– Нет, дорогая, это я… Это я во всем виноват! Боже! Я просто спятил, когда пошел в морг и там познакомился с этим инспектором! Я же, по сути, дал ему в руки мысль, что раз я занялся этим расследованием, то я озабочен судьбой Джеймса! А раз так, то значит именно я и прячу его где-нибудь. Надо было отправить Джеймса в деревню немедленно… сразу…
– А этот инспектор совсем не так прост, – поразмыслив, заметила Агнес. – Он притворялся простачком, а сам…
– Да, а я воображал себя ужасно умным, я снисходительно посмеивался над этим Фишером – а на самом деле именно меня и обвели вокруг пальца, – Невилл в печали куснул собственный кулак.
– Боже, какая меня ждет бессонная ночь, – вздохнула Агнес.
– Что ж, будем ее коротать вместе, – вздохнул Невилл, – а завтра что-нибудь придумаем.
За долгую ночь были обдуманы все варианты; Агнес припомнила и странные фотографии с одинаковым платьем, и все нюансы происшедших событий. Под утро супруги, утомленные разговорами, уже задремали, как вдруг Агнес вскочила на постели.
– Невиллл, я что-то вспомнила… Да!!! Когда мы говорили с горничной, я спросила ее, кто приходил к ним в дом в тот день… Она сказала дословно: «Мистер Олридж приходил, а вроде больше никого и не было». Ты помнишь?!
– И что? – спросил ее супруг сонным голосом.
– Ну как ты не понимаешь! Она словно не была уверена. Она не сказала точно, что приходил один Джеймс, и никого больше. Она сказала «вроде», таким неуверенным голосом. У нее что – провалы в памяти?
– Или она выходила куда-нибудь, – предположил Невилл.
– Именно! Она могла выйти на улицу, или быть на чердаке… словом, я хочу знать причину этого «вроде»!
ЧАСТЬ 9. В которой Джеймса спасают все подряд
А ровно в полдень следующего дня супруги Парсон буквально ворвались в кабинет инспектора, причем Невилл тащил за руку перепуганную Мэгги.
– Случилось нечто экстраординарное? – осведомился инспектор Фишер.
– Сэр, эта девушка может сообщить вам нечто такое, что перевернет все ваше представление об этом деле. Она сожалеет, что не сказала этого раньше.
– А почему она не сказала? – грозно вопросил Фишер.
– Так меня и не спрашивали, сэр, – жалобно отвечала Мэгги, шмыгнув носом, – а кабы спросили, то непременно бы сказала, вот ей-Богу.
– Она очень застенчива, сэр, ей надо задавать наводящие вопросы. Спросите ее, находилась ли она дома в тот день неотлучно? Не мог ли кто войти в дом во время ее отсутствия, о чем она не могла знать?
– Так как? – инспектор старался выглядеть очень суровым, – ты выходила из дома?
– Да, сэр, – испуганно отвечала Мэгги, – Я выходила из дома, меня так примерно полчаса не было.
– А как вы посмели отлучиться?
– Так меня мистер Ларкинс сам в лавочку отправил, сигар купить. Меня с полчаса не было. А кухарка наша – она же на кухне. Там звонка не слышно. Если хозяин сам кому открыл, пока меня дома не было – откуда же мне знать?
– А когда он вас отправил?
– Ну так сразу после разговора с мистером Джеймсом Олриджем.
– Что?! – вскричал инспектор.
– Ну да, как он ушел, так хозяин меня сразу и позвал.
– То есть, ваш хозяин, мистер Ларкинс, был жив после ухода мистера Джеймса Олриджа?! Так что же вы молчали!
– Так меня никто и не спрашивал, сэр.
– С ума сойти! То есть, вы понимаете, что ваши слова – это способ отвести мистера Джеймса Олриджа от виселицы? Старый Ларкинс был живехонек после его ухода, а полиция об этом и не знает…
– Да уж лучше бы его прикончили до этого, – буркнула Мэри, – оно, конечно, нехорошо, что я так говорю, но только я ему тогда сказала, что в табачной лавке уже в долг давать не хотят; а он на меня накричал и все равно заставил пойти. А хозяин лавки тоже… так на меня смотрел, словно я побирушка какая-нибудь, а за что мне такое терпеть приходится?!
– Так, постойте… то есть в тот день хозяин табачной лавки сделал запись в долговой книге, с датой и суммой стоимости товара?
– Да уж не беспокойтесь, сэр! У этого жмота все записано. Они все так, своего не упустят! Я потом еще к зеленщику зашла – так он мне тоже разнос устроил, в долг не хотел давать, ну потом все же дал овощей под запись…
– То есть, он может подтвердить, что вы тот день и час точно были в его лавке, – пробормотал инспектор, так-так… А когда вы вернулись, ваш хозяин был жив?
Мэгги потупилась. Затем прошелестела еле слышно:
– Нет, сэр. Он уже был мертвый…
– А зачем вы пошли к зеленщику?
– Так я на кухню зашла, взять пальто и шляпку. А кухарка наша меня и спрашивает, куда я пошла. А когда я сказала, она и говорит: зайди заодно в лавку к зеленщику, может договоришься с ним, овощи нужны.
– То есть кухарка и зеленщик тоже могут подтвердить, что девушка выходила, – подвел итог инспектор. – Погоди-ка, как тебя?
– Мэгги Гаррисон, сэр.
Инспектор прошелся по кабинету, затем остановился напротив Мэгги.
– Мэгги, вспомни, а когда Джеймс был в гостях у твоего хозяина – ты приносила им чай, кофе, или какие-то закуски?
– Да что вы сэр, хозяин наш, по правде, был шибко прижимист. Он никого никогда не угощал. Нет, сэр, ничего я не приносила. Да у нас и посуды не осталось никакой, чтобы угощать: все сервизы за долги проданы…
– А когда он умер… вспомни, ты вошла в комнату, там было что-то на столе? Может, стаканы из-под коньяка… бутылка… Может, они с мистером Джеймсом по глоточку пропустили. А?
Мэгги робко захихикала, а потом, видя, что ее смех ни у кого не вызвал гнева, рассмеялась, прикрывши рот ладошкой.
– Ой, ну вы и скажете, сэр, – она помахала рукой, словно отмахиваясь от чего-то очень потешного, – да хозяин, ежели у него заведется выпивка, ни с кем ею не поделится, он все сам бы выпил. Никаких там стаканов не было…
– Точно?
– Да уж куда точнее, сэр. И разве хозяин не приказал бы мне убрать стаканы и вымыть? Я бы помнила…
– Я прикажу записать ее показания, – буркнул инспектор, – а этого коронера, Джонсона, я бы… Никогда не может расспросить никого толком ни о чем!
– Он бывший торговец недвижимостью? – осведомились хором Невилл и Агнес.
– А, нет, – инспектор Фишер махнул рукой, – Булочник.
– А почему вы ее спрашивали про бокалы?
Инспектор ничего не ответил, и только фыркнул.
***
Еще минут через десять, пока полицейский писарь записывал показания горничной, Агнес, Невилл и инспектор Фишер сидели рядом, как старые друзья, и Невилл говорил увлеченно:
– Уверяю вас, Гарри, не все так просто. Я долго думал, прикидывал и так и этак, и пришел к единственному выводу: убийц было двое. Или, по крайней мере, у убийцы был сообщник.
– В самом деле? – отозвался Фишер несколько иронически.
– Да, да! Характер раны навел меня на мысль, что к Ларкинсу подкрались сзади, и сзади ударили ножом – но как это возможно, если не предположить, что его кто-то отвлекал, а возможно, и удерживал – спереди?
– У Ларкинса были два визитера, – задумчиво протянул инспектор, – хм, а в этом что-то есть…
– Послушайте: теперь, когда я вам привел эту девушку, горничную Мэгги Гаррисон, и она вам дала недвусмысленные показания, что Джеймс Олридж никак не мог быть убийцей…
– Но он мог зачем-либо вернуться, – заметил инспектор, – когда горничной не было.
– Простите, инспектор, – вмешалась Агнес, – Но какие мотивы вы собираетесь ему предъявить?
– Я с ним уже говорил, – помрачнел инспектор. – Он уверяет, что лишение наследства его не пугало, так как наследовать там было нечего, кроме долгов. Мы навели справки, и увы, похоже все так и есть: отец утопал в долгах, тогда как у сына долгов нет вовсе, и следовательно, срочной нужды в деньгах тоже нет. Разве что – он убил его в пылу ссоры? Как вы думаете?
– В пылу ссоры можно ударить кулаком в лицо… или по голове стукнуть чем под руку подвернется, – возразил Невиллл, – а не подкрадываться сзади с ножом. И где он взял в пылу ссоры нож, если его в кабинете просто не могло быть?
– А может, на стене висел – какой-нибудь такой, красивый, вроде заморской диковинки, – заметил инспектор.
И не успел Невиллл возразить инспектору, что во время визитав чужой кабинет затруднительно снять со стены нож так, чтобы хозяин этого не заметил, как на пороге возник служащий и объявил:
– Сэр, к вам какая-то леди.
Невиллл оглянулся. На пороге стояла дама в меховой ротонде и шляпе, украшенной пышными перьями. Когда она подняла густую вуаль, то Невиллл с изумлением узнал миссис Виллоуби.
– Прошу садиться, мэм, – пригласил ее жестом констебль.
Она не сдвинулась с места. Видимо, решила, что дойти до стула и сесть – это расход сил, а у нее и так их маловато. Не меняя своего положения, она прошелестела голосом едва слышным:
– Я хочу сделать признание.
– Да, мэм?
– Это я убила мистера Ларкинса. Джеймс Олридж невиновен.
– Как вас зовут? Представьтесь, для начала.
– Меня зовут Хелен Клэр Виллоуби.
– Она мать невесты Джеймса Олриджа, – шепнул Невиллл инспектору, и тот ответил ему недоуменной гримасой, которая явно говорила: «Бывают же чудеса на свете».
– А зачем вы это сделали, леди? То есть… какие же мотивы у вас были для убийства? – спросил у несчастной дамы констебль, глядя на нее с с таким плотоядным видом, с каким кот глядит на мышь, с которой желает поиграть прежде, чем съесть.
– Они у меня были, мотивы, – пролепетала миссис Олридж, – но позвольте мне о них не говорить.
– А все же? Просто так никто не убивает, а если вы такое совершили, то значит, причина у вас была…
Миссис Олридж покачнулась. Подскочив к ней, Невилл сопроводил ее до стула, шепнул констеблю: «Воды». Женщина пила воду мелкими глоточками; зубы ее стучали о стакан.
– То есть, – отчеканил меж тем контебль, – мотива убивать у вас не было? Или вы мне скажете, или…
– Я повторяю, – прошептала она умирающим голосом еле слышно, и слезы прочертили на ее лице две дорожки, – мотив у меня был, но я лучше умру, чем расскажу вам о нем. Да и зачем? Разве не довольно того, что я призналась?