Вдох-выдох, вдох-выдох.
– Лучше? – спросил он тонким голосом. Дышал он почти так же тяжело, как и она.
Она кивнула, хотя боль почти не уменьшилась. Убрав руку, Нейт потрогал свою грудь, где от ее ногтей остались красные полумесяцы. – Все в порядке? Ну, и напугала же ты меня!
– Прости. Я тоже испугалась. – Она медленно села с помощью Нейта. Но мгновенно пожалела об этом и снова схватилась за левый бок, когда ее захлестнули новые волны боли.
– Все еще больно? – спросил он, нахмурив брови. Обнял ее за плечи и заглянул ей в лицо. – Может, нам надо поехать в больницу? Растяжение мышцы не дает такой боли.
– Мне уже лучше.
Но боль снова возобновилась, нестерпимая боль. У Элис участился пульс. Наверно, я умираю. Это мог быть аппендицит? Нет, слепая кишка находится справа, это точно. Постой… может, она дотрагивалась до наперстянки? Не дотрагивалась. Нейт выкорчевал ее, а она только держала мешок. У нее путались мысли, и она ничего не понимала.
– Нейт, – прошептала она, повернувшись к нему. Его глаза показались ей слишком крупными для его головы, он открывал рот, но не произнес ни звука. – Что со мной случилось?
Но он даже не успел ей ответить – ее снова пронзила боль, и такая сильная, словно у нее горело все внутри.
– Сейчас меня стошнит, – пробормотала она непослушными губами, зная с определенностью, что это уберет из нее черноту. Она сползла с кровати, и Нейт поддержал ее, когда у нее подогнулись колени. Он был уже в панике. Они успели сделать лишь один шаг к двери, чтобы дойти до ванной, когда ее ужасно сильно вырвало на недавно купленный ковер.
Непрестанно ругаясь, Нейт поддерживал ее голое тело; одной рукой он крепко обхватил ее грудную клетку, надавив на груди, а она без сил висела у него на руках. Другой рукой он набирал на телефоне номер и пытался отвести ее к кровати, но она сопротивлялась.
– Я не хочу испачкать еще и одеяло, – сказала она, чувствуя временное облегчение. – Жалко ковер. Я почищу его.
– Элис, перестань. Перестань. Сейчас я вызову тебе… Эли, останься со мной, о’кей? Держи глаза открытыми. Да, алло? Моя жена… ей срочно нужна помощь…
У Нейта срывался голос, и Элис хотела сказать ему, что все нормально, не надо беспокоиться. Но вскоре оставила свои попытки, у нее слишком кружилась голова, и она позволила Нейту уложить ее в постель. Она пыталась держаться, но сон обещал ей забвение от боли и кошмара, разыгравшегося в их спальне, поэтому она закрыла глаза и сдалась. Дом что-то тихо напевал ей сквозь щели, как мать напевает колыбельную малышу, и Элис уплыла куда-то далеко. Отчаянные крики Нейта исчезли в бескрайней пустоте.
31
8 сентября 1956 года
1½ чашки молока
1 ч. л. ванильного экстракта
2 ч. л. сушеных лепестков роз
½ чашки патоки
1 чашка сахарного песка
В небольшом сотейнике нагрейте молоко, ванильный экстракт, измельченные лепестки роз и варите на слабом огне 5 минут. Затем в другом сотейнике варите 15–20 минут патоку, сахар и молочную смесь. Вылейте в смазанную маслом форму и остудите. Остывшую карамель нарежьте на маленькие кубики. Это великолепный подарок!
Ричарда вырвало на зеленую изгородь за несколько мгновений перед тем, как они сели в желтый Studebaker. Через десять минут их ждали у Голдманов, а они и так задержались до последнего из-за больного желудка Ричарда. Он еле держался на ногах, и Нелли сомневалась, что ему стоило садиться за руль. Но когда она предложила ему ненадолго прилечь – они легко могли и отменить свой визит, – он заявил, что с ним все нормально, и велел ей не совать нос в его дела. А через минуту уже согнулся пополам от боли и испачкал рвотой садовый кустарник.
– У тебя явно не все благополучно, – сказала Нелли. Она положила на крыльцо букет роз, срезанных ею для Китти, и коробку с карамелью из лепестков роз, порылась в сумочке и протянула ему платочек, чтобы он вытер губы. Но он оттолкнул ее руку, угрюмо проглотил таблетку, лежавшую в кармане, развернул полоску жвачки и пошел к машине. Но Нелли заметила, как тяжело он оперся на капот и немного постоял, затрудненно дыша, прежде чем открыл для нее дверцу.
– Может, мне поехать одной? Я уверена, они поймут, что ты нездоров. – Она уже безуспешно пыталась уговорить Ричарда, чтобы он позвонил доктору Джонсону и попросил приехать к ним домой.
– Успокойся, Нелли, – буркнул Ричард. – Вероятно, я съел что-то не то. Все пройдет. – Нелли даже не стала возражать, что они ели одинаковую пищу и ее желудок в полном порядке, понимая, что это лишь разозлит его еще больше. Ричард Мёрдок не хотел выглядеть слабым перед их друзьями, особенно перед Чарльзом Голдманом. – Мы едем. Вместе. – Но слабый голос Ричарда опровергал все его уверения.
По дороге Ричард высовывал голову из окна машины и ехал, прижимаясь к бордюрам на случай, если его стошнит. Нелли предлагала сменить его за рулем, но он и слышать не хотел. Через несколько минут они подъехали к дому Голдманов. Ричард откинулся на спинку водительского кресла, запрокинул голову и стал размеренно дышать – вдох через нос, а выдох через рот. На его лбу возле линии волос выступили мелкие капельки пота, подчеркнув острый мысик волос надо лбом – «вдовий пик».
– Ты готов идти? – спросила Нелли.
Он не ответил, просто вылез и обошел вокруг машины, чтобы открыть для Нелли дверцу. Он предложил ей руку, и она оперлась на нее, хотя если кто и нуждался в помощи, то сам Ричард. Он пошатывался, когда они шли по дорожке, и Нелли напрягала мышцы ног, поддерживая его.
– Мы уедем, когда ты захочешь, – сказала она. – Мне все равно. – Вообще-то она даже была бы рада этому. Прикидываться на публике, что у них в семье все хорошо, было тяжело и неприятно.
– Хватит, Нелли! – резко заявил Ричард. – И чтобы сегодня никому об этом ни слова. Понятно?
Ричард нажал на звонок. Дверь открыла Китти, разодетая в пух и прах и с яркой коралловой помадой, совсем ей не шедшей.
– Нелли, Ричард, добро пожаловать!
Они вошли в дом. Китти прокомментировала карамель из лепестков роз – что это милая идея («О! Ты сама их сделала? Как роскошно, хотя я не очень люблю сладкое», – добавила она.) Еще она сначала восхитилась желтыми розами, но тут же бросила букет на кухонный стол и больше не вспоминала о нем. Желтые розы – цветы дружбы; и хотя Нелли сильно сомневалась, что они помогут Китти стать более внимательной подругой, в целом она верила в символику цветка. Впрочем, честно говоря, для хозяйки этого дома больше всего подошел бы нарцисс, но это весенний цветок, и теперь он надолго исчез из сада.
Когда все разместились в гостиной, Китти притащила коктейли. У Нелли поползли брови на лоб, когда Ричард взял себе «старомодный коктейль», и после первого же глотка на его зеленоватом, потном лице появилась болезненная гримаса. Упрямый дурак. Она лишь надеялась, что он продержится и его не стошнит на ковер в гостиной, кажется, новый и наверняка очень дорогой – об этом Китти скоро сообщит, как только соберутся все гости и у нее появится достойная аудитория.
Гости веселились, коктейли текли рекой, и Ричард взбодрился, хотя его лицо по-прежнему оставалось серым. Кроме Нелли, никто не замечал, что ему плохо, но она помалкивала, как и обещала. Она сидела с другими женщинами у стены, и они обсуждали новый ковер Китти, ближайшее собрание их клуба соседского дозора и Бобби, сыночка Марты, родившегося незадолго до этого.
– Она все равно огромная как танк, – воскликнула Китти. – Но малыш прелестный, хотя мне лично не нравится имя Бобби. Теперь ей прибавится хлопот с двумя детьми, ведь у нее нет постоянной служанки. Я не завидую ей! – Китти засмеялась, и к ней присоединились остальные женщины. Кроме Нелли, она сбежала, сказав, что ей нужно припудрить носик.
Когда она вернулась в гостиную, ее встретили криками. Особенно ликовала Китти, словно для нее ничего не было на свете лучше этой новости. Она с писком бросилась к Нелли, пока еще не понимавшей, что произошло в гостиной за несколько минут ее отсутствия. Но потом Нелли взглянула на Ричарда, и его торжествующая ухмылка сказала ей все.
– Нелли, хитрая лисичка! Почему ты ничего нам не сказала? – Китти схватила ее за руки и обняла. Другие женщины тоже окружили ее, спрашивали, как она себя чувствует, не опухает ли лодыжка. Мужчины трясли руку Ричарда, хлопали его по плечу, поздравляли. Нелли дымилась от злости, но прятала свою досаду за вежливой улыбкой. Перед отъездом Ричард уверял ее, что сегодня никому не расскажет о ее беременности – Нелли сказала ему, что хочет сначала сообщить о ней женщинам на ближайших посиделках (хотя у нее на уме был другой план), и он согласился подождать. Впрочем, теперь она ничуть не удивилась. Ричард всегда делал все по-своему, не считаясь с ней.
Вскоре ажиотаж затих, и все направились к столу. Нелли оказалась рядом с вдовцом Норманом Вудроу, приятным, спокойным мужчиной. У него полгода назад умерла жена Кэтлин, которая тоже состояла в их клубе соседского дозора, а еще вела кружок вязания при церкви. Рак забрал ее внезапно и очень быстро, за несколько недель она из здоровой женщины превратилась в скелет.
Она всегда нравилась Нелли – хорошая мать и подруга, никогда не сплетничавшая о других женщинах и их мужьях, она с неукротимой энергией добывала средства для церкви и пекла печенье для благотворительных аукционов. Еще она носила обувь без каблука, все считали, что из-за высокого роста, но однажды она призналась Нелли, что ненавидит высокий каблук и «что жизнь слишком коротка и нечего себя мучить!». Она была совершенно права, особенно, как оказалось, насчет слишком короткой жизни.
Нелли не видела Нормана с похорон, но слышала, что он живет замкнуто и заботится о двух маленьких детях с помощью перебравшейся к ним матери Кэтлин. Теперь Норман выглядел неплохо, пришел в себя и уже не был так убит горем, как в прошлый раз.