Почему я только сейчас обо всем догадался? Поздно. Сожалей не сожалей, а вернуть прошлое невозможно.
Я подтянул коленки к туловищу и уткнулся в них лицом. В памяти всплыло лицо Сохо. Может, попробовать ее разжалобить, чтобы отсрочила мою смерть? Нет, Сохо говорила, что не властна над человеческими жизнями; что не каждому дано распоряжаться жизнью.
Ах да, Ачжосси…
Только сейчас я вспомнил о нем.
Комната пустовала. Мое сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Неужели он не смог вернуться и все еще находится в больнице под присмотром врача и медсестер? Это было ужасно. Казалось, что моему телу передалась та боль, которую, должно быть, испытывает Ачжосси.
Как же поступить? Может, поискать его в больнице? Я помотал головой, не уверенный, что снова смогу вытерпеть эту боль. Но нельзя же бездействовать…
Будучи в замешательстве, я не мог принять решение, но вдруг услышал доносившийся из ванной слабый стон.
Я резко открыл дверь:
– Ачжосси!
Он, скорчившись, лежал в ванне на боку.
Время быстротечно
– Я был в больнице, когда начался приступ боли. Все произошло так неожиданно, я попал в реанимацию. Кое-как сбежал оттуда. – Это было первое, что сообщил Ачжосси, придя в сознание.
– Вокруг меня суетились врач с фонендоскопом и медсестры с капельницей, а боль становилась все сильнее. Я знал, что, лечи ее – не лечи, она не пройдет, и тогда, собрав остатки последних сил, я сбежал из больницы, пока они осматривали другого больного. Сколько времени я пробыл без сознания? – поинтересовался он.
– Сам не знаю. Я увидел вашу записку и тоже вышел из ресторана. Еле-еле смог вернуться и сразу потерял сознание.
– Ты тоже уходил?
– Мне было ужасающе больно. Не хотелось бы испытать такое дважды. А вы как решились выйти после того случая?
С его стороны это была огромная смелость.
– Нам дали мало времени. У меня была надежда получить желаемое в эти сорок девять дней, даже перетерпев боль. А по прошествии отпущенного срока и такой возможности уже не представится. Я ведь все равно покойник, неужто от боли умру еще раз? С такой решимостью я и ушел. А куда ходил ты?
– В больницу Халла, – ответил я без малейших колебаний.
Времени у нас с ним осталось мало. И потому мне было жалко тратить его на размышления, говорить ему правду или соврать.
– В больницу Халла? – Он вздрогнул от неожиданности.
– Я видел вас там. Как вы узнали, что она работает там? Вы ведь понятия не имели, где находится человек по имени Со Чжиён. – Я спросил его прямо.
– Ты что, шел за мной по пятам?
– Нет, зачем мне это?
– Тогда что ты делал в больнице Халла?
– Я первый спросил.
Ачжосси не ответил. Он молчал, уставившись в потолок.
– Давай сначала перекусим, а потом поговорим. – Шеф поднялся на дрожащих от слабости ногах и отправился на кухню шаткой походкой.
Было заметно, что он испытал гораздо более сильную боль, чем когда вышел в первый раз, и последствия теперь были очень ощутимы.
Прошло довольно много времени, прежде чем он вынес яичницу. Это заняло у него намного больше времени, чем обычно.
– Мне даже яйцо разбить трудно. Сколько дней у нас осталось? – спросил Ачжосси, протягивая мне вилку.
– Шесть. Ответьте на мой вопрос. – Я сунул в рот кусочек яичницы.
– Когда Чжиён приходила к нам, она пользовалась влажными салфетками. Так вот, на упаковке было написано «Больница Халла». Видимо, больница изготовила их в рекламных целях. Я предположил, что она работает там. Потому вчера пошел туда и убедился, что был прав. – Он ничего не ел, лишь ковыряя яичницу вилкой.
– А ты зачем ходил в ту больницу? – спросил Ачжосси.
Как раз в это время с улицы раздался стук в дверь: «Тук-тук-тук».
В дверях показался брат, он выглядел заметно осунувшимся.
– Давно не виделись. Мы тебя так ждали, а ты не появлялся. Какими судьбами пожаловал? Мы закрыли ресторан и помощник нам больше не нужен, – поднял руку в знак приветствия Ачжосси.
– Я пришел не по работе. – Брат некоторое время наблюдал за реакцией шефа, а потом потянул меня за рукав.
Он вывел меня на кухню, подальше от глаз Ачжосси.
– Я хотел сказать тебе в тот раз в больнице, но бабушке стало очень плохо, и я не успел. Только сначала пуговицы отдай. Ты хоть знаешь, какая она дорогая – та рубашка? Вдруг оторвалось целых две пуговицы, и я не знал, что с ней делать. Повезло, что смог найти их. – Брат протянул руку.
Я вытащил из кармана штанов пуговицы и отдал ему.
– Такие пуговицы трудно найти. И другие сюда не пришьешь. Рубашка не будет так круто смотреться. – Брат засунул пуговицы в карман и заговорил тише: – Да, кстати? А шеф знает об этом?
– О чем?
– Ну ты и трудный! Об этом.
– О чем об этом?
– Во, дятел! Я же говорю – «об этом». Неужели трудно догадаться? Ну, что это я залез ночью в ресторан.
Сказал бы сразу – «как приходил украсть деньги», – я бы догадался. Начал тут крутить вокруг да около. Наверное, все-таки стыдно, что приходил воровать. Думаешь, если назовешь тот постыдный поступок, совершенный посреди ночи, другими словами, то будешь круче выглядеть?
– Нет, не знает. Я не говорил.
– Правда-а-а? – По губам брата пробежала легкая улыбка. – Хм, да ты, оказывается, не трепло, хотя по виду не скажешь. Мне пофиг, я за ту старушку переживал, которая меня порекомендовала.
Слава богу, оказалось, что совесть у него есть.
– Раз об этом зашел разговор, давай проясним все до конца. Ты говоришь, что я залезал к вам украсть деньги, но я приходил за другим. Подробнее сказать не могу, но хочу, чтобы ты уяснил этот момент. Я ведь уже говорил раньше, мне многое доводилось делать, но только не воровать и врать.
Ты хоть смотри, кому врешь. Я ведь пятнадцать лет прожил, будучи твоим братом. Это все равно, что сидеть на куче куриных перьев и говорить всем, будто съел утку, а не курицу. Тоже мне, не воровал и не врал!
Но, как ни странно, брат уже не вызывал у меня такой жгучей неприязни, как раньше. Наоборот, я даже беспокоился, почему же так осунулось его лицо?
– Ну и зачем ты приходил, если не за деньгами? Если ты не виноват, почему не можешь сказать, зачем залез к нам среди ночи?
– Ну хватит! Я ухожу. – Брат резко повернулся, показывая тем самым, что разговор окончен.
– Как там бабушка? – бросил я ему вдогонку.
– Малой, да ты, оказывается, и приличия знаешь. Несколько дней назад, когда ты приходил в больницу, я так перепугался за нее. Но после реанимации ей стало получше. Не просто получше, она даже говорить стала больше, чем до болезни. Я раньше не догадывался, что бабушка такая болтливая. Сейчас ее не заткнешь, так много говорит. Может, она боится, что будет сожалеть на том свете, если не выговорится при жизни. Врач сказал, все в норме. – Брат повернулся ко мне и улыбнулся.
Странно. Почему он все время говорит про несколько дней? Разве это произошло не вчера?
– А разве мы не вчера встретились в больнице?
– Ты чего? Это было три дня назад. Постой. Сегодня четверг, а ты приходил в больницу в понедельник. Ты что, потерял счет дням, как ресторан перестал работать? Кстати, а почему вы закрылись? Из-за болезни шефа, что ли? В больнице сказали, что ему нужно хорошенько отдохнуть? Ну да, деньги деньгами, а здоровье важнее.
Брат вытащил мобильник и показал сегодняшнее число и день недели. Я застыл в ступоре, словно кто-то ударил меня чем-то тяжелым по затылку. Получается, что я и Ачжосси очнулись на третий день.
Я сообщил шефу об этом, когда брат ушел.
– Боже мой! – Ачжосси издал протяжный вздох, больше похожий на стон.
Пошатываясь, он подошел к бумажке на стенке и нарисовал еще три кружочка.
– Значит, нам осталось всего три дня. В это воскресенье наступит сорок девятый день. Это уже действительно слишком!
Мы с Ачжосси стояли какое-то время, глядя друг на друга. По его глазам читалось, в каком он смятении, да и я чувствовал себя не лучше. Я все еще не задался никакой целью, но должен был хоть что-то сделать. Казалось, только сейчас я начал понимать, почему Ачжосси без малейших колебаний согласился на предложение Сохо. Наверное, его тоже мучило это ощущение – «будто не подтерся после того, как сходил по-большому».
Шеф без конца ходил туда-сюда по ресторану. Это отвлекало и мешало сосредоточиться. Мне тоже нужно было придумать, как провести оставшиеся три дня.
– А вы можете спокойно посидеть?
– Я проверяю, смогу ли я ходить, если сейчас выйду отсюда.
– Хотите снова уйти? Это опасно.
– Я знаю, что опасно. Боль будет еще сильнее, чем во второй раз. Но я не могу провести оставшееся время в этом ресторане.
Он весь ослаб и казался неуверенным, но глаза горели решимостью. В перерывах между ходьбой он отжимался от столиков или делал приседания.
– Знаете, – осторожно начал я разговор, – я не хотел об этом говорить, но раз вы опять собираетесь уйти… В больнице Халла я слышал, о чем вы говорили с женщиной по имени Со Чжиён. Я стоял чуть позади и наблюдал за вами как бы со стороны. Я просто хочу высказать вам свое мнение, поэтому не обижайтесь на меня, хорошо?
Я внимательно наблюдал за его лицом. Он медленно кивнул головой.
– Ачжосси, она терпеть не может вас. Причем очень искренне. Я хочу, чтобы вы знали это. А точнее, чтобы приняли. Конечно, эта женщина могла любить вас в прошлом. Но человеческая душа переменчива. В кино или в сериалах очень часто такое изображают. Вы видели сериал «За рекой»? У него еще рейтинг выше тридцати процентов.
– Нет, я почти не смотрю сериалы.
– Он действительно крутой. Если в интернете появлялась статья об этом сериале, под ней в миг появлялось до нескольких тысяч отзывов. Так вот, главный герой сказал такие замечательные слова: любовь к человеку похожа на речную воду. Ведь воду в реке невозможно поймать.
«Какой я мудрый», – подумал про себя.