В трубке раздаются шорохи, приглушенные голоса.
– Ты о чем? Почему меня это должно волновать? Лена, послушай, у меня сейчас важное совещание. Поцелуй от меня Сабрину, хорошо?
– Хорошо, – грустно говорю я.
Мы уже опаздываем на пять минут, когда я с Сабриной на руках нахожу музыкальный класс на третьем этаже досугового центра, переделанного из старого школьного здания. Я застываю в дверях, глядя на родителей, сидящих со скрещенными ногами на полу вокруг детей. Все мамы, кроме красавчика соседа, который приветственно машет мне рукой. В центре круга пожилая женщина с седыми волосами по пояс и в тунике с этническим рисунком ударяет в барабан и запевает песню, ожидая, что ученики, точнее малыши, подхватят мелодию. Правда, они и говорить-то еще не умеют, не то что петь. Очевидно, за детей придется отдуваться родителям.
Я хочу сбежать – выбраться отсюда немедленно, – но красавчик сосед только что подвинулся, освободив мне место в кругу. Ничего не поделаешь.
– Ладно, Сабрина, – шепчу я, когда мы с соседом встречаемся глазами. – Что бы ни случилось, будем профессионалами.
Ее хихиканье снимает напряжение момента, особенно когда мы усаживаемся и сидящая рядом мама вручает мне маракас.
– Добро пожаловать, Сабрина! – нараспев произносит преподавательница. – Добро пожаловать, Лена! Как дела?
Я непонимающе на нее смотрю, а Сабрина зарывается в мой свитер. Очевидно, малышке, так же как и мне, не нравится быть в центре внимания. Все на нас пялятся, и у меня подскакивает пульс. Я должна что-то сказать? Пропеть? К счастью, красавчик сосед тихонько толкает меня по ноге и шепотом подсказывает: «Все отлично, мисс Марианна. Очень рады видеть вас».
– Точно, – краснея, киваю я. – Простите. Я не выспалась.
– Не волнуйтесь, дорогая, мы начнем сначала, – с теплой улыбкой говорит Марианна.
Она снова ударяет в барабан и повторяет приветствие:
– Добро пожаловать, Сабрина! Добро пожаловать, Лена! Как дела?
В этот раз я без запинки пою в ответ:
– Все отлично, мисс Марианна. Очень рады видеть вас.
– Скорей начнем играть! – поет хор родителей.
А следом преподавательница Марианна:
– Скорей начнем играть!
Красавчик сосед следующий, и Марианна повторяет приветствие:
– Добро пожаловать, Шарлотта! Добро пожаловать, Адам! Как дела?
Он поет в ответ и, подмигнув мне, передает маракас своей соседке слева. Во время следующего музыкального приветствия Сабрина выползает в центр круга, осторожно берет погремушку и, позвенев ею, засовывает в рот.
– Она ужасно любит тащить все в рот, – неодобрительно качая головой, шепчет сидящая рядом со мной мамаша. – Это я так, просто заметила. А вы не боитесь… ну, глистов? – с брезгливой гримасой спрашивает она.
Супер. МамНадзор снова в действии!
Меня так и подмывает грубо ей ответить, защитить дочь, которая познает мир через рот… Красавчик Адам вновь приходит мне на помощь.
– В этом нет ничего странного, Вивьен! Шарлотта такая же. Кстати, судя по последним исследованиям, ранняя оральная фиксация в детстве связана с высоким коэффициентом интеллекта.
– Да? – Она смотрит на него с удивлением и немного пристыженно. – Я не знала… Я…
Мисс Марианна раздает пестрые шелковые платки.
– Внимание, теперь круг любви! – громко объявляет она. Из динамиков льются звуки многоствольной флейты и хорового пения. – Встаем на ноги, танцуем вокруг деток и крутим платочки. Больше свободы, больше раскрепощения, больше любви!
Мы с Адамом нервно переглядываемся, видя, как мамы кружатся и трясут платками над десятком детей, большинство из которых не обращают на них внимания, а двое или трое смотрят с явным неодобрением.
– Мы еще и деньги за это платим? – шепотом жалуюсь я, вяло помахивая платком из стороны в сторону.
– А кому легко? – еле сдерживая смех, шепчет в ответ Адам.
Я прыскаю со смеху, и Адам тоже, но, когда одна из мамаш кидает на нас грозный взгляд, мы берем себя в руки. Очевидно, мы недостаточно свободны и раскрепощены.
Я оглядываюсь на Сабрину. Ой-ой. У нее на задней стороне штанишек, над правой ножкой, проступило темное пятно. Надеюсь, это шоколад. Увы, обоняние подсказывает иной вариант. О нет! Она… обкакалась? Из-за шоколадного пончика? Или из-за фраппучино? Наверное, из-за обоих. И о чем я только думала!
Я поворачиваюсь к Адаму, своему единственному другу в этой комнате.
– Мне очень неловко, но… у Сабрины случилась… авария, а я забыла ее сумку дома.
– Дать тебе салфетки? И подгузник? – невозмутимо спрашивает он.
Я киваю, поражаясь тому, с какой легкостью с языка Адама слетают слова «подгузник» и «салфетки». Он расстегивает лежащую рядом сумку с розовым камуфляжным узором и вручает мне все необходимое.
– Держи на всякий случай сменную одежду. Похоже, у вас там большие дела.
– Большие дела, – в ужасе повторяю я, представляя, что ждет меня впереди.
– Большие дела, и к тому же не вовремя. Я знаю, о чем говорю. На прошлой неделе Шарлотта дважды оконфузилась! И оба раза уделала всю спину.
Я судорожно сглатываю. Его слова разжигают во мне панику. Все вокруг словно переключается в режим замедленной съемки: танцуют мамы, в воздухе кружатся платки, а по штанине Сабрины расплывается коричневое пятно.
– Ты в порядке? – Адам легко касается моего плеча.
– Да-да, – отзываюсь я, приходя в чувство.
Зажимаю сменные принадлежности под мышкой, кидаюсь к Сабрине, подхватываю ее на руки, держа как можно дальше от себя, и мчусь в туалет.
– Ладно, – морща нос, говорю я, когда мы оказываемся в дамской комнате. – Не будем делать из мухи слона. Просто меняем подгузник. Ну хорошо, не просто меняем.
К счастью, на стене есть откидной пеленальный столик. Я укладываю на него Сабрину и приступаю к работе.
– Ты в порядке, малышка?
Сабрина улыбается и доверчиво смотрит на меня.
– Отлично. Если ты не боишься, то и я не буду. Мы справимся.
Малышка хихикает, а я стаскиваю с нее испачканные штаны и подгузник. И то и другое летит в мусорный бак. Бедный, чего ему только не приходится терпеть!
– Ага, теперь тебя надо вытереть.
Открываю небольшую упаковку влажных салфеток. Увы, к тому времени, когда она пуста, результат все еще далек от желаемого. Сабрину нужно искупать. Срочно. Я задумчиво смотрю на раковину.
– Ладно, красотка, давай-ка немного тебя ополоснем.
Настраиваю нужную температуру и засовываю нижнюю часть тела радостно лепечущей Сабрины под струю воды.
– Ну что, весело? – нервно спрашиваю я.
Малышка еще не говорит, но в ее глазах отчетливо читается ответ: «Да». Сабрина брызгается водой и хлопает в ладошки. Через пятнадцать минут ребенок вымыт, высушен, в новом подгузнике и чистой одежде. А я заслуживаю почетную медаль и сон.
– Как все прошло? – интересуется Адам, когда я выхожу в коридор.
Шарлотта крутится у него на руках.
– О, ты нас ждал! – удивленно восклицаю я.
– Без проблем, – уверяет он. – Я знаю, что это такое. Поэтому просто хотел убедиться, что у тебя есть все необходимое.
– Спасибо, – смущенно улыбаюсь я и замечаю опустевший класс. Слава богу, урок закончился. – Ну что, пора ехать?
– Ага. – Адам сверяется с часами, пока мы спускаемся по лестнице. – Как только доберусь домой, сразу начну готовить обед.
– Договорились, – отзываюсь я, и мы расходимся по машинам.
Он улыбается мне напоследок. Я сажаю Сабрину в автокресло, а сама думаю: похоже, в этой реальности я играю с огнем.
Глава 18
Дома я принимаю освежающий душ, периодически поглядывая на Сабрину, которая разматывает рулон туалетной бумаги. По крайней мере, она нашла себе занятие, а я пока быстро провожу щеткой по своим тонким волосам и наношу блеск на губы.
Пока Сабрина бросает клочки туалетной бумаги на пол, я осматриваю квартиру, размышляя об Адаме: о его готовности помочь, о том, как он посмотрел на меня на парковке. Неужели между нами больше, чем просто дружеское общение? Наверняка я все преувеличиваю. В конце концов, на дворе 2024 год. Мужчины и женщины могут дружить, даже обедать вместе – особенно если у обоих малыши-ровесники.
В статусе матери-домохозяйки нет ничего предосудительного, но мне все же хочется понять: счастлива ли я, довольна ли своей жизнью? Да, материнство – важная работа – самая важная, – и для некоторых женщин этого достаточно. А для меня? Не уверена. Смысл моей жизни в материнстве? Или я плыву по течению без всякой радости?
Открываю самую дальнюю дверь в коридоре – ту, что рядом с кухней. Там рабочий кабинет, причем явно мой. Неопровержимая улика – в рамочке фотография парома, идущего к туманному берегу Бейнбридж-Айленда. На письменном столе чистота и порядок, если не считать увядшую розу в маленькой вазе и неподключенный «маковский» монитор возле записной книжки в кожаном переплете. Видно, что комната давно не используется.
С Сабриной на руках я устраиваюсь на компьютерном кресле и позволяю себе немного повертеться. Малышка верещит от восторга. Что я здесь делаю? Точнее, что я делала до того, как стала матерью? Ответ у меня прямо перед глазами. Я замечаю на подоконнике винтажный пленочный фотоаппарат, на стене два киноплаката, один из которых, похоже, завоевал награду на фестивале независимого кино «Сандэнс». Присматриваюсь: на обоих постерах мое имя – Лена Ланкастер, оператор-постановщик.
Я снимала кино?! Тем не менее факт есть факт. Я всегда была визуалом – смотрела на жизнь сквозь определенный объектив. Что ж, я превратила свою склонность в карьеру, причем в успешную. А потом вдруг отказалась от всего… ради материнства?
Проверяю, чем занята Сабрина. Она вырывает страницы из журнала. Тогда я решаю включить компьютер и узнать себя получше, по крайней мере, нынешнюю версию себя. К счастью, мой проверенный годами пароль – «РозиНаОстрове99» – срабатывает, и я захожу в почту. Меня переполняет любопытство, особенно когда я читаю тему недавнего письма: «Бракоразводный процесс».