бы мне тогда удалось вытащить из кармана телефон, что я собирался делать с фотографией? Показать Эрону, Питону и всей команде? Вывесить в Фейсбуке? Распечатать в пятидесяти экземплярах и расклеить по городу?
Прежний Чейз делал то, что делал, и никто не знает почему, думаю я со вздохом. А мне, видимо, остается благодарить судьбу за то, что мне больше не надо быть им.
Я крепко сжимаю в руке медаль и осторожно сползаю все ниже, стараясь при этом, чтобы три из четырех конечностей всегда опирались о крышу. Параллельно я соображаю, что делать дальше. Брендану придется подождать. Самое главное сейчас – вернуть медаль законному владельцу. Поэтому первым делом я пойду к мистеру Солвэю.
Спустившись до карниза, я поворачиваюсь, сажусь на черепицу и перекидываю ногу через подоконник.
– Чейз?
Это мама. О нет.
– Ты обещал, что больше не будешь вылезать на крышу. Или мне лучше заколотить окно…
Я проскакиваю мимо нее и бросаю через плечо:
– Прости, мам. Мне срочно надо на Портленд-стрит.
– Стой! Я еще не закончила на тебя кричать! Ты что, забыл, что с тобой было этим летом? Ты не помнишь, что ты ничего не помнишь?
– Я тебе все потом объясню, – кричу я, сбегая по лестнице.
На кухне я хватаю с сушилки кухонное полотенце и заворачиваю в него медаль. Сую сверток в карман и выскакиваю за дверь.
Глава двадцать шестаяДжоэл Уэбер
Мой фингал уже больше не болит, но вид у меня такой, будто я лоб в лоб столкнулся с электровозом.
Судя по внешним проявлениям, процесс исцеления подглазника проходит тяжелее, чем его получения. Как раз когда начинает спадать отек, к сине-черному фону добавляются новые оттенки – фиолетовые, зеленые и желтые. Каждый раз, смотрясь в зеркало, я отмечаю, как меняется шедевр современного искусства, украшающий мое лицо. Так, например, вчера к его палитре добавился оранжевый.
Из всей семьи наблюдение за игрой цветов вокруг моей глазницы увлекает только меня. Парадоксальным образом родителям в этом смысле приходится даже хуже, чем мне. Если мне неприятно на себя смотреть, я могу не подходить к зеркалам. Для родителей такого выхода не существует. Глядя на мой разукрашенный глаз на любой ступени его колористической эволюции, они неизменно испытывают чувство вины.
– Может быть, не стоило привозить тебя обратно домой, – печально размышляет отец.
– Разумеется, стоило, – уверяю я его. – Я ненавидел Мелтон.
– Но разве ты не боишься, что снова начнется это? – с придыханием спрашивает мама.
Разумеется, боюсь. Чейз, Эрон и Питон издевались надо мной весь прошлый год, и это было больно, унизительно и дико страшно. Когда ты даже на велосипеде не можешь прокатиться без того, чтобы тебе в спицы не сунули клюшку, жизнь становится невыносимой. Ты понимаешь, что ни в чем не виноват; понимаешь, что твои преследователи – идиоты. И при этом все время думаешь, что ты каким-то образом эту травлю заслужил; что ты пусть самую малость, но хуже всех остальных. К остальным-то ведь никто не цепляется.
Но больше всего меня расстраивает то, как сильно я обманулся в Чейзе. Я искренне верил, что он изменился. И он даже начал было мне нравиться. Вот, оказывается, как сильно можно ошибаться в человеке.
Если родители просто не на шутку расстроились из-за моего фингала и обстоятельств его получения, то у сестры натурально снесло крышу. Любое изменение в топографии и цветовой гамме моего лица вызывает у Шош новые фантазии о том, как она бы разделалась с Чейзом. Расправа каждый раз получается жестокой, а иногда и настолько зверской, что даже слушать невозможно.
– Да ладно тебе, Шош, – говорю я по пути к Брендану. – Можно подумать, ты когда-нибудь засовывала живого человека в дробилку для дерева!
– При чем тут живой человек? – спокойно отвечает она. – Я же говорю про Альфа-Крыса. И если ты заметил, вставлять его в дробилку я планирую ногами вниз. Чтобы он видел, как нижняя часть тела…
– Перестань! – говорю я. – Ты бы такого не сделала. И никто бы не сделал. До такого даже испанская инквизиция не додумалась.
– Только потому и не додумалась, что тогда еще не изобрели дробилок для дерева, – угрюмо возражает она.
– Ну как хочешь, – примирительно говорю я и пытаюсь поменять тему: – Интересно, что Брендану от нас понадобилось?
– А сам как думаешь? – Настроение у нее по-прежнему не очень. – Наверняка придумал очередной дурацкий клип, для которого нужны актеры и съемочная группа.
– Он написал, что никаких видео, – напоминаю я.
– Хорошо бы это было правдой. А то и Брендана придется в дробилку отправить.
В этом вся моя сестра – умеет излишне драматизировать даже самую пустяковую проблему.
На дорожке у дома Брендана мы нос к носу сталкиваемся с Кимберли.
– Ой, привет, ребята, – говорит она, уставившись на мою физиономию. – Твой глаз… он уже лучше, – неуверенно добавляет она.
– Со мной все в порядке, – поспешно заявляю я. Мне не хочется, чтобы Шош и ее тоже отправила в дробилку.
– Ты тоже получила сообщение? – спрашивает моя сестра у Кимберли.
Та кивает.
– И Чейз тоже будет.
Что? Чейз?
Шош хватает меня за руку и тянет прочь от дома. Но тут с крыльца спускается Брендан и бежит к нам.
– Вы куда?
– Чейз Эмброз близко не подойдет к нам с братом!
– Для этого я вас и позвал! Чейз не виноват!
Шош продолжает тащить меня за руку.
– То есть не вообще не виноват, – не унимается Брендан. – Но Джоэла он ударил не нарочно! Для него все было так же неожиданно, как и для нас! У меня есть доказательство!
– Что за доказательство? – спрашиваю я.
– «Человек-оркестр», – отвечает он. – Видео уцелело. И оно доказывает, что Чейз хотел остановить Эрона и Питона.
– Мы идем домой, – упорствует Шош.
– Это ты идешь. А я остаюсь.
– Остаешься? – восклицает она. – И ждешь этого типа?
На этот раз я не дам ей собой помыкать.
– Я хочу узнать, как все было. Увидеть собственными глазами.
Она тоже остается – видимо считает, что мне нужна защита. Многим мальчишкам на моем месте было бы неудобно, но я даже чуточку ей благодарен. С минуты на минуту придет Чейз, и я не могу сказать наперед, какое чувство вызовет во мне его появление. Несколько раз я встречал его мимоходом в школе. Но сегодня мы с ним впервые после инцидента с огнетушителем окажемся в одной комнате.
Мы усаживаемся на диване в гостиной, на журнальный столик перед нами Брендан ставит компьютер.
– Я переписал видео с одной из флип-камер, – объясняет он. – Обнаружил его на флешке, когда принес камеру домой.
Брендан ставит на столик с компьютером миску с орешками и печеньем, и мы принимаемся ждать Чейза.
Проходит двадцать минут. Потом еще десять.
Кимберли изнывает от нетерпения, что не удивительно, потому что она пришла сюда исключительно ради Чейза.
– Ну и где же он?
Брендан пишет ему сообщение. Чейз не отвечает.
– Этого следовало ожидать, – мрачно ухмыляется Шош.
– Он обещал быть, – упорствует Брендан.
– Ему на вас наплевать. Как и на всех на свете, кроме себя любимого. Да поймите же наконец – он вас кинул. – Шош встает. – Идем, Джоэл. По милости Чейза Эмброза мы с тобой и так уже потратили кучу драгоценного времени.
– Включай видео, – говорю я Брендану. – Чейз потом посмотрит.