— Тсуна–чан, это не повод его убивать! Мальчик не в себе, он еще не выздоровел до конца. И вообще, вырезы на одежде у тебя действительно великоваты. Я давно хотел сказать тебе об этом, но ты уже большая девочка, сама должна все понимать…
Хокаге что–то отвечала деду, но я их почти не слышал, продолжая пялиться. Надо бы взять себя в руки и перестать, но что–то совсем не хочется. К черту все, сегодня мне можно, в качестве моральной компенсации.
— Очнись уже, — раздраженно рявкнула Тсунаде, щелкнув у меня перед лицом пальцами.
Пришлось отвлечься от увлекательного зрелища и нечеловеческим усилием воли перевести взгляд на ее лицо.
— В гневе вы еще восхитительней, Химе–сама, — я поймал ее руку и поцеловал. — Выходите за меня замуж, и я сделаю вас самой счастливой женщиной на свете.
Тсунаде отчетливо покраснела, но потом спохватилась и вырвала у меня свою руку.
— Соглашайся, — громким шепотом начал суфлировать на заднем плане Хаширама. — В твоем возрасте такими предложениями не разбрасываются. Мальчик, конечно, для тебя слишком молод, но он уже показал себя великим шиноби. К тому же не хотелось бы, чтобы род Сенджу на тебе прервался. Ты, как принцесса клана, должна обеспечить его существование и процветание.
Кажется, это стало последней каплей, и красная от гнева и смущения Тсунаде покинула помещение, чтобы немного остыть и не поубивать тут всех. Лишившись услады для глаз, я перевел взгляд на Первого. Поняв по моему враз просиявшему лицу, что сейчас тоже огребет свою порцию любви и восхищения, Хаширама скомкано попрощался и поспешил следом за внучкой.
Оставшись в одиночестве, я попытался взять себя в руки и успокоиться. А то что–то меня на любовь ко всему живому пробило, не к добру это. Следующим в мою комнату рискнул зайти Наруто. Я изо всех сил сдерживал свою неожиданную любвеобильность, поэтому не затискал его до смерти, а всего лишь слегка помял. Впрочем, не похоже, чтобы он был сильно против — отбивался как–то вяло, без энтузиазма. Подождав, пока я немного успокоюсь, Ева рискнула высунуть нос из печати на животе Наруто.
— Саске! — радостно воскликнула она.
— Ева! — не менее счастливо ответил я.
— Саске!
— Ева!
Лиса прыгнула мне на руки, и мы некоторое время просто смотрели друг другу в глаза. По крайней мере, так это выглядело со стороны. На самом же деле я активировал риненган и сейчас решал проблемы Евы с чакрой. Если у меня восстановленная ментальная оболочка теперь удерживала чакру в теле, и за время моей отключки ее там скопилось уже немало, то у бедной демоницы вместо нормальной энергии до сих пор была та черно–серая бурда, что досталась нам в наследство от Десятихвостого. Но проблему можно было решить — я создал ей некое подобие ментальной оболочки, которая как бы отфильтровывала чистую чакру от «киселя». Через некоторое время у нее будет достаточно энергии на любое дзюцу. После моих манипуляций в глазах Евы тоже зажегся риненган. Она, как и любое мое создание, получила часть моих способностей. Вообще, мы словно сообщающиеся сосуды — чакра запросто может перетечь из одного в другой, и я не знаю, могу ли полностью отделить от себя Еву. Да и не уверен, что хотел бы это сделать. И она тоже не горит желанием окончательно обособиться — ведь эта связь дает ей возможность в любой момент переместиться ко мне, или позаимствовать энергии, точно так же, как и мне.
— Нет, все–таки, как же я тебя люблю, — заявила лисица и начала вылизывать мне лицо.
— Это чувство полностью взаимно, я тоже себя люблю.
Ева на это только фыркнула, продолжая ластиться. Похоже, ее тоже на любовь ко всему живому пробило. Представляю, каково пришлось бедному Кураме, он наверное, сейчас в самый дальний уголок клетки забился и не верит своему счастью, что жив остался после приступа дружелюбия в исполнении пушистой демоницы.
Когда накал любвеобильности спал, я понял, что мне стало легче себя контролировать. По крайней мере, мне больше не хотелось превратиться в лужицу розового желе при виде Итачи или пойти к резиденции Хокаге и спеть серенаду Тсунаде. Но из дома меня выпустить все–таки не решились, а то вдруг поймаю первого встречного и возлюблю от всей души.
Следующий день у меня начался с приступа черной меланхолии, и ничто не могло отвлечь от мрачных мыслей, ни Наруто, ни Итачи, ни приход гостей. Однако к вечеру я все–таки совладал с эмоциями и стал почти нормальным. Зато назавтра страдал от беспричинной злобы и, в конце концов, спрятался в самом дальнем углу сада, чтобы не срывать дурное расположение духа на окружающих. А затем каждый последующий день начинался для меня с новым настроением, и продолжалось это полторы недели, пока я окончательно не освоился с собственными эмоциями и не взял их под контроль. Срочно подправленная система самогендзюцу мне здорово помогла, и я наконец–то перестал дуться по любому поводу или, наоборот, беспрестанно хихикать безо всякой причины. Еще полнедели спустя все окончательно устаканилось, и даже мои личные лечащие врачи пришли к выводу, что я в норме, ну насколько это вообще для меня возможно.
Впервые за долгие десять лет я был совершенно жив, полностью здоров и должен бы стать совершенно счастливым, но тут вдруг подняла голову моя паранойя. Мне начало казаться, что за мной наблюдают. Неотрывно, каждую секунду и весьма недоброжелательно. Ни сенсорная система, ни разосланные сотни мини–клонов не засекли ничего подозрительного. Наруто и Итачи тоже ничего странного не заметили, и поэтому я пытался убедить себя, что мне это кажется. Но чужой недобрый взгляд преследовал меня постоянно, не отрываясь ни на миг. Я чувствовал его как нечто почти физическое и подавляющее. Дошло до того, что я даже в шкафу прятался, но и там неведомый недоброжелатель от меня не отставал.
Круглосуточная слежка, не прекращавшаяся ни на секунду, здорово меня нервировала. Я стал крайне раздражительным, потерял аппетит и сон. Причем, с Евой происходило то же самое, она даже от сладостей начала отказываться и большую часть проводила внутри печати на животе Наруто, потому что только туда вездесущий «взгляд» не проникал. Я начал подозревать, что дело действительно в моей паранойе, и вся эта неведомая слежка — всего лишь очередной выверт моего сознания. Но с ментальным телом все было в порядке, да и во внутреннем мире никаких изменений не произошло, хотя любое психическое отклонение немедленно отразилось бы на них. Оставалось признать, что источник раздражения является внешним и направлен исключительно на меня. Причем со временем ситуация только обострилась. Неведомый недоброжелатель перешел от чисто моральных методов давления к более физическим — я заметил, что вещи, которыми я часто пользовался, начали ломаться едва ли не у меня в руках. Постельное белье за несколько дней истлевало до ветхости, даже кровать пришлось заменить на железную, потому что у старой подломились ножки; дерево, под которым я обычно медитировал, засохло; любимая чашка рассыпалась на осколки… Было еще множество примеров, но самое плохое — у людей в моем присутствии начинала болеть голова.
Наруто и Итачи усиленно делали вид, что ничего необычного не происходит, но уже я сам начал шарахаться от них, боясь навредить. Я даже перебрался из собственной комнаты на чердак, чтобы быть от них как можно дальше. Да и Ева больше «не ходила в гости» во внутренний мир Наруто, предпочитая отсиживаться в моем. Так больше не могло продолжаться, мне было даже представить страшно, что будет, если я и дальше продолжу игнорировать недвусмысленное послание, которое мне так настойчиво транслирует неведомый недоброжелатель: «Убирайся отсюда!» Впрочем, и недоброжелатель оказался не таким уж неведомым. Я‑то все думал, как отреагируют высшие силы на мое вмешательство в историю. Оказывается, они просто решили выкинуть меня из этого мира, а если я буду упорствовать, уничтожить все, что мне дорого. А может, на самом деле они не могут сделать мне ничего серьезного и просто блефуют? Раз уж я, как в прошлый раз, не проснулся вдруг в чужом теле и чужом мире? Только вот проверять эту теорию слишком страшно. Если из–за меня пострадают Итачи или Наруто, я же себе в жизни не прощу. И не только себе.
Я почти оскалился, вспомнив о цели, которую нашел для себя еще в бытность внештатным сотрудником Акацуки. Тогда я решил отложить ее на потом, и пожить сначала как обычный человек — завести семью, заняться любимым делом… Но все решили за меня, едва ли не подталкивая в спину. Ну что же, тем хуже для них. Этот мир уже дал мне все, что мог, а теперь мне придется покинуть его и пойти дальше, пока я сам не стану равен богам. И тогда посмотрим кто кого! На этой кровожадной мысли ножки моей кровати вдруг подломились, и я с грохотом рухнул на пол. Это стало последней каплей. Из–за постоянного нервного напряжения я не спал уже третью ночь, да и до этого отдыхал всего по паре часов в день, поэтому сейчас был слегка неадекватен. В ярости я вылез в окно, забрался на крышу и закричал в темное небо:
— Хватит, я понял! Я ухожу!!!
Пару секунд ничего не происходило, а потом вдруг хлынул дождь. Теплые капли падали на мое поднятое к небу лицо, ручейками стекали по телу, смывая напряжение и злость. Недоброжелательный взгляд наконец–то исчез, и я обессилено опустился на крышу, закрыв глаза. Меня услышали и приняли ответ.
Глава 26
— Саске?
Неожиданно раздавшийся рядом голос Наруто заставил меня вздрогнуть и открыть глаза. За всеми этими переживаниями я совершенно забыл об окружающих. А ведь шума я произвел немало, неудивительно, что Итачи с Наруто всполошились и тоже забрались на крышу, посмотреть, что в очередной раз со мной приключилось. И теперь оба уже успели промокнуть до нитки, хотя дождь постепенно заканчивался.
— Ты уходишь? — взволнованно спросил Наруто. — Ты не должен больше никуда уходить!
Я открыл рот, собираясь рассказать ему, что высшие силы невежливо попросили меня убраться подальше, но тут вспомнил, что однажды уже отзывался нелестно о местных богах. А потом всем, кто меня слышал, стерли память. Более того, все Акацуки сейчас мертвы, кроме тех, чьим выживанием я лично озаботился. Поэтому я поспешно захлопнул рот и поклялся себе больше никогда ничего на эту тему не говорить.