не, нам бы сейчас очень пригодился. Тот, кто его сделал – гений, и мне бы очень хотелось задать ему пару вопросов. Теперь приступим к составлению карты. По показателям, большую часть пути можно пройти мимо прямого излучения Экс-один…
Брама подошел к Листу и потянул его за рукав к выходу:
- Пошли, это теперь надолго, а нам не грех перекусить.
Лист оглянулся, Звездочет и Схима дружно сомкнули спины вокруг голографического проектора, а Шуман, по привычке возбужденно трепая остатки растительности на голове, с радостными возгласами снимал данные с медальона. Как только двери приглушили очередной возглас профессора, Брама сочувствующе взглянул на Листа:
- Ну и как это, тяжело?
- Даже не знаю. Скорее как хроника - в нужный момент все всплывает само по себе, но если прислушаться, голова будто пустая и ты сам не имеешь к этому никакого отношения. Словно смотришь со стороны. Очень похоже на то, когда мы проходили тоннель зомби, только теперь все иначе. Все сказанное давит словно плитой, и тут уже нельзя быть прежним.
- Ну а себя, себя то ты вспомнил? – Брама открыл дверь, откуда доносился хохот путников, но Лист пожал плечами:
- Думаю, это не так уж и важно, наверное, важнее, кто я теперь.
К ним подскочил довольный Шуня, освобождая место у стола, а Митрич, продолжал заливать, вызывая очередной взрыв хохота у сгрудившегося народа. Брама перевел взгляд с потускневших глаз Листа на Митрича, и в который раз за этот день подумал, что человека человеком делает вовсе не внешность, а душа.
Подмигнув Шуне, он приступил к еде, накладывая на хлеб огромный кусок душистой ветчины. Немного активно, зато вкусно, как ни крути, а Зона есть Зона и ничего тут не попишешь. А что бы вывести радиацию, так на это есть «лоза», в хорошей компании идет за милую душу. Митрич подсел к Листу, и пока путники смаковали рассказанную им историю о шпике забредшем на крайний хутор, покивал головой, сложив мозолистые, натруженные руки:
- Странный ты хлопче, дюже странный. Боль на сердце, душа вся плачет, а в глазах ни слезинки, будто из железа сделан. Вон смотри - эти бурлаки десять лет как в Зоне, а все как дети малые и смех у них и горе, все рядом идет. А у тебя будто умерло что-то в душе, а с мертвой душой нельзя жить. Многое в жизни быват, но прошлое надо уметь отпускать, иначе оно не отпустит тебя.
- Спасибо, Митрич, на добром слове, но иногда бывает так, что лучше не вспоминать.
Митрич вздыхая и кряхтя, отошел к путникам, что расставив лавки вокруг стола резались в карты. Вроде бардак бардаком, но личному составу тоже иногда надо отдыхать. Как правило, такое бывает не часто. Стоит прийти командиру - всю дурашливость будто ветром сдувает и снова готовы топтать Зону, ползти под пулями хоть к черту на рога – только бы это было нужно, и в этом был смысл. Вот и сейчас, проиграв и раскрасневшись, Шуня вылез из-за стола, но тут его поймал Брама, что то шепнул, а потом встретился глазами с Листом и кивком позвал за собой. Не говоря ни слова, Лист пошел вслед за его широкой спиной, удивляясь про себя тому, что бункер внутри намного больше, чем касался снаружи. Путник пропихнул в узкую комнатку Шуню, а сам, прислонившись к белому пластику и вглядываясь в колышущиеся зеленые стебли папоротника, промолвил:
- Просьба у меня к тебе будет, Лист. Или мне называть тебя иначе, настоящим именем?
- Старого я не помню. Мельком помню мир тусклый мир Агарти, словно в тумане – руины Севастополя, зеленый прибой мертвых волн, но меня там нет. Словно все чужое, словно сон.
- В общем, такое дело - после совета Звездочет отправит ребят домой или оставит тут - как Кречет решит. Наличие големов решило проблему дальней связи, но я чувствую, что должен идти к Экс-один, понимаешь? Не могу объяснить, чувствую. Но я вроде как командир отряда, и должен идти с ребятами.
- Я скажу Звездочету, хотя после того как ко мне вернулись воспоминания, он смотрит на меня с настороженностью. Будто ждет, что я что-либо выкину, или зеленью покроюсь прямо у него на глазах.
- Думаю, это пройдет, я тоже прибит сообщением о Агарти. Выворотники это еще куда ни шло, вроде как привычно уже, но вот Иные… в общем без слов. Тут, кстати, такое дело, помнишь того шпика, которого подобрал Схима?
- Забудешь тут, за один день происходит больше чем за год. Он умер?
- Совсем наоборот – пришел в себя и у него есть важная информация. И тут просьба номер два. Сам поймешь, что к чему.
Брама приоткрыл дверь, пропуская сталкера в комнатку, где над откашливающим кровь шпиком склонился Шуня. Повернувшись на звук открываемой двери, шпик криво ухмыльнулся:
- Ну, что решил, командир?
- Я привел Шуню, говори, что знаешь, и советую быть откровеннее – а то я скажу сам, один раз. Но боюсь, что после этого профессору придется смывать со стен бокса кровавую кашу. Не хочу его утруждать подобным занятием. Пристрелить тебя по-тихому, или не тратить пулю, а отправить обратно, на болота, где тебе самое место?
- Грозен – продолжал кривиться белый как стена шпик, опутанный вереницей капельниц и непонятно каким чудом задержавшийся на этом свете – все у тебя просто - враги – свои, а иногда бывает иначе. Череда тоже считался надежным, однако это не мешало ему захаживать к нам.
- Говори, мразь, иначе узнаешь как легко пуля пробивает череп.
- Мертвым я бесполезен и себе и вам, да и «язык» подмешанный в капельницу немного горчит. Не смотри волком - вещи кажутся не такими однозначными, если смотреть на них иначе.
Шпик перевел взгляд на Шуню:
- Может я сейчас сдохну, но, все же хочу, напоследок тебе кое-что сказать. Ты ведь товарища ищешь, которого Тигран вместе с тобой привел к Щуплому на Развязку? Помню, как ты приставал к Тиграну и другим с расспросами, арты предлагал, дорогие арты. Только есть вещи, о которых говорить не следует, но мне уже все равно. В общем, видел я Понырева…
Шуня подскочил к кровати, но Брама указал на табло, на котором разом замигали тревожные огоньки.
- Мельком видел, но мне и этого хватило. У меня была хорошая память на лица… других не берут в особисты… что смотришь так изумленно, Брамской Анатолий Петрович, на мне узоров нет…
- Откуда…
- От верблюда… не перебивай – слушай. Кто знает, сколько мне осталось… - особист прикрыл глаза, а Брамской вышвырнул Листа за дверь и тот опрометью кинулся за Шуманом и ассистентами.
- Неужели ты думаешь, что там, за Периметром, сидят сплошь идиоты, оставив Зону без присмотра? Как бы ни так. На этот раз мы не стали брать Зону штурмом - слишком обожглись, боялись, что она ответит на массовое вторжение военных, расширится и выстрелит теперь уже по Киеву или Москве, стирая и их с лица земли… Не важно, как я попал к лесникам, а от них, в виде ренегата-предателя, к шпикам… у нас свои пути… так было надо... да простит меня Род, хотя они знают…
Шуман вихрем ворвался в узкую комнатушку, кинулся к приборам и начал выбивать на них сложную трель. Ионов и Сергеев перевернули шпика на живот, быстро спороли материю, и, увидев открывшуюся рану на спине, вопросительно посмотрели на профессора. Тот кивнул, и вбок отъехала переборка в стене, открыв сверкающую кафелем операционную. По комнате ударили струи антисептического газа, и ассистенты рывком втолкнули каталку под робота-хирурга, свисающего с потолка металлическим пауком, при виде такой толпы протестующе замахавшего манипуляторами.
- Шуман, анестезия не берет - «язык» блокирует хлороформ – Сергеев лихорадочно облачался в хирургический халат.
- Отключайте нервные узлы и режьте по живому. А вы говорите, говорите, не замолкайте, вам нельзя замолкать.
Шпик дернулся, когда к нему подключали многочисленные провода, потом обмяк. Лицо стало спокойным и отрешенным, но глаза не отпуская держали Шуню, цепко всматриваясь в него, пока упавшая перегородка не скрыла бокс.
- Что все это значит, Брама? – Звездочет кинул взгляд на голем.
- Звездочет, ты знаешь меня сколько лет, а имя, отчество хоть помнишь?
- Нет, но к чему тут это? Имя в Зоне – плохая примета.
- А вот он – Брама кивнул сторону перегородки – знает. И не только имя. По сказанному всему выходит, что он особист. Под «языком» он не смог бы врать, это невозможно. Ты знал, что особисты присутствуют в Зоне?
- Знал – разведчик присел на кушетку – но наши ведомства особо не пересекались, и кто и где именно работает, нам не известно. Это в интересах безопасности. Многие идут в глубокое погружение и сидят тут по пять-шесть лет. Но если он особист, то какого хрена он делал на болоте в такое милое время суток?
- Если выживет, расспросим. У Шуни вон тоже вопросы имеются - особист имеет информацию о Поныреве.
- Весело все переплелось – Звездочет кинул взгляд на нервничающего ординарца – ты видел его среди шпиков?
- Не уверен – отозвался Шуня – они ведь в масках ходят, в таких, с вырезами для глаз. Так что возможно. А он выживет?
- Если профессор уволок его в свой виварий живым – скорее всего. Он и не таких поднимал. Тут сколько оборудования собрано, многим клиникам с мировыми именами подобное и не снилось. Шуман использует передовые технологии, многие из которых разработал он сам. Если учесть что даже его аптечки вытягивают с того света, то за судьбу нашего друга можно быть спокойным.
- Тут такое дело, Звездочет, думаю, нам с Шуней стоит идти с вами. Шуман говорил, что на Экс-один могут пройти только пять-шесть человек. Шуня хорошо ориентируются в катакомбах, думаю, его помощь тоже не станет лишней.
- В принципе лично я не против. Кречет, зная тебя, заранее дал добро. Мы с ним как раз закончили совещание на частоте големов. Особой радости от полученной информации генерал не испытал, нам надо будет попасть на Экс-два, а это означает бойню с постулатовцами. На севере назревает крупная мясорубка, и нам будут все - и вы и лесники. Постулатовцев с Экс-два придется выбивать силой. Опыт этого у нас уже имеется - они будут держаться за каждую пядь земли. Для Листа есть приятная новость - Шуман успел распотрошить медальон и выявить предполагаемые координаты Полины. Судя по всему, она пыталась тебя вытянуть дистанционно, активизировав телепорт в медальоне. Но не хватило энергии - у медальона ограниченный ресурс и много информации в нем перенести невозможно, даже координаты туда запихнуть удалось только чудом. Именно эту энергетическую вспышку зафиксировал тогда на Периметре мой голем, приняв за всплеск неизвестной аномалии. Телепорт не сработал, однако включил медальон в режим маячка, сделав что-то вроде дефибриляции сердца.