– Да к черту мебель! – возмущается Колм.
Мы оба готовимся к очередной волне. Даже шесть метров до лестницы кажутся сейчас слишком опасным расстоянием, поэтому мы остаемся на месте.
– Цепляйся за меня! – Одной рукой Колм хватает трос, а другой меня.
Я чувствую, как щетина на его подбородке царапает мне щеку, вдыхаю аромат его одеколона. Зато сама воняю веганским желудочным соком Памелы.
– Держись крепче! – предостерегает Колм, когда в нас чуть не врезается скользящий по палубе стол. – Прорвемся!
– Хорошо, – дрожащими губами шепчу я и сильнее вцепляюсь в его руку.
Дел чудом еще удерживает штурвал.
– Без паники! – кричит он с носа яхты. – Мы почти выскочили!
Черное небо разрезает молния, затем следует оглушительный раскат грома. С нижней палубы доносится дружный визг, и в этой истерической симфонии я различаю голос Чарльза. В следующий миг в меня летит стул. К счастью, Колм соображает быстро: он успевает закрыть мое лицо и выставляет ногу, чтобы защитить меня от удара.
Я так сильно сжимаю его руку, что туда, наверное, не поступает кровь. Не нужно быть опытным моряком, чтобы понимать: в любой момент мы можем стать жертвой разбушевавшейся стихии. Океан закрутит нас мощными лапами и утянет в бездонную пасть. Может, за этим и гоняется Дел? За ощущением уязвимости и благоговейного трепета перед мощью океана? А я жду не дождусь, когда все это закончится.
– Давай сыграем в игру, – предлагает Колм, чтобы разрядить обстановку.
– Странная идея, учитывая обстоятельства.
– Не-а, – ухмыляется он. – Когда совсем тяжко, есть только один способ справиться – отвлечься!
– Логично, – признаю я. – И что за игра?
– Телепорт.
– Объясни подробнее.
– Если бы ты могла телепортироваться из этого ада, куда бы отправилась?
– Давай сначала ты.
Колм говорит:
– Кинсейл, Ирландия. Выпил бы пива и съел бы целую тарелку маминой жареной курицы. – Он умолкает, внимательно глядя на меня. – А почему у тебя такое лицо?
– Какое?
– Ты скорчила гримасу!
– Нет!
– А вот и да!
– Если честно, – со смехом признаюсь я, – я подумала, ты назовешь какой-нибудь крутой отель в Ницце типа Le Palais de la Mediterranee.
– Le… чего? Дорогуша, тебе придется перевести эту тарабарщину для скромного ирландца.
– Я об этом отеле читала в журнале Vanity Fair, вот и подумала, что вы с Памелой частенько бываете в таких местах.
– Хочешь, открою секрет? – спрашивает Колм.
– Давай.
– Я презираю пафос, и у меня аллергия на роскошь.
– Только жене об этом не говори, – фыркаю я. – И Виктории Бэкхем[47].
Колм крепче обнимает меня за талию и произносит:
– Я должен признаться.
– В чем?
– Памела купила мне на Санторини жуткие шлепанцы Louis Vuitton, и я их уже ненавижу. Я в них как клоун, скажи?
– Прости, соглашусь.
– Может, кинуть их за борт? – размышляет он. – А ей скажу, что шлепанцы унесло ветром?
– Ну, рискни!
Колм со смехом стягивает с ног шлепанцы и поочередно швыряет в воду.
– Ух ты! – восклицает он, поворачиваясь ко мне. – Удивительно, но мне полегчало!
– Рада помочь.
– Ладно, – продолжает он. – Теперь ты. Если бы сейчас можно было перенестись куда угодно, что бы ты выбрала?
– Все просто, – отвечаю я. – Дом тети Рози на маленьком острове, который называется Бейнбридж-Айленд, штат Вашингтон.
– Выходит, мы оба домоседы. – Колм смотрит вверх, туда, где сквозь тучи пробиваются солнечные лучи. – Похоже, впереди чистое небо!
Словно по заказу, качка ненадолго затихает, и Колм, пользуясь краткой передышкой, ведет меня на середину палубы, где мы укрываемся под баром.
– Ты точно не ранена? – спрашивает он, обнимая меня за плечо.
Я мотаю головой и смахиваю с футболки комки рвоты.
– Точно. Но мне немедленно надо в душ.
– Прошу прощения, что так получилось, – смеется Колм.
– Интересно, как там Памела?
– У нее все будет прекрасно. Памела может показаться хрупкой, но не сто́ит обманываться на ее счет. Она истинный потомок суровых бриттов, которым стойкости не занимать. Как говорится, «сохраняйте спокойствие и продолжайте действовать»[48].
– Вот и хорошо, – говорю я, прижимаясь лицом к плечу Колма, когда очередная волна окатывает нас фонтаном соленых брызг.
– Надо же, мы снова встретились, – удивляется он, – да еще при таких обстоятельствах! Это почти похоже на… судьбу.
– Да. – Я пристально смотрю на Колма. – Почти.
Час спустя над яхтой с клекотом пролетает морская птица. Ветер утих, и море вновь спокойно.
– Прорвались! – объявляет Дел, заглядывая под стол, где мы с Колмом пережидали бурю. Он берет меня за руку и помогает подняться на ноги. – Любимая, ты в порядке?
– Да, – киваю я, поправляя испачканную футболку. – Мне бы только в душ. И поскорее.
– Давай. – Дел поворачивается к Колму. – Дружище, спасибо, что присмотрел за моей девочкой.
– Рад был помочь, капитан, – отвечает тот и, оглянувшись на меня напоследок, идет вниз.
Приняв горячий душ и переодевшись, я возвращаюсь на верхнюю палубу. Дел только что бросил якорь в тихой бухте возле острова, поросшего кипарисами.
– Ты тут присмотри пока, а я спущусь в машинное отделение, – просит он. – Хочу убедиться, что там все в порядке.
– Конечно.
Я усаживаюсь на сухом пятачке на самом носу яхты и свешиваю ноги за борт. Аппетита ни у кого нет, поэтому вместо приготовления ужина (если мою стряпню можно так назвать) я смотрю, как солнце медленно клонится к горизонту. На небе, словно от взмахов огромной кисти, появляются оранжевые и багровые полосы – солнце берет эффектный финальный аккорд, прощаясь с нами во всем блеске своего великолепия.
Сзади раздаются шаги. Оборачиваюсь: ко мне подходит Колм с двумя бокалами в руках.
– Нет ничего прекраснее заката после бури, – говорит он. – Пару капель ирландского виски, чтобы разогнать печаль?
– Спасибо, – благодарю я.
Колм садится рядом и вручает мне бокал.
– Помотало нас знатно. Ты как?
– Состояние средней паршивости, но жива, – смеюсь я. – А ты?
– То же самое. Все еще стою и даже улыбаюсь, а в руке бокал с хорошей порцией виски. Что еще парню для счастья надо? – подмигивает Колм.
Я отвожу глаза и спрашиваю:
– А как Памела?
– Вроде лучше. Наконец-то. Сегодня она не выйдет. – Он потирает заросший подбородок. – Остальные тоже. Бедные туалеты в их каютах.
– Надеюсь, это не из-за севиче, – прикусив губу, говорю я.
– Твоя закуска и качка, – смеется Колм, – фатальное сочетание.
– Прости.
Я стараюсь не засмеяться, но не выдерживаю, и в следующее мгновение мы оба хохочем до слез.
– Должна признаться, – сквозь смех выдавливаю я, – я не оканчивала кулинарную школу Le Cordon Bleu. Я вообще не умею готовить.
– Думала, ты меня обманула? – ухмыляется Колм. – Я с самого начала все понял.
– По мне настолько было видно?
– Да, – со знанием дела отвечает он. – К тому же у меня врожденная чуйка на вранье.
Я с трудом отгоняю соблазн опустить голову ему на плечо, и тут мои мысли обращаются к Лиаму. Лиам!
– Слушай, а как дела… у твоего сына? – спрашиваю я.
– Погоди, откуда ты знаешь?
– От Памелы, – быстро выдумываю я. – Я слышала, как она о нем говорила.
– Серьезно? – фыркает Колм. – Памела говорила о Лиаме? Приятный сюрприз. Да она день его рождения с трудом помнит, как и то, что у нее в принципе есть пасынок.
– О, – вырывается у меня.
Пару мгновений мы сидим в молчании.
– Ты не подумай, – наконец говорит Колм, – я не собираюсь толкать ее под автобус или как-то мстить, но… что есть, то есть. Некоторые женщины становятся отличными матерями. Только не Памела.
Он кивает сам себе, будто пытаясь оправдать каждое свое решение, которое привело к этой ситуации.
– Я надеялся, что она инстинктивно почувствует себя матерью, точнее, мачехой… Не судьба. Они с Лиамом как масло и вода. Она его не воспринимает, а он ее не выносит.
Я вспомнила, как укутывала Лиама одеялом, а он спросил разрешения называть меня мамой. Может, и я не прирожденная мать, но одно знаю точно: полюбить этого малыша очень легко. Как и Сабрину. Грудь сдавливает от накативших чувств, однако я приказываю себе не раскисать.
– Так… где же Лиам? Почему он не с вами?
Лицо Колма становится задумчивым.
– Понимаешь, Памела происходит из очень влиятельного британского рода. Они веками посылали своих детей в одну и ту же школу-интернат.
Школа-интернат.
– И мы, естественно, дали Лиаму такую же возможность. Учитывая все наши разъезды и мой бизнес, это имеет смысл. Между прочим, я владею одной из самых известных лондонских винокурен, – гордо улыбается Колм. – И мы сейчас пьем один из моих винтажных виски!
Он чокается со мной бокалом, но я больше тревожусь, чем радуюсь. Я перевожу взгляд на расположенный неподалеку остров и смотрю, как птица бросает раковину с моллюском на скалистый берег. Выходит, Колм попрощался с той красивой деревушкой и с пабом, который так дорог всей его семье, и отправился в погоню за деньгами. Позарился на богатую, сытую жизнь с вульгарной женщиной в «лабутенах». А сына сплавил в интернат! Это не похоже на того Колма, которого, как мне казалось, я знала.
– Когда мы познакомились, ты рассказывал о вашем семейном пабе в Кинсейле, – осторожно начинаю я. – Ты говорил с большим чувством. Твоя мама до сих пор им управляет?
– Нет, – грустно качает головой Колм. – У нее случился инсульт, и некоторое время пабом занимался я. Но мотаться из Лондона и обратно было тяжело, да и Памела не видела смысла в спасении убыточного бизнеса, тем более что моя собственная компания активно развивалась.