Рози смотрела на него задумчиво, потом поманила пальцем и прошептала:
– По правде сказать, сэр, одна догадка у меня есть…
ЧАСТЬ 13. В которой, как и полагается в тринадцатой части, все идет не так!
А еще через пару дней план выведения коварной отравительницы на чистую воду был совершенно и полностью готов.
– Вы же не сомневаетесь, дорогая, что это именно миссис Виллоуби отравила Ларкинса?
– Разумеется, нет, – воскликнула Агнес, – Все ее поведение… И то, как она встрепенулась, увидев первый раз Мэгги – когда она словно узнала ее и только потом поняла, что это не может быть та девушка… И ее взгляд на фотографию. И показания мальчишки-газетчика, который видел, как она стояла на крыльце у Ларкинса. И, наконец, у нее единственной был настоящий мотив. Ларкинс мог разоблачить ее полностью – она была в его руках – поэтому он мог шантажировать ее до полного разорения. А то, что он ее шантажировал – это без сомнений; ее деньги были залогом спасения от долговой тюрьмы. Я думаю о другом…
– Да?
– А стоит ли нам вмешиваться? Не разобьем ли мы сердце Джеймсу? И, в конце концов, подумай о этой бедной девочке, Софи. Она совсем невинное дитя. Каким ударом все это будет для нее – узнать все!
– А разве не будет для нее большим ударом – обнаружить себя замужем за собственным братом?! Эта ужасная женщина, ее мать, ради желания пристроить дочь, готова на все… А то, что наша семья доверчиво примет убийцу в свой круг?
– Даже не знаю, что и сказать, – растерянным тоном пробормотала Агнес.
– Ничего не надо говорить, моя дорогая. Я сам займусь этим.
***
– Мне хотелось бы поговорить с вами тет-а-тет, – так начал Невилл, после обмена приветствиями и любезностями.
Любезностей было много: миссис Виллоуби была так признательна за все, что ее дорогие друзья, супруги Парсоны сделали для жениха ее дочери, чтобы восстановить его доброе имя…
Невилл осмотрелся по сторонам. Просторная гостиная была наполнена утренним светом, проникавшим в комнату сквозь огромные окна, украшенные замысловатыми занавесками индийского ситца – с кистями, рюшами и фестончатыми ламбрекенами. Солнечные блики играли и на маленьком кабинетном рояле, и на большом стеклянном колпаке, прикрывавшем вазу с роскошным букетом восковых цветов, украшающую инкрустированный столик… Так тихо, так безмятежно! Утренний покой был просто разлит в воздухе этой чудесной комнаты, и как же не хотелось его нарушать…
Невилл вздохнул, напомнил себе о чувстве долга, и произнес фразу про тет-а-тет.
Миссис Виллоуби повернула голову к дочери и пробормотала:
– Софи, оставь нас ненадолго…
– Хорошо, мамочка, – кротко пролепетала белокурая голубка, и выпорхнула из комнаты.
После чего миссис Виллоуби мило улыбнулась и, изящно наматывая на пальцы длинную нитку жемчуга, промолвила:
– Итак, я вас слушаю..
– Мне очень трудно начинать этот разговор, поверьте, – со вздохом начал Невилл, – и я даже не знаю, с чего его начать. Как мне лучше обращаться к вам – миссис Виллоуби или миссис Ларкинс?
Дама тихо глотнула воздух.
Невилл заговорил более жестким тоном:
– Поймите, я не пригласил на эту беседу ни тетю Пэнси, ни Джеймса, ни тем более полицейского инспектора, хотя мог бы. Но мне известно, что вы были замужем за Ларкинсом, и что вы – мать Джемса Олриджа. Я могу закрыть глаза на многое… Но как я могу допустить, чтобы мой кузен женился на собственной сестре?
– Если это все, что вас волнует, то могу вам сообщить, что Софи – моя приемная дочь…
– Вот как?!
– Да, хотя по документам она числится не приемной, а моей собственной дочерью. Но это длинная история. Я люблю ее, как своего ребенка, хотя именно из-за нее вся моря жизнь оказалась сломана надвое…
– Признаться, я не ожидал этого, – заметил весьма озадаченный Невилл, – а какие у вас доказательства?
– Не знаю, какие вам доказательства нужны… Я могу только рассказать вам историю моей злосчастной жизни.
– Я слушаю вас.
– Все началось с того ужасного дня, когда я вместе с маленьким сыном и няней села на прогулочный пароходик. Но няне стало дурно от морской болезни, и я решила сойти на ближайшей остановке. Я пошла за вещами в каюту, а няню с сыном оставила на палубе, и в этот момент случилось крушение… Я ничего не поняла, только оказалась в ледяной воде, и если выплыла, то только потому, что у меня на руку был намотан ремешок, от детского деревянного сундучка— он был как поплавок, и я, цепляясь за него, держалась на воде. Кое-как я добралась до берега, точнее, меня просто вынесло течением. На берегу я легла на землю и решила что немного отдохну и встану, но… я не знаю, что было дальше. Должно быть, я просто потеряла сознание. Потом я очнулась в теплой постели, в скромной комнатке, у местного священника. Я была сильно простужена…
Священник был благочестив, но глуп как пробка. Он счел меня самоубийцей, которая чудом выплыла. Он все время спрашивал, что побудило меня погубить свою бессмертную душу. В мои слова о кораблекрушении он не верил, так как не читал газет. Однако я попросила его отнести записку моему мужу; он сказал, что пошлет сына своей кухарки. Я ждала, что в тот же вечер мой муж придет за мной – но мальчик вернулся один и сообщил, что ему открыла какая-то дама, нарядно одетая, и сказала, что мистер Ларкинс по данному адресу не проживает, а если и проживал когда, то ей это неизвестно…
– Понятно, – хмыкнул Невилл.
– Что вам понятно? Ах, да, – миссис Виллоуби горько усмехнулась, – А мне вот ничего не было понятно, пока я не увидела ту фотографию у вас в гостиной – там, где мой муж стоит рядом с этой дрянью, Рози Марвел! Она, эта распутница – в моем лучшем платье, в моем любимом ожерелье… Пока я лежала в лихорадке, мой муж развлекался с прислугой – и она возомнила себя уже не знаю кем… возомнила, что может вышвырнуть меня, законную жену, из жизни моего мужа! Какая низость…
Миссис Виллоуби уронила голову на ладонь, закрыла рукой глаза, словно желая спрятаться от ужасного мира. Немного отдышавшись, она продолжала:
– Я попросила послать кого-то другого, настаивая, что мальчишка, возможно, перепутал адрес. Но и молодая служанка соседей, сходив по адресу с запиской, вернулась с тем же ответом. И тогда священник окончательно уверился, видимо, в том, что я – самоубийца, и, в придачу, сумасшедшая…
У пастора в то время гостил его племянник – он был врач, именно он лечил меня от простуды. Однажды он сказал, что меня надо поместить в больницу, он настаивал на этом. Я не могла возражать – у меня ведь не было никаких прав оставаться в доме, где меня приютили…
– А просто отправиться к себе домой?
– Но как? У меня не было даже денег нанять кэб, и я была так слаба… Идти пешком через весь город? Я бы не дошла… Но если бы мне даже хватило сил – а что потом? Если мой муж уже не живет в нашем доме, если там живут чужие люди, рассуждала я, то я окажусь на улице…
– Итак, вы согласились на больницу.
– Да, согласилась. И только когда они меня туда привезли, я поняла, что это ловушка – меня привезли в больницу для умалишенных. Боже, как там было ужасно… страшнее не придумаешь… Я хотела покончить с собой… но тут этот самый врач вызвал меня к себе, и сказал, что убедился: я вполне здорова, и следовательно, меня можно выпустить. Но это можно сделать только особым путем…
– И каким же? – озадачился Невилл.
– Он сказал, что поскольку по бумагам я – сумасшедшая, то доказывать обратное – на это уйдут годы. Придется созывать врачебные комиссии, и нет почти никакой надежды, что они меня признают нормальной… А если я хочу вырваться из этого ада сейчас, то по документам я должна умереть – а на свет должна явиться совсем другая женщина. И он предложил мне побег; он сказал, что напишет в документах, будто я умерла. А если я стану его женой, то никто не заподозрит во мне пациентку сумасшедшего дома, ведь немыслимо же, чтобы врач женился на пациентке! На такое ни один врач не пойдет. Итак, я должна полностью сменить имя, стать его женой, и это мой путь к спасению.
– Но ведь вас могли увидеть ваши знакомые, и опознать вас как миссис Ларкинс, – возразил Невилл.
– Он сказал, что предусмотрел и это: мы уедем в Вест-Индию сразу после женитьбы. Я не знаю, как он все уладил, но он отвез меня в Гретна-Грин, и мы поженились.
– Сбежать от него вы не пробовали?
– Он все время был начеку. Он словно догадывался, что это у меня на уме, и был рядом все время. А потом мы сели на пароход и отплыли… и тут…
– И тут обнаружилось что-то интересное?
Бедняжка вытащила платочек и зарылась в него носом.
– На корабле оказалась еще одна девушка. Он мне представил ее как сестру…
– А она оказалась его любовницей?
– Нет, она и вправду была его сестра, но…
– Да?
– Она была беременна – бог знает, от кого, но теперь-то я поняла всю подоплеку его странного поведения – зачем он меня сначала обманом поместил в психиатрическую больницу, а затем предложил такой оригинальный путь к спасению. Когда с сестрой стряслась эта беда, она кинулась к брату – больше у нее на свете не было ни единого друга, от родителей она не ждала ни малейшей помощи, только суровой расправы… Узнав от сестры про ее позор, он решил действовать. Ему как раз предложили место врача в колонии, и он поначалу вовсе не хотел ехать. Но беременность сестры все перевернула для него. Надо было скрыть позор и от родителей, и от соседей. И мистер Олридж придумал: он внушил родителям, что у сестры начинается чахотка, что проклятый британский климат ее погубит, и что единственное спасение – увезти ее в теплые края, где она сможет поправиться.
– И вы должны были стать ширмой для них обоих, – медленно проговорил Невилл.
– Да! Но у него было мало времени – беременность могла вот-вот стать заметной! Он буквально метался в поисках девушки, которая могла бы сыграть роль его жены – но где взять такую, которая срочно, немедленно, согласилась бы выйти за него и уехать с ним в колонии? Он же не мог жениться на девице из простых – ему нужна была женщина из приличного общества – с хорошими манерами, с грамотной речью… Он был в отчаянии. И тут ему, как подарок судьбы, подвернулась я – в моем беспомощном положении, которое он решил сделать еще более беспомощным, поместив меня в сумасшедший дом. А когда ловушка захлопнулась – сам же и поманил спасением – и оказался прав, я согласилась на всё, куда мне было деваться?