– Разрешите, товарищ генерал! – я открываю глаза, кабинет в институте, никакого моря, жены, а на входе стоит инженер-генерал-майор Иван Сакриер, начальник НИИ-4. А так хорошо все начиналось!
– Входите, Иван Филимонович, здравствуйте.
– Разбудил?
– Я сам не заметил, как уснул. Море снилось, и чайка в Пицунде. Это мне четыре дня моряки плешь проедали после постановления о серийном выпуске М-2 в шести комплектациях. Так что от якорей меня уже тошнит. Как обычно: все и сразу. Дескать, флот и море вы не любите, зажимаете, нам еще и летающая лодка нужна новая, а НИР никто не проводит. Как устроились на новом месте?
– Да пока никак. Некогда, все время на полигоне, с этими изделиями «М». Кстати, их «переименовали» местные острословы, теперь это не «матка», а наружный женский половой орган.
– Что, не получается?
– Не получалось, долго не получалось. Почти полгода. Вот, держите! – он вытащил из портфеля три черных сферы и катнул их на меня.
– А это – они же до взрыва. – Графитовый шар существенно большего размера, около 100–120 миллиметров диаметром, он держал на руке.
Я взял один из шаров, замерил диаметр, 52 мм, второй – 44,5, а самый маленький был 38,2.
– Этот в трех местах стекло режет, – довольно сказал Иван Филимонович.
– Я думаю, что их там не три, а существенно больше. Короче, получилось. А стрелять пробовали?
– Да, из Бр-17, «шкодовской» пушки 210 мм. «Матка» и снаряд 53-Ф выстрел на полную дальность выдержали. Снаряд подорвали до падения. Разрыв штатный, образец нашли. Вон тот средний. Но помучиться пришлось! Зато теперь все настропалились собирать «матку» почти мгновенно.
– Это замечательно, но надо научить их собирать ее с помощью захватов, не приближаясь к заряду, и через систему биологической защиты. Подождите минуту, я позвоню. Товарища Павлова, Нестеров, Голубизна. Здравствуйте, товарищ Павлов. Товарищ Риер из «четверки» доложил, что изделие «М» прошло испытания, а том числе боевые стрельбы… Да, образцы у меня, как и товарищ Риер… Скорее всего, да. Один из образцов демонстрирует такие свойства даже без разрушения… Нет, нам требовалось создать именно сферу, не разрушая эталон… Конечно. Выезжаем.
Я положил ВЧ, вернул Сакриеру сферы.
– Чай? Кофе? Коньяк?
– Кофе, с коньяком.
Пока Иван Филимонович, главный специалист института по взрывам и пожарам, убирал свои образцы в портфель, я включил кофеварку, которую заботливо сделал Михаил Ножкин, тот самый механик, который сделал десять месяцев назад пылесос для уборки в ангарах. С того дня я с него не слезаю, эксплуатирую по полной, и не только в качестве конструктора бытовой техники. Он уже всерьез подумывает о МАИ. Две тоненькие струйки наполняли две чашки ароматного кофе, а я готовил все бумаги по изделию «М». Это карбид-вольфрамовая форма, благодаря которой можно направить взрывную волну одновременно в одну точку, находящуюся внутри этой «матки». Пока Сакриер крепит там графитовый шар, затем на его место встанет шар из урана или плутония, перед ним встанет бустер из урана с дейтеридом лития внутри. Между ВВ и оболочкой ляжет отражатель из полония и бериллия, которые направят поток нейтронов в одну точку, чтобы зажечь рукотворное солнце. На страх врагам. Делать «толстяка» мы не будем. Сложно, дорого и ненадежно. Иван принес сегодня технические алмазы, полученные как раз во время таких испытаний. Тогда графит попал в «матку» случайно, по просьбе науки, сейчас его отправили туда намеренно. Будут производить их в более толстой «матке» в промышленном объеме, требовалось найти точную форму, взрывчатку и наполнитель, чтобы получить одновременный подход ударной волны к шару и сжать его с такой силой, чтобы графит превращался в алмаз, а нейтроны не могли покинуть урановую или плутониевую сферу из-за скачкообразного повышения плотности и чтобы докритическая масса мгновенно становилась закритической.
Иван Филимонович похвалил кофе, и мы тронулись в сторону Кремля. Все, что было более или менее ценно для продолжения работ, должно немедленно показываться Иосифу Виссарионовичу. Если по каким-либо причинам ты этого не сделаешь, можно было получить по шее. Тем более в такой специфической области. У генерал-майора постоянного пропуска в Кремль не было. Пришлось останавливаться за Боровицкими воротами и несколько минут ждать, пока он оформит временный. Наконец, формальности улажены, и мы поднялись в кабинет. Как обычно в это время – народа полно. Часть его мне знакома, поручкались, часть – нет. Просто кивнули, здороваясь. Много военных, впрочем, и мы сами тоже в форме. Война. Ждать пришлось долго. Войска Западного фронта двинулись вперед, шестая армия Рейхенау была разгромлена в эшелонах и в маршевых колоннах у Вислы, неподалеку от Радома, и образовалась огромная дыра в обороне фон Бока. Под угрозой окружения оказались армии фон Клюге, зажатые между Бугом и Вислой. Большая часть 4-й армии уже оприходована в котле между Минском и Белостоком. Здесь в основном остались тыловые части и артиллерия. Так что шансов удержать позиции у Клюге мало. Потапов вышел к Висле и повернул на Варшаву. Немцы срочно копают оборонительный рубеж на левом берегу реки. Они стеснены в маневрах, рокадные железные дороги находятся под постоянными атаками АГОН генерала Скрипко, в составе которой действуют уже две бомбардировочные ночные дивизии на По-4 и По-6. Времена изменились, теперь вылеты организованы и днем, и ночью. И вряд ли его летчики сейчас жалуются на малое количество боевых вылетов. Наконец из кабинета вышла толпа генералов во главе с Шапошниковым. Борис Михайлович кивком головы поприветствовал меня, но останавливаться не стал, так как нам показали рукой на кабинет. Доложились о прибытии.
Сталин чем-то недоволен, еще не отошел от предыдущей встречи. Но сделал над собой усилие, встал и подошел к Сакриеру. Первым протянул руку и поздравил его с окончанием испытаний. Иван Филимонович хорошо подготовился к встрече, тут же показал Сталину, что графитовый шар может резать стекло, которое он принес собой. Одним движением он поцарапал, затем разломил его пополам.
– С какими сложностями пришлось столкнуться, товарищ Сакриер?
– Сложная форма переменной кривизны из очень прочного материала, которую пришлось создавать новыми для нашей промышленности методами порошковой металлургии, с двухсторонним прессованием, а затем подбирать вес, место расположения и форму заряда ВВ и наполнителя. Пока не получили от промышленности пенополистирол, добиться одновременного подхода ударной волны к образцу не удавалось. Да и с карбидом вольфрама возникали перебои и сложности. Задача оказалась очень тяжелой, товарищ Сталин. Ну, и заключительный этап сборки тоже вызывает большие сложности из-за того, что необходимо «долить» расплав ВВ и не допустить образования пузырьков на стыке холодной и горячей части взрывчатки. Пока не догадались откачать воздух перед заливкой…
– Это хорошо, товарищ Сакриер, что вы теперь знаете узкие места этой работы. Товарищи, когда вы планируете передать этот опыт промышленности?
– Неразрывную форму мы изготовили, и этот образец выполнен в ней. Но взрывных камер для проведения подобных работ нет ни на одном из предприятий Наркомата боеприпасов. Из-за уровня секретности мы на него не выходили, товарищ Сталин, – честно ответил Сакриер. Сталин удивленно посмотрел на меня.
– Я получил такие указания от руководства ПГУ. Вот приказ генерального комиссара НКВД. В нем говорится, что все работы будут замкнуты на это ведомство. Строительство завода запланировано на будущий финансовый год, но к проектированию не приступали, ожидая результатов работы НИИ-4.
Ответ Сталину не очень понравился. Слишком многое взял на себя НКВД, а искусственные алмазы необходимы именно промышленности.
– Ви сами, товарищ Никифоров, как считаете: где должны производиться новые абразивные материалы?
– Только на военном производстве. В этом отношении я полностью поддерживаю решение наркома НКВД. Или необходимо создавать новый наркомат, что пока несколько преждевременно. Он появится сам, вырастет из ПГУ. Со своим уровнем доступа. Передавать гражданским такие технологии преждевременно, товарищ Сталин.
– А меня беспокоит, что в одних руках сосредотачивается такой потенциал.
– Я понимаю, но наработанный уровень секретности существует пока только в этой организации. Как выполняется этот порядок в других ведомствах, мне хорошо известно. К сожалению.
– Может бить, может бить… Харашо, вернемся к этому разговору позднее. Кто, по вашему мнению, будет руководить строительством данного предприятия?
– Затрудняюсь сказать, мы в ПГУ этот вопрос еще не обсуждали. Скорее всего, это будут либо Завенягин, либо Малышев. Непосредственно производителем работ, вероятно, Сергеев.
– Целесообразно расположить его в непосредственной близости Свердловска.
– Планировали в Каменск-Уральском.
– Это хорошо, – удовлетворенно заметил Иосиф Виссарионович. – Мы передадим данный образец Паршину Петру Ивановичу в ТяжМаш и в Институт стали и сплавов, для дальнейшей разработки методов его использования. За вами, товарищ Сакриер, остается подготовка, как вы их называете, неразрывных форм и подготовка специалистов для их снаряжения. Это одно из важнейших направлений вашей деятельности, товарищ Сакриер. Подготовьте список людей, принимавших участие в этих разработках, для их награждения.
Прием был закончен. Я, правда, не видел особого смысла в этих визитах и докладах, но он хотел держать под своим непосредственным контролем все, что происходит в области вооружений, промышленности и всего важного, что происходило в стране. Считал это своей обязанностью и долгом: быть руководителем всего процесса построения нового общества. Не могу сказать, что это был бесполезный труд. Скорее, наоборот. При его участии процессы значительно ускорялись, и организационные вопросы решались гораздо проще. Однако меня не отпустили, вышел из кабинета только Сакриер.
– Ви же говорили, что это необходимо для получения искусственных алмазов? Пачему такая секретность? В чем дело, товарищ Никифоров. Сколько может продолжаться игра в сплошную сэкрэтность? В чем смисел замыкания всего на НКВД, если это просто абразивный материал? Чито ви мне нэ сказали?