– А мы с мамой не близки, – сказала Элис. – Мы с ней очень разные.
– Как же так?
– Разные абсолютно во всем. Она оптимистка, я реалистка. Она пьет чай, я кофе. Она худая, а я люблю лимонный кекс. Она занималась йогой еще до того, как это стало трендом, а я лентяйка. Иногда я бегаю, но в основном чтобы растрясти эти калории. – Элис откусила большой кусок кекса и вскинула брови, насмешив Салли.
– Я не сомневаюсь в том, что она любит меня, но она растила меня одна. – Элис пожала плечами. – Знаете, у меня было ощущение, что она слегка тяготилась этим. Что ради моей жизни она жертвовала своей собственной – типа того.
Салли сочувственно улыбнулась.
– Я не могу знать наверняка, поскольку у меня не было детей, но подозреваю, что роль матери невероятно сложная штука.
– Думаю, она старалась изо всех сил. – Элис вздохнула. – Она не очень понимала меня, а я не понимала ее. Но мы обе знали это и как-то ладили.
– А ваш отец? – спросила Салли.
– У меня потрясающий отчим. Надежный, заботливый, щедрый. Но мой биологический отец ушел от нас, когда я была ребенком.
Салли ничего не говорила, ждала, когда Элис продолжит говорить или сменит тему. И неожиданно Элис захотелось поговорить об отце, о том, как она ужасалась, что не похожа на мать, потому что была точной копией отца.
– Он умер всего два месяца назад.
– Мне очень жаль это слышать, Элис. Такую пилюлю трудно проглотить в любом случае.
– Спасибо, хотя я должна добавить, что я не видела отца и не говорила с ним двадцать лет. – Но Элис знала, что независимо от того, хорошие у тебя родители или плохие, с тобой рядом или отсутствуют, они все равно остаются частью тебя. Они внутри тебя, хочешь ты этого или нет. – По сути, это был чужой человек для меня.
– Чужой или не чужой, он был все-таки вашим отцом. Отношения между людьми никогда не бывают простыми. Особенно, если они касаются нас самих. – Салли взяла руку Элис и сжала ее на мгновение. – Так скажите мне, мисс Элис. Как продвигается ваша книга?
Элис лишь застонала в ответ.
– Плохо. Никак не могу найти подход к этой теме.
– Опять творческий тупик?
– Вроде того, кажется. У меня есть идея, она увлекает меня, я собираю материал, но написала пока так мало, что этого не хватит даже на рассказ.
Салли задумчиво посмотрела на нее.
– А вообще-то вы хотите написать книгу?
– Думаю, что да. – Элис посмотрела на нее. – Или мне казалось, что хочу. Но теперь я не уверена.
– Господи, тогда зачем вы себя мучаете?
– Потому что меня уволили с работы за то, что я сделала одну глупость, и я не хотела говорить об этом Нейту. Он хотел переехать в пригород, а я осталась без заработка и не могла подыскать аргументы, почему хочу остаться в Марри-Хилл. Мне всегда хотелось писать книги, потому что, по-моему, многие люди хотят этим заниматься, и это было неплохо, когда я пыталась забеременеть.
Элис остановилась и вздохнула. Если она продолжит, то может признаться в фиаско с ВМС и что она ужасно жалеет, что так вышло. Или поведает о своих сомнениях насчет ребенка и о том, что считает свою семейную жизнь неудавшейся. Или признается в своем страхе, что у Нейта тоже есть свои секреты и что, может, он не такой хороший муж, каким кажется.
– Моя мать всегда говорила: «Никогда не задавай простой вопрос, если хочешь получить простой ответ». – Салли улыбнулась.
– В основном я испытываю беспокойство. Ну, я как бы жду, что все снова обретет смысл, начнется настоящая жизнь, и просто убиваю время, наблюдая, как все разваливается.
– Дорогая моя, мне хотелось бы дать вам совет, но я не знаю, во-первых, как пишут книги, я никогда не хотела выйти замуж и мало что понимаю в семейной жизни, – сказала Салли. – Впрочем, о последнем немного знаю, потому что мама все время подначивала меня, чтобы я родила, даже без мужа. Говорила, что я могу жить тут, работать в здешней больнице и что она поможет мне растить ребенка. Даже составила список приемлемых холостяков, живших по соседству, обновляла его и регулярно присылала мне с пометками «за» и «против». Я всегда страшно веселилась. Так, в колонке «за» она могла написать «хорошо одевается», а в колонке «против» – «начинает лысеть», как будто это имеет какое-то значение для успешного брака.
Они засмеялись, и Салли продолжала:
– Но все же, несмотря на ее воспитание, на требования тех времен к женщине, чтобы ее было видно, но не слышно, то есть чтобы она была красивой, но не открывала рот, и чтобы все ее интересы ограничивались домом, моя мать была настоящей феминисткой! Самым лучшим подарком, который она мне сделала – а она была замечательной матерью, и подарков было много, – стал вопрос, который она задала мне.
– Какой вопрос?
Салли выпрямилась, изобразила на лице улыбку и помахала пальцем – и Элис догадалась, что так делала ее мать.
– Она сказала: «Салли, самый трудный вопрос, который мы задаем себе в этой жизни, – это «Кто я?». Обычно мы отвечаем на него сами, но учти, что другие будут стремиться сделать это за тебя – так не позволяй им этого».
Элис почувствовала комок в горле и чуть не заплакала.
– Позвольте сделать вам, Элис, тот же подарок. Ваша единственная работа – более важная, чем написание книги, или выращивание роз, или приготовление блюд, – поиск вашего ответа на этот вопрос.
– Мне бы понравилась ваша мама, – сказала Элис.
Салли дотронулась до коленки Элис.
– Вы бы тоже понравились ей. У нее была слабость к беспокойным душам.
38
Если супруг случайно совершит проступок, вот вам совет, который может оказаться полезным, – простите и забудьте. А еще лучше – сделайте вид, что вы ничего не знаете. Случайный проступок, когда супруг заблудился и сошел с пути, не означает, что он перестал вас любить.
Нет, он любит вас по-прежнему, а может, даже больше.
23 сентября 2018 года
– Что будешь? Я угощаю. – Бронвин положила свой ноутбук на маленький угловой столик в «Н&Н Рогалики» и выпрямилась, готовая сделать заказ. Она уговорила Элис приехать на день в Манхэттен, пошутив, что у подруги кровь стала слишком пригородной и что это могут исправить только инъекция Н&Н и маникюр. Бронвин запланировала большую программу, в том числе посещение места, где состоится ее послесвадебная вечеринка, потом обед с друзьями из прежней жизни Элис. Но ничего этого не будет, пока они не перекусят рогаликами, потому что при низком уровне сахара в крови Бронвин трудно переносима. – Как обычно?
Все утро Элис слегка мутило, но она знала, что ей надо что-то положить в желудок, который был пустым, не считая утреннего кофе и банана.
– Да, как обычно. Спасибо.
Пока Бронвин заказывала – номер семь для Элис (яйцо, авокадо и острый сыр на рогалике с кунжутом) и мягкий сыр с лососем и луком-резанцем на пумперникеле для Бронвин, – Элис глядела в окно, гладя пальцами жемчужные бусы на шее. Она приехала в черных брюках-сигаретах и блузке в горошек без рукавов, завитые локонами волосы убраны назад. Бронвин восхитилась, что она выглядит потрясающе – и худая! Элис просияла от комплимента подруги и обрадовалась, что выбрала такой наряд, а не свой обычный, более будничный. После переезда она похудела – от стресса да к тому же почти не бывала в таких заведениях, как Н&Н. Вероятно, и ее недавно появившаяся тяга к курению помогла ей вернуться к размеру одежды трехлетней давности.
Они взялись за рогалики. Элис ела маленькими кусочками и заверяла Бронвин, что у нее все нормально. Но в целом ланч прошел молча. После этого Бронвин поставила локти на стол и испытующе посмотрела на подругу:
– Эли, что случилось?
– С кем или с чем?
Они слишком хорошо знали друг друга, и Бронвин сразу просекла попытки Элис прикинуться дурочкой.
– С тобой. С кем же еще?
– Ничего нового. Правда. Пишу, вожусь в саду, пытаюсь не поджечь дом, когда готовлю. – Элис улыбнулась подруге и вытерла пальцы о салфетку. – Делаю все, что полагается хорошей домашней хозяйке.
– Видишь ли, я знаю – ты делаешь вид, что шутишь, но ведь ты не шутишь. – Бронвин взяла Элис за руку. – Поговори со мной, Эли.
Элис не была настроена на серьезный разговор по душам – она хотела наслаждаться голубым небом, воскресеньем, ланчем. Выйдя утром из поезда, Элис верила, что у них с Бронвин все вернулось в прежнюю колею: она извинилась, Бронвин простила ее. Однако, когда увидела подругу, почувствовала, что у той осталась какая-то обида; так бывает – прольешь что-то липкое на пол и вроде вытрешь, а на следующий день носок все-таки прилипнет. Несмотря на объятия и восклицание Бронвин «Теперь в мире все в порядке!», когда она встретила Элис на станции, – словно восторг и комплименты были скорее показными.
– Честное слово, мне нечего рассказывать. Я чувствую себя хорошо. – Она пила воду, вытерла кружок конденсата со стола салфеткой и думала о Нейте и Дрю, стараясь не хмурить брови. – Все нормально, Брон. На гляди на меня с таким беспокойством.
– Нет, я беспокоюсь. Ты как-то изменилась.
– В чем же?
– Ну, во-первых, ты не носишь джинсы…
– Значит, тебя смутил мой прикид? – Элис посмотрела на свою одежду и пожала плечами. – Сейчас я погрузилась в пятидесятые – для моей книги. Изучаю материал. Разве так не делают все большие писатели? – Она и сама не ожидала, что ей так понравится винтажная одежда, но у продавщицы Сары точный глаз, и Элис хорошо себя чувствовала в ней. К тому же она похудела, и ее прежняя одежда теперь болталась на ней.
– Не знаю… – Бронвин показала рукой на жемчужные бусы, на кудряшки. – Пойми меня правильно, мне все нравится, но только это не ты.
Элис всплеснула руками.
– Ты только что сама говорила, что я хорошо выгляжу!
Бронвин кивнула, пробормотала, что это правда, она говорила.