манило домашним уютом.
Я прохожу в дальнюю часть рынка, спускаюсь по ступеням и радостно смотрю на ту самую вывеску. С замиранием сердца захожу внутрь, вдыхаю знакомые ароматы свежемолотого кофе и булочек, которые пекутся на кухне, и… встаю как вкопанная, удивленно глядя на мужчину за прилавком. Спенсер? Мы познакомились летом, когда я по окончании университета получила первую работу. Я приходила сюда минимум дважды в день (в то время я пила кофе литрами), и мы со Спенсером быстро подружились.
Он машет мне из-за кассы, а я шагаю к стойке, все еще не в силах прийти в себя от изумления.
– Лена?
– Привет! – улыбаюсь я. – Ух ты, давненько мы не виделись!
Спенсер смотрит на меня несколько озадаченно.
– Если только не считать те разы, когда я вижу, как ты проходишь через рынок каждые две недели.
– Ой! – восклицаю я, чувствуя, как щеки заливает краска.
Точно! По идее, я здесь живу.
– Я рад, что ты наконец-то заскочила, – продолжает он. – Лучший кофе в нашем районе… Да что там – в мире! Я уж начал волноваться, что ты нас променяла на Starbucks.
– Ни за что! – смеюсь я, потирая шею. Слава богу, крапивница прошла.
– Присядешь? – Спенсер указывает на пустой столик и снимает с себя фартук.
Киваю, переполненная ощущением дежавю.
– Здесь все, как раньше, – улыбаюсь я. – И ты тоже.
– Это комплимент? – с любопытством спрашивает Спенсер.
– Да, в смысле, ничего не изменилось. Прошло уже десять лет, а ты по-прежнему… бариста.
– По-прежнему бариста. Приятно познакомиться. – Он протягивает руку, словно для знакомства.
У меня снова вспыхивают щеки.
– Прости, – говорю я, сожалея о необдуманных словах. – Я не это имела в виду. Ты же вроде собирался поступать в магистратуру в Чикаго, нет?
– Ты знаешь, что говорят о самых продуманных планах?
– Поверь мне, сейчас я пожинаю плоды одного из них.
– В каком смысле?
– Ну, для начала… – Я тяжело вздыхаю. – Я только что ушла от мужа.
– Ого, – отзывается Спенсер, озабоченно глядя на меня. – Сочувствую.
– Не стоит. Правда. Скажем так, мы с Майком не созданы друг для друга.
– Чем я могу помочь?
– Сделаешь мне что-нибудь попить, как в старые добрые времена?
– До сих пор любишь чай латте?
– Да, – киваю я под впечатлением от его памятливости. – Хотя уже сто лет его не пила.
Приготовив чай латте, Спенсер наливает себе кофе и садится ко мне за столик. Мы не спеша попиваем свои напитки и рассказываем друг другу, как жили последние двенадцать лет. Оказывается, пару лет назад пожилой владелец Café Vita заболел и предложил ему должность управляющего, имея в виду, что в будущем Спенсер выкупит бизнес и станет хозяином заведения. Однако пока мой друг все еще работает бариста.
– Если задуматься, я ничего особого не добился, – размышляет он. – Знаешь, со временем мне здесь стало нравиться: постоянные посетители, то, как я могу поднять человеку настроение, приготовив кофе с идеальной пенкой или просто улыбнувшись. Может, у меня и не самый важный на свете труд, но мне по душе.
– Конечно, это важный труд, – возражаю я, думая о собственной работе.
Да, я выбилась в начальники, взошла на самый верх карьерной лестницы, даже получила должность вице-президента, однако события последних дней наводят меня на мысль, что я упустила какую-то важную деталь.
– Когда кафе наконец станет моим, – продолжает Спенсер, – я здесь кое-что поменяю. Например, обновлю освещение, сделаю в баре мраморную столешницу, введу онлайн-заказы.
– Главное, пообещай, что не выкинешь эти кресла. – Я провожу ладонью по спинке старого кресла с «ушами» и сильно потертой зеленой бархатной обивкой.
– Даже в мыслях не было. Вы же, старики, меня со свету сживете.
– Да уж, мы можем, – хохочу я.
Спенсер указывает на стену позади меня.
– И знаешь, что еще? Я бы взял в аренду соседнее помещение и оборудовал его для обжарки кофе! Я всегда говорил, что мы в состоянии вывести наши зерна на новый уровень, но владелец не видит в этом смысла. А я бы решился и отчислял бы часть прибыли работникам южноамериканских ферм.
– Чудесный план, – говорю я. – Пусть он полностью материализуется!
– Ты веришь в такие штуки? – Спенсер изучающе смотрит на меня.
– В материализацию? – посмеиваюсь я. – Не очень. К тому же все, что я способна в последнее время материализовать, это неблагополучные отношения. А ты?
– Скажем так, я ее не отрицаю. Мы в кафе играем в «Угадай слово», и на прошлой неделе словом дня оказалась «тилапия».
– Рыба? – озадаченно хмурюсь я.
– Ага, и в то утро я произнес слово «тилапия» вслух.
– А вечером ты пришел домой и обнаружил на пороге гору этой рыбы?
– Не совсем. Мой друг пригласил меня на обед, причем приготовил именно тилапию. Чистая случайность! И тогда я подумал, что это явно неспроста. Ах да, и манговый соус был прекрасен. – Спенсер замолкает и смотрит на меня с улыбкой. – Кстати, не силой ли воли я вызвал тебя сюда?
– Ого, поделись, как ты это сделал?
– Нельзя, – хитро ухмыляется он. – Нарушу правила материализации.
– Ладно, допустим, – хохочу я. – Если уж ты меня действительно вызвал, пожалуйста, материализуй мне заодно и жизнь получше.
– Минутку. – Спенсер закрывает глаза и, соединив ладони домиком, ритмично прижимает пальцы друг к другу. – Готово.
С ним легко и весело, совсем как в старые добрые времена. Много лет тому назад, когда мы познакомились, Спенсер пригласил меня на обед к родителям, в дом на холме Квин-Энн. Хотя тогда мне было чуть больше двадцати, воспоминания живы до сих пор: его мама вытаскивает из духовки ароматную лазанью, а отец учит меня играть в «Руммикуб»[27]. Потом мы со Спенсером резались в эту игру безостановочно. У него был чудесный, полный любви дом. Да, младшая сестра училась в колледже в другом городе, зато очаровательные двенадцатилетние озорники-близняшки не давали родителям скучать. Они прямо в гостиной играли с мячом для регби, а Спенсер на правах старшего брата исполнял роль судьи.
«Веселый хаос» – так его мама описывала их семейную жизнь. И в этом хаосе, на удивление, царила гармония!
– Что думаешь делать? – интересуется Спенсер, выдергивая меня из потока воспоминаний.
– Хочу поехать домой, к тете Рози на Бейнбридж-Айленд, – отвечаю я.
– Выходит, ты не в курсе новостей? – У Спенсера от изумления округляются глаза.
– Каких новостей?
– Паромщики объявили забастовку. Суда не ходят.
Я откидываюсь на спинку кресла, понуро опустив голову, а потом вспоминаю про свою кредитку, на которой почти превышен лимит.
– Может, попробую доехать на такси.
– Два часа на такси? Исключено. Я тебя отвезу.
– Нет, – мотаю головой я. – Я не могу тебя о таком просить.
– А что? Небольшая поездка с давней подругой, – улыбается он. – Я в деле. Серьезно, никаких проблем. Только дай мне минуту, я улажу рабочие моменты с коллегами, и в путь.
– Держи, – говорит Спенсер, вручая мне завернутый в бумагу сэндвич, и я невольно замечаю, что на тыльной стороне его правой руки набито несколько дат. – Гадаешь, что это означает?
– Да. Ты вроде не из тех, кто делает себе татуировку, – со смешком признаюсь я.
– А я в стереотипы не верю, – ухмыляется Спенсер. – Хотя в прошлом году, когда мама увидела мою татуировку, то поначалу лишилась дара речи. Ничего, скоро привыкла.
Он показывает мне татуировку.
– Это даты рождения моих родителей, братьев и сестры.
– Ух ты! – Я восхищенно провожу пальцем по строчкам на запястье Спенсера. – На самом деле это очень круто.
– Куда бы я ни отправился, они всегда со мной.
Я улыбаюсь. Семья для Спенсера на первом месте. Меня восхищают его теплые отношения с братьями и сестрой. Вот о таких семейных узах я всегда мечтала. Да только испытать на себе пока не довелось.
Выпущенный в девяностые «Вольво»-универсал слегка дрожит, когда Спенсер разгоняется на шоссе. При любом раскладе после обеда я буду дома, и Рози поможет мне выбраться из этого кошмара.
– Я одолжу телефон? Свой я, видимо, оставила в квартире.
– Конечно. – Спенсер протягивает мне свой iPhone.
Набираю тетин номер. Безуспешно. В трубке раздается лишь знакомое веселое приветствие на автоответчике: «Привет, это Рози-и-и! Простите, что не могу ответить. Пожалуйста-пожалуйста, оставьте сообщение, и я вам перезвоню». После трех неудачных попыток с ней связаться я со вздохом возвращаю телефон Спенсеру. Усилием воли отогнав мрачные мысли, разворачиваю сэндвич – сыр-гриль и сладкий перец – и пробую кусочек.
– М-м-м… божественно!
– Нравится? – улыбается Спенсер.
– Я обожаю такое!
– Хороший отзыв, – улыбается он. – Полгода назад я чуть не включил этот рецепт в меню, но моя девушка сказала, что сэндвич просто ужас, и у меня опустились руки.
– Девушка, говоришь?
– Бывшая девушка, – с улыбкой уточняет Спенсер. – Забавно, как все в итоге сводится к мелочам. Разве можно идти по жизни с тем, кто не в силах оценить бомбический вкус сэндвича с сыром и сладким перцем?
– Тут я полностью на твоей стороне, – смеюсь я и откусываю еще.
– А ты? – спрашивает Спенсер. – С чем не готова мириться?
Я думаю о сиденье унитаза, которое сегодня утром Майк оставил поднятым, о растущих долгах, а потом неожиданно вспоминаю о Кевине.
– Если человек не читает книг, – говорю я.
– Согласен на все сто, – кивает Спенсер. – Выходит, твой брак распался из-за книг? Точнее, из-за их отсутствия?
Я мотаю головой, а перед мысленным взором проносятся лица Себастиана, Майка, а потом и Натана.
– По-моему, я пробуждаю в людях все самое плохое.
– Ничего подобного! – выпаливает Спенсер и, быстро взглянув на меня выразительными синими глазами, вновь смотрит на дорогу. – Ты Лена! Лена Великая!