Что миссис Ларкинс носила это платье, ожерелье и браслет. Но на снимке платье и ожерелье, и браслет на другой даме. Конечно, платье миссис Ларкинс могла подарить, или продать… но украшения-то продавать зачем? А может, это уже после ее смерти… Остались платье и украшения, и Ларкинс подарил их другой даме, матери Мэгги. Интересно, когда же случилось кораблекрушение? Если сопоставить с датой на фото… Как мне эта мысль не пришла раньше в голову!»
ЧАСТЬ 11. Мистический двойник тети Пэнси. Исповедь старой служанки.
– Тетя Пэнси, а вы не помните, когда случилось то ужасное крушение парохода… ну, когда погибла мама Джеймса?
– Вы все еще пытаетесь что-то расследовать моя дорогая? – тетя Пэнси рассмеялась.
– Сочтите это маленькой причудой моей жены – это у нее вроде спорта. Она всегда пытается докопаться до истины.
– Опасно, знаете ли, иметь жену, которая всегда докапывается до истины – джентльмены предпочитают обычно девиц, которые наоборот, стараются оставаться в неведении о жизни.
– Считайте меня оригиналом, но такая жена, как Агнес, совершенно в моем вкусе.
– Как трогательно видеть такую влюбленную пару, – умилилась тетя Пэнси, – но зачем вам это? Я скажу вам по секрету – это я виновна в смерти этого отвратительного Ларкинса…
И тетя Пэнси улыбнулась самой безмятежной, самой солнечной улыбкой.
– Ээээ… в каком смысле? – обеспокоился Невилл. – Вы что, ему подсыпали яду в кофе?
Тетя Пэнси захихикала. Потом залилась смехом, каким-то слишком долгим….
– О нет, как вы могли подумать, дитя мое! Просто, понимаете ли, – она перешла на доверительный шепот, – каждый раз, когда я умираю, я просыпаюсь в теле другого человека… Обычно я не знаю, в кого я вселюсь – это может быть ребенок из трущоб или старик… Но голоса, которые они будут слышать – это мой голос, я буду диктовать им, что делать. Обычно я не советуюсь с ней, – тут тетя Пэнси боязливо оглянулась через плечо, – но Ларкинс произвел на меня такое неприятное впечатление, что я ей сказала об этом…
– Кому вы сказали, тетя Пэнси? – не поняла Агнес.
Тетя Пэнси снова оглянулась и прижала палец к губам.
– Видите тень? – она указала на стену, – это Ее тень… Она – мой двойник. Я никогда ее не видела, но точно знаю, я чувствую ее присутствие за своей спиной. Иногда я разговариваю с ней, она меня понимает – но это не удивительно, ведь она – это я… И вот, я пожаловалась на то, какой гадкий этот Ларкинс, и она дала мне понять, что он будет следующим, в кого я вселюсь… А я решила, – тут тетя Пэнси захихикала, – я ему подскажу, что сделать! Уж он-то у меня выпьет столько опиума, что уж точно отправится на тот свет!
– О, Господи, – пролепетала Агнес, отстраняясь и переглядываясь с мужем.
– Мы, пожалуй, засиделись у вас, тетя Пэнси – нам неловко вас утомлять, мы пойдем, – вежливо поклонился Невилл.
– Погоди, останься со мной, – голос тети Пэнси вдруг задребезжал; она испуганно вцепилась в руку племянника, – он все время тут ходит… один среди этих теней… смотри – видишь? Он отделился от стены… он такой зеленый, и клыки торчат… он не простит мне, что я его погубила… прогоните его!
***
Уже по дороге домой, покачиваясь в экипаже, Агнес спросила задумчиво:
– Чем дальше мы пытаемся это раскопать, тем больше всякой жути, ты не находишь?
– Да уж, – кивнул Невилл.
– Лондон – мистический город, – молвила задумчиво Агнес, рассматривая проплывающие мимо нее городские пейзажи, – Сначала он такой красивый, но понемногу в душу заползает беспокойство. Как в романах Диккенса! его романы полны каких-то странных, ненормальных, людей – и мне казалось, что таких чудаков не от мира сего не может быть в природе, но тут, в Лондоне, я переменила свое мнение…
Невилл хмыкнул.
– Он списывал своих персонажей с живых людей, а живые люди живут в Лондоне в своеобразной атмосфере… и это не только смог! тут, можно сказать, туманы со специями… Добавьте к этому, что писатель тоже жил в этой атмосфере, и вы получите то, что имеете.
– Неужели здесь все… с ума сойти!
– А вы заметили, что устройство опиумного притона в своем последнем романе Диккенс описывает так подробно, что едва ли это – с чужих слов? Так описать мог лишь тот, кто…
– Бог мой! и он тоже?!
– Увы, да. Здесь, в Лондоне, сама атмосфера напоминает фирменный шерри тетушки Пэнси: вам предлагают его так невинно, первый глоток дарит радость, ну а финал, – Невилл сокрушенно покачал головой, – бедная тетя Пэнси!
– Скажи, а может, это и вправду тетя Пэнси? Может, она под воздействием этих снадобий пришла и убила Ларкинса…
– Зачем ей это?
– Да кто ее знает. Может, голос ее двойника приказал ей это сделать. Могло быть такое?
Невилл задумчиво кивнул:
– Могло. Но ведь мы же не будем разоблачать тетю Пэнси?
– Конечно, нет! Тем более, она настолько не в себе…
– Вот именно. Может, нам и действительно забросить всю эту попытку раскопать убийство Ларкинса? Мы зашли в тупик.
Невилл безнадежно махнул рукой.
– И впрямь, – согласилась Агнес, – Что нам до чужих грехов? Пусть сами разбираются, а мы займемся своими делами…
Приняв такое решение, супруги повеселели. Жить можно, забыв о неприятностях. Почему бы не сходить в оперу? Или Национальная галерея – они только собирались ее посетить, когда все их планы были нарушены, но теперь они возьмут свое. Все равно нет никакой надежды на получение каких-то новых сведений, так зачем же отказывать себе в удовольствии?
Все последующие дни Агнес радовалась, как ребенок. Музей мадам Тюссо! Хэмптон-Корт с его великолепными парками! Лондонский зоопарк! Хрустальный дворец – да, далековато ехать, но там, есть огромный морской аквариум с гигантским осьминогом! Она решила осмотреть там каждый уголок, и насладиться от души. А еще купить на Бонд-стрит пять новых шляпок, в чем муж горячо ее поддержал.
Но только они вместе решили безмятежно веселиться, как судьба, видимо, желая поиздеваться, подкинула неожиданный поворот.
***
Этот поворот начался с того, что поздно вечером раздался стук в дверь гостиной. Затем появилась горничная Мэри. Вид у нее был ужасно многозначительный, при этом слегка виноватый. Она кусала губы и мялась, не зная, как начать разговор.
– Ну что же вы, Мэри? Вы хотели что-то сообщить?
– Да, мэм. Но это, – она перешла на горячий шепот, – такое безобразие!
– Что случилось?!
– Только не подумайте, что я ябедничаю, – прошептала она самым что ни на есть ябедным тоном, – но эта новенькая, Мэгги…
– Что с ней?
– Даже сказать неприлично! Она с улицы привела какую-то старуху, и уложила на свою кровать. Говорит, что ей идти, мол, больше некуда… Я ей и говорю – а о хозяевах ты подумала? Что они скажут? Это же не гостиница! А она уперлась, и свое твердит, мол, никуда старуху не пущу. А старуха-то совсем плоха, не иначе помрет… и что тогда с покойницей делать?!
Агнес и Невилл переглянулись.
– Ну вот, начались неприятности, – констатировал Невилл, – брать на службу без рекомендаций всегда опасно…
– Я пойду, разберусь, – Агнес встала.
– Пойдемте вместе, – согласился Невилл.
В комнате для прислуги на кровати лежала ни кто иная, как кухарка Ларкинса. Судя по всему, ей было и впрямь нехорошо: она тяжело и часто дышала, цвет лица ее был изжелта-серым, а темно-коричневые круги вокруг глаз делали ее лицо еще более изможденным.
Мэгги, сидя рядом с ней, пыталась напоить ее с ложечки бульоном.
Увидев Агнес, старуха приподнялась и прохрипела:
– Простите, хозяйка… Я ведь к Мэгги только проститься зашла… не серчайте на нее – она, бедная, меня пожалела, сказала, не на пороге ж мне умирать! Я сейчас уйду, правда!… Только ее не прогоняйте!
Она попыталась встать. Затем еще раз. Но все ее усилия были напрасны.
– Миссис Парсон, – прошептала Мэгги, – сжальтесь! Куда ж ей идти – ее новые хозяева из дому выгнали!
– Новые хозяева? – изумилась Агнес. – Кто же вас из дому выгнал? Джеймс?
– Нет, – с трудом прохрипела кухарка, – Миссис Ларкинс…
Агнес от изумления тряхнула головой.
– Разве Джеймс Ларкинс уже женился на Софи? Это жена Джеймса вас выгнала?
– Старшая, – прошептала женщина с трудом.
– Какая старшая?
– Их там двое было, хозяек. Они третьего дня в наш дом пришли – наследство посмотреть. Ее мастер Джеймс называл миссис Виллоуби. Только я-то ее сразу узнала. Она была женой хозяина моего, Ларкинса. Она – мама Джеймса… Я у мастера Джеймса в няньках состояла…
– Но… Жена мистера Ларкинса погибла – утонула! что вы такое говорите!
– Видать не утонула, коли сама в наш дом пришла. Да я и раньше знала, что она живая… А она, как увидела меня, так аж в лице переменилась. Молодых отослала, а мне приказала, чтобы меня тут в пять минут не было – собрать велела свой узел и убираться… Я даже лекарство свое не успела взять…
– А что за лекарство? – спросил Невилл, уже смутно подозревая ответ.
– Лауданум… А она меня так гнала, что я и забыла про него…
– За что же она вас так?!
– Мне кажется, стоит позвать доктора, – заметил Невилл.
– Прикажете сбегать за аптекарем? – предложила услужливая Мэри. – Он тут недалеко живет…
– Сбегай, если это поможет, – пробормотала Агнес. – А за что же она вас выгнала-то?!
Старуха молчала, страдальчески зажмурив глаза. Потом веки ее медленно приподнялись, и она глазами показала на Мэгги.
– Я вам расскажу, леди, – прошептала она, – только…
И снова показала глазами – сперва на Мэгги, а потом на дверь.
– Мэгги, оставьте нас – я сама с ней поворю.
Когда Мэгги вышла за дверь, Агнес склонилась к женщине.
– Ну так как?
– Грех на мне, – шепнула она, – тяжкий. Мне бы священника, исповедоваться… Все равно умру…
– Да не умрете, сейчас придет аптекарь, что-нибудь пропишет.
Аптекарь появился через десять минут, заявил, что лауданум будет наилучшим средством привести женщину в чувство, влил в полубесчувственную Мэри несколько ложек, и, оставив бутылочку, отбыл с чувством выполненного долга.