– Где Элен? – резко спросил он. У него было ужасное настроение, видимо, на заводе что-то не ладилось.
– Я отослала ее домой сегодня утром, – ответила Нелли, прикидывая, как ей убрать стекла. Ее охватило знакомое, ненавистное сознание своей беспомощности. – Ричард, она бывала у нас почти каждый день, а ведь ей надо заботиться и о своей семье.
Ричард снял шляпу и пальто и, вздохнув от досады, положил их на кухонный стул. Ему было плевать на Элен (его раздражали ее робость и высокий рост, хотя он никогда не говорил об этом), но он хотел, чтобы его дом был безупречно чистым, ужин горячим, а коктейль был в бокале, а не на полу.
– Я уберу. Подвинься, – буркнул он.
Она сделала так, как он велел, попятилась на костылях и села на стул в другом конце кухни. Ричард, ворча, нагнулся, подобрал осколки и вытер липкую лужицу. Все это он проделал кухонной тряпкой. Нелли не стала говорить ему, что для пола есть специальная тряпка, лежащая под раковиной, и что он испортил хорошую махровую тряпку, которой она моет посуду и протирает стол. Теперь она выбросит ее, чтобы не поранить случайно руку стеклышком.
– Прости. Я такая неуклюжая на этих костылях.
Ричард ничего не ответил и продолжил вытирать пол.
– Ужин готовится в духовке. Тебе сделать коктейль? – добавила она.
Молчание на кухне затянулось; его нарушали только вздохи и ворчание Ричарда да еще звук лившейся из крана воды. Ричард оставил в раковине тряпку и, достав с полки другой бокал, сам приготовил коктейль, не спрашивая у жены, хочет ли она чего-нибудь.
Нелли наблюдала за ним, а он не обращал внимания на беспомощную жену, сидевшую рядом, и в ее груди закипали раздражение, гнев, обида. Ричард игнорировал ее. О, если бы она могла вернуться в тот вечер, когда они познакомились, когда у нее закружилась голова от внимания, которым окружил ее Ричард, от его денег, поразивших ее, жившую с матерью почти в нищете. Если бы она не поддалась тогда его обаянию! Но было уже слишком поздно.
Ричард быстро выпил коктейль и сделал себе еще один. И снова не поинтересовался у Нелли, не хочет ли она чего-нибудь. Наконец он слегка успокоился, ослабил галстук и сел за стол.
– Что на ужин? – спросил он и встряхнул бокал, звякнув кубиками льда.
– Запеканка с тунцом. А еще тушеная морковь и фруктовый салат.
Ричард допил коктейль и кивнул.
– Ладно. Сколько еще у нас времени?
– Минут пятнадцать. – Нелли посмотрела на таймер. – Мне с моей больной ногой трудно делать все быстро, как раньше.
– Что ж, времени хватит. – Ричард встал и направился в гостиную. – Пойдем со мной.
– Куда? – не поняла Нелли. – Зачем? Лучше я посижу тут несколько минут, а потом достану запеканку из духовки.
– Иди за мной, Элеанор. – Его тон пугал. Муж назвал ее полным именем – это была не просьба.
Нелли сунула костыли под мышки и заковыляла за ним.
– В чем дело, Ричард? – спросила она в гостиной.
Сначала он стоял к ней спиной, но когда повернулся, она увидела, что он расстегивал ремень.
– Ложись. – Он показал на зеленую софу; Нелли выбрала ее сама, когда они въезжали в этот дом; цвет напоминал ей о молодой весенней листве.
– Зачем? – с удивлением спросила она.
Внезапно он очутился прямо перед ней, и, хотя инстинкты говорили Нелли «Беги! Спасайся!», она стояла неподвижно – куда она убежит от него на костылях?
– Ложись на софу, Элеанор. И сними их.
– Что снять?
– Трусы, Нелли. Сними их.
Ведь не собирался же он делать то, о чем она подумала? Ей хотелось закричать, у нее бешено колотилось сердце. Но она сделала так, как он велел, проглотив слезы. Разве был у нее выбор? Она поставила в сторону костыли, неуклюже села на край софы, подняла юбку и сняла трусики. Выгадывая лишнюю минуту, аккуратно свернула их и положила на кофейный столик. Она легла и закрыла глаза.
– Открой глаза, – резко сказал Ричард, задирая ей юбку. Одной рукой он грубо раздвигал ей ноги, другой расстегивал ширинку. Галстук он так и не снял. Нелли заметила, что воротник его рубашки был чистым – без пятен от губной помады. Может, поэтому он вернулся с работы в таком скверном настроении.
– Ричард, моя лодыжка! – охнула Нелли, когда он подвинул ее закованную в гипс ногу. Нога не болела, но это был единственный протест, какой Нелли могла себе позволить безнаказанно. Ричард не извинялся и, когда вошел в нее, кажется, совсем не беспокоился о жене – как и о незадернутых шторах. Нелли не была готова его принять, она была сухой, и им обоим было некомфортно. Она закусила губу и отвернулась.
Ричард резко прекратил свои грубые движения и взял жену за подбородок.
– Гляди на меня, Элеанор.
Она подчинилась. Никогда еще Нелли не испытывала такой ненависти к мужу.
Он навалился на нее, пыхтел, корчился, пружины софы стонали от тяжести, а тело Нелли оставалось неподвижным. Она не могла победить в этой битве. Ее руки лежали вдоль туловища, а единственным намеком на бушевавшую внутри ярость были крепко сжатые кулаки. Она уже пожалела, что отправила Элен домой, потому что ужин был бы тогда готов вовремя, Нелли не разбила бы бокал и Ричард не набросился бы на нее.
Она мысленно отстранилась от всего происходящего, от гостиной, лица мужа, запаха виски. Она думала о саде. Ей предстоит прополоть выросшую за последние недели траву. Пожалуй, надо срезать цветы для Мириам. Например, розы – Мириам нравились розы Нелли. Она вспоминала мать, как та пела церковные гимны розам, лилиям и крошечным незабудкам и просила Нелли петь вместе с ней. «Господь дал тебе ангельский голос, Нелли, детка. Никогда не робей и пой, девочка моя». Тело Нелли оставалось бесчувственным. Ей вспомнился один из гимнов, и она мысленно напевала его мелодию, пока Ричард продолжал пыхтеть над ней.
Он двигался все быстрее и вскоре закатил глаза, обмяк и, содрогаясь всем телом, придавил ее грудную клетку. Нелли не могла даже вздохнуть, но она не смела сказать ни слова, зная, что это лишь продлит ее страдания. Ричард мог таким способом продлить свою месть. Нелли понимала, что ее по-прежнему наказывают, и относилась к этому со смирением правильной жены, которой она и была.
Вскоре он слез с нее, застегнул брюки, но не потрудился заправить рубашку.
– Нелли, полежи так немного. – Он наклонился и поцеловал ее в губы – нежно, как полагалось правильному мужу. Взявшись за край ее юбки, он натянул подол на ее голые бедра, заботливо прикрыв их – совсем не так, как обнажил их несколько минут назад. Он улыбнулся, и ненависть в ее душе выросла до предела. – Ведь мы с тобой хотим, чтобы у нас родился ребенок, правда?
Нелли кивнула и продолжила лежать неподвижно. Ричард оставил ее в гостиной.
– Может, тебе принести сигарету? – поинтересовался он, уходя. – Док сказал, что курение помогает женщинам расслабиться.
– Да, пожалуйста, – равнодушно ответила Нелли.
– Сейчас я приду. – Ричард похлопал ее по бедру и пошел на кухню. Нелли слышала, как он готовил себе коктейль, и понимала, что делать это рискованно – но, пожалуй, хуже не сделать этого. Поэтому она встала и перенесла свою тяжесть на здоровую ногу. Нелли попрыгала на одной ноге, не отрывая глаз от двери и надеясь вытрясти из себя до возвращения мужа то, что он оставил внутри ее. Хотя Нелли и хотела испытать радость материнства, страстно хотела, это желание непрестанно горело в ее душе, но она не знала, насколько глубоко в душе ее мужа укоренилось зло. Поэтому она не хотела стать виновницей появления нового зла, не хотела, чтобы на свет появился еще один Ричард Мёрдок. Или, хуже того, девочка, так как Ричард будет считать себя вправе контролировать дочь так же, как контролирует Нелли. Будет растить покорную дочь без всякого интереса к ее собственным желаниям, а из дочери потом получится правильная жена.
Она прыгала на одной ноге, и вот у нее между ног стало сыро и липко. Понимая, что она сделала все, что могла, Нелли снова легла и стала ждать Ричарда.
25
Начиная со дня свадьбы, молодая матрона должна строить свою жизнь в соответствии с вероятными и желаемыми обстоятельствами зачатия ребенка. В противном случае она не имеет права носить титул жены.
19 июля 2018 года
– Вы приняли ибупрофен?
Элис кивнула, и у нее под головой зашелестела бумага. Она лежала в гинекологическом кресле и глядела на потолок, на полоску флуоресцентного света над собой. От этого света болели глаза, но она старалась не думать о том, что происходило с ее животом.
– Где вы работаете, Элис?
– Раньше я была пиар-менеджером, а теперь пишу. – Во всяком случае, пытаюсь писать. Элис смотрела на свет, но заморгала, и в ее глазах появились черные точки. Можно ли называть себя писательницей, если ничего толком не написала?
– Ой, правда? Что же вы пишете?
– Всякую всячину. Сейчас я работаю над романом. – Элис подумала о своей книге. Каждое утро она просыпалась с желанием работать, но через пару часов ее надежды улетучивались, и она закрывала ноутбук, обещая себе, что завтра все будет иначе. Это стало уже предсказуемым, но тревожным ритуалом, и она не знала, что с этим делать. – Вот… хм… почему я здесь. Мне нужно дописать книгу до того, как я забеременею. – Зачем она говорит об этом доктору?
– Родить книгу и ребенка? Да, пожалуй, это тяжелая работа. – В голосе доктора послышалось сочувствие. – Когда-то я проглатывала роман за романом, а сейчас уже не хватает времени. Но сейчас у меня на столике лежит стопка книг – в ожидании моего отпуска!
Элис улыбнулась, скованно и не разжимая губ.
– О’кей, я вставляю расширитель… поехали. Постарайтесь расслабиться, раздвиньте ноги сильнее. Вот так, замечательно. – Доктор Ясмин Стерлинг, гинеколог, которую Элис нашла в Скарсдейле после быстрых поисков в Google, подняла голову и улыбнулась. – Все хорошо, Элис?