— Мартову нужны были архивные записи „Первого“, а судя по документам, их хранили именно тут. Кто и зачем отправил эти пленки под землю, говорить не берусь.
—Первый, это кто?— Отчаянно хотелось курить, еще больше пить. Сушило так, что даже голова разболелась.
—Первый это первый.— Проглот, пожав плечами, протянул мне открытую флягу.— Хлебни вот.
Жадно припав к горлышку, я сделал пару глотков, и Сенечка поспешно отобрал у меня запасы воды.
—Много нельзя,— охотно пояснил он.— Но ты не парься, скоро придет Ханой. Он тебе все и объяснит. Можешь его Петром Владимировичем называть, он не обижается, коли что. Чай, тебя уже последние двадцать лет курирует.
Вскоре самочувствие мое поправили настолько, что я даже смог самостоятельно двигаться. Правда недолго и на небольшие расстояния, но и это в моем положении было сродни кругосветному путешествию.
—Сиди уж.— Арсений кивнул, и в мгновение ока меня поместили на носилки, а затем понесли прочь от места сражения.
К этому времени уже и трупы успели убрать, Ханоевы бойцы расстарались, и о том, что буквально час назад тут шел ожесточенный бой между спецназом и вполне себе в тонусе псиониками, загнанными в угол, напоминали разве что дыры в деревянных панелях да изредка помаргивающие от перепадов напряжения лампочки.
Стационаром оказалась местная больница, где находились, надо отдать честь коменданту, и оборонявшие комплекс. По сути все были в одинаковом положении, хотя за проигравшими и приглядывала вооруженная охрана. Потом, впрочем, выяснилось, что дальновидный Ханой нацепил на каждого пленного ошейник с детонатором и красочно показал некой инициативной группе, вздумавшей играть в подполье, что будет с тем, кто ослушается приказа коменданта. Однако происходило это часом раньше в открытых туннелях, и я подоспел в больницу уже тогда, когда в ней воцарилась обстановка спокойствия и взаимопонимания.
Отконвоировали нас или отвели, я еще не до конца разобрался, в отдельную палату, для чего пришлось пройти через зал. Носилки оставили в углу при входе. Я сам на этом настоял и, не без помощи идущего следом Сенечки, начал продвигаться в указанном направлении.
—Вот это встреча.— Седая голова Захара мелькнула в толпе, и, весело помахав рукой, он двинулся в мою сторону.— Не ожидал?
—Ну привет тебе, Захар,— я с удивлением осмотрел приосанившегося псионика со звездами майора на бегунках погон полевого кителя.— А ты тут с какого перепуга?
—Как с какого?— даже удивился Захар, однако тут же отметил что-то про себя и заторопился на выход.— Ты еще не в курсе?— просто обронил он через плечо и, в который раз помахав рукой, исчез в коридоре, скрывшись в толпе новых обитателей правительственной подземки.
Интересно, кого еще предстоит встретить на стороне ненавистного коменданта? Не удивился бы, если бы банда из Дыры тут оказалась. Вот было бы весело. Все его клянут, на тот свет хотят отправить с этого скоростным, а тут в форму прыг, да звезды аж в глаза слепят, да тут же в его, врага своего злейшего, ряды. Вот тебе и вольный стрелок Захар со своей командой, правилами и рыжим сканером. И надо же, легок на помине. В толпе явственно мелькнула физиономия Гены и тут же исчезла в толпе. Откуда только полковник сюда столько народу понагнал? Неужто все в его подчинении? Тогда уж он не комендант, а князь местный, глава, чего уж там.
Однако, как ни удивительно, но бой продолжался. Несколько раз ощутимо тряхнуло. Потом послышался топот, и бравые экзосолдаты, пополнив запасы патронов, угрохотали куда-то в сторону грузовых лифтов. Обычные пассажирские наверняка не потянули бы такое количество железа. Пару раз, пока я неуверенно ковылял мимо, проносили ханоевых бойцов с огнестрельными ранениями. Понять, что за проблема у бойца, было не сложно. Казалось, полковник перенес под землю все свои силы, штаб и людской ресурс.
—Огнестрельное, пять сорок пять, готовьте кровь такой-то группы и операционную…
—Ножевое, пробито легкое…
—Контузия, шрапнель…
Мать вашу, да что же там у вас происходит?
Палату мне выделили отдельную, как дорогому гостю, мигом подключив к куче приборов, капельниц и прочей медицинской дряни, бог знает как оказавшейся исправной в момент после катастрофы.
—Ты отдыхай пока.— В палату пробился Арсений.— Я на минуту, только сообщить. С Димой все хорошо, только обезвожен. Сейчас откапывают, да на витамины посадили. Мишаня и вовсе отделался парой царапин, везучий, сукин сын. Однако везение это вполне объяснимо. Не зря я его не чувствовал толком. Всех мог пощупать за карму, всех без исключения, а вот маленького паразита вряд ли вообще когда-либо придется.
Вот такой вот неоднозначный был этот бывший учитель информатики, а ныне адъютант одной из самых влиятельных личностей, не побоюсь этого слова, государства Ханоя. Говорил загадками, многое умалчивал, был всегда сам себе на уме, но главное, поставленной цели добиваться умел.
Несколько часов пришлось провести в полном безделье, наблюдая за тем, как мозг последовательно восстанавливает псионический ресурс, а затем принимается за врачевание плоти, сращивая мышцы, латая кожу, ставя на свои места ребра, поломанные в схватке с диким, существом странным, загадочным и страшным одновременно. Происходило это, к слову, не без болевых ощущений. Сам процесс заживления виден мне не был, но вот то, что творилось внутри, заставляло сжимать кулаки и вцепляться зубами в подушку. К третьему часу я уже был мокрый как мышь. Пот лил ручьями, слабость накатывала волнами, в какой-то момент откатывая и уступая место непонятной нездоровой бодрости. Бодрость сменялась апатией, подкатывала тошнота, кости начинало ломить так, будто по тебе прошлись бетонным катком, и не просто прокатились, а продолжают движение по сей момент.
Надо ли говорить, что сам процесс реабилитации настолько застал меня врасплох, что я даже и не заметил, как в комнате появился Ханой и, осторожно присев в кресло рядом с кроватью, сосредоточенно смотрел на мои гримасы.
—Доктор,— ни с того ни с сего не выдержал суровый городской правитель, за плечами которого было немало казней в общем-то вполне себе невинных людей.— С этим можно что-то сделать, помочь?
Появившийся рядом с постелью эскулап только развел руками.
—Увы,— мягко произнес врач, сверяясь с показаниями приборов и регулируя дозатор в капельнице,— но псионическая регенерация вообще штука сложная. В нормальном состоянии его повреждения для обычного человека закончились бы летально, для псионика средней руки послужили бы билетом на больничную койку дней на семь, а то и больше. Тут же налицо феномен, неизученный и, судя по всплескам энергии, что регистрируют датчики,— палец доктора указал в сторону притулившегося сбоку монитора, чей экран был заполнен постоянно меняющимися столбцами из цифр,— я бы дал на откуп и силу природы.
—Ты, мой друг, на откуп-то давать не спеши,— хищно оскалился полковник.— Если вот этот тип,— кивок в мою сторону (Боже, как бесцеремонно говорить о присутствующих в третьем лице),— отбросит копыта, ты последуешь вслед за ним. Понял меня?
Ханой шутить не любил, точнее шутить по поводу своих обещаний. Раз сказал, что на тот свет отправит в случае неудачи, то ведь именно так и поступит. Доктор повадки дражайшего патрона тоже знал неплохо, и, вмиг сменив пигмент лица, закивал и бросился куда-то к закромам. Не иначе за обезболивающим. Не скрою, за добрую дозу морфина я бы, наверное, в тот момент Родину продал, так больно было. В ушах вдруг будто колокола забили.
—Что там?— прохрипел я, почему-то указывая на потолок.
Комендант нахмурился, в который уже раз, и процедил сквозь зубы:
—Война, мой друг. Последняя война.
Реабилитация проходила без малого неделю и за это время произошло много чего, о чем стоит упомянуть особо. В первую очередь, конечно, я был удостоен чести, и меня вновь посетил полковник, с которым у меня состоялся долгий и очень, по-моему, странный разговор. Как-то после обеда войдя ко мне в палату, он присел рядом и, пошарив во внутреннем кармане, вытащил пожелтевшую фотографию с затертыми краями.
Фото было явно любительское, снятое на „Смену“ и затем произведенное на свет впотьмах домашних лабораторий советских кустарей-фотографов времен Хрущева-Брежнева и прочих генсеков. Фотка как фотка, если не учитывать одного, того, кто на ней был запечатлен. Справа, ясно дело, полковник, а в ту пору, судя по форме, зеленый лейтенант с горящим взглядом и ясным лицом, не отягощенным еще всей мразью этого мира. Мартов с фотографии, и тот Мартов, что сейчас сидел рядом со мной и внимательно наблюдал за реакцией вашего покорного слуги, были людьми разных эпох, разных принципов и, по-видимому, мировоззрений. Но бог с ним, с летехой из двадцатого века, а вот его приятель, неулыбчивый хмурый тип с начисто выбритым черепом и тяжелыми морщинами на лбу кого-то мне напоминал. Тонкий, почти аристократический нос, выступающий подбородок, глубоко посаженные глаза и уголки губ, опущенные чуть вниз, а главное — шрам. Большой, уродливый, квадратный, такой не просто заработать. Тут уж либо в ходе аварии, но думаю, в те времена могли бы и получше сработать. Оставался еще вариант с проектом „Заря“, но комендант в ту пору был еще слишком юн, а сам проект наверняка пребывал в зародыше или вовсе не существовал.
—Похож,— пожал я плечами.— И что с того? Мало ли похожих людей на этом свете?
—Экий ты, Андрей Петрович, подозрительный,— улыбнулся Ханой. Встав, он отнял у меня фото и бережно спрятав его обратно в карман, направился на выход. Добравшись до двери, Мартов вдруг остановился и, обернувшись, обронил: — Завтра будем кино смотреть. Проектор рабочий нашли, пленки подтащили. Сейчас первая база из второй дурь выбьет, и смогу людей до склада послать. Готовь, Скворцов, попкорн и интерес, будем развлекаться.
Впрочем, до киносеанса, обещанного бывшим шефом, прошло еще пару дней, а за это время в моей палате побывало еще много разных гостей. Первым, разумеется, появился Дима, свежеподстриженный, побритый, обзаведшийся новым камуфляжем из запасов Валентина Адамовича и его подземной братии.