какой сфере они работают. Запахи всегда присутствуют на месте преступления, даже если человеческий нос их не ощущает.
Запах может свидетельствовать о том, что подозреваемый присутствовал на месте преступления, как это было в случае с «красивой блондинкой» миссис Вандерлин в повести «Невероятная кража» (1937): «У этой женщины слишком крепкие духи», однако она обильно душится не просто так. У следователя возникает вопрос, находилась ли миссис Вандерлин в комнате в тот момент, когда пропали ценные бумаги. Джордж Каррингтон отвечает, что, если бы она заходила, они «наверняка почувствовали бы ее духи»[110]. На тот момент этого оказывается достаточно. Запах как улика также появляется в романах «Зло под солнцем» и «Лощина», а аромат нафталиновых шариков в сочетании с кусочком ткани (другим типом вещественных доказательств) – в романе «Человек в коричневом костюме» (1924).
Может ли достойный сыщик считать запахи весомой уликой?
Агата размышляет на эту тему в более поздних произведениях, например в романе «Миссис Макгинти с жизнью рассталась». Пуаро и писательница детективов Ариадна Оливер вместе выясняют, кто виновен в смерти несчастной миссис Макгинти и еще одной жертвы. На месте преступления, которое оказывается домом Ариадны, она замечает запах определенных духов. Пуаро приписывает его одной подозреваемой, которая кричит: «Мои духи там мог разбрызгать кто угодно!» Возможно, это так. Поскольку помада той же женщины осталась на чашке на месте преступления, она либо крайне неосторожна, либо кто-то очень старается ее подставить. Следы помады становятся новой уликой[111].
Наконец, писательница привлекает внимание читателя к отсутствию запаха. В новелле «Убийство в проходном дворе», как только Пуаро оказывается на месте преступления, нам сообщают: «Эркюль Пуаро изящно понюхал воздух». Недалекий инспектор Джепп не понимает, зачем Пуаро это сделал. Между ними состоится забавный диалог:
«…Запах, а? Ах, так вот почему вы нюхали воздух, когда мы только вошли в спальню! Я же видел… и слышал! Так носом и шмыгали. Я даже подумал, что у вас насморк.
– Вы заблуждались.
Джепп вздохнул.
– Я всегда думал, что суть – в серых клеточках вашего мозга. Неужто вы хотите убедить меня, что клеточки вашего носа тоже несравненны?
– Нет-нет, успокойтесь.
– Сам я никакого запаха табачного дыма не почувствовал, – продолжал Джепп с сомнением в голосе.
<…>
– Уверяю вас, мой нос тут совершенно ни при чем. Мой нос не обнаружил ровно ничего.
– Зато клеточки мозга обнаружили многое?»
Чтобы узнать, что Пуаро почувствовал или не почувствовал, прочтите новеллу!
Личность Пуаро противоречива, но это, возможно, связано с его гениальностью. В книге «Жизнь и преступления Агаты Кристи» Чарльз Осборн[112] говорит об этом парадоксе:
«Тем не менее, когда ему это нужно, Пуаро вовсе не возражает против того, чтобы пособирать окурки и упавшие спички. Ему хватает уверенности в себе и тщеславия, чтобы противоречить самому себе, когда вздумается»[113].
Хотя Пуаро обожает точность и вполне мог бы проводить тщательный криминалистический анализ, для него недостаточно просто смотреть в микроскоп и констатировать факты. Ему слишком нравится психология. Легендарный криминалист Ганс Гросс[114] однажды сказал:
«Значительная часть работы криминалиста – это борьба с ложью. Ему приходится искать правду и противостоять лжи. Он сталкивается с ложью на каждом шагу»[115].
Мне кажется, что эти слова как нельзя лучше характеризуют образ Пуаро в большинстве произведений Агаты Кристи, особенно тех, где отсутствуют вещественные доказательства. В «Пяти поросятах» он заявляет: «Материальных улик, разумеется, никаких: ни окурков от сигарет, ни следов, ни помятой травы. Их отыскать нельзя»[116]. В «Картах на стол» он говорит: «Было ли хоть что-нибудь, что могло подсказать? В материальном смысле – ничего. Никаких существенных намеков, ни отпечатков пальцев, ни свидетельствующих о преступлении бумаг, документов»[117]. А в романе «Смерть на Ниле» Пуаро замечает:
«Удача не сопутствовала нам, мой друг. Убийца не пошел нам навстречу. Он не обронил запонки, окурка сигареты, сигаретного пепла. А если это женщина, она не обронила ни платка, ни губной помады, ни расчески».
При отсутствии вещественных доказательств можно провести альтернативное расследование. Пуаро это на руку, потому что ему нравится разговаривать с подозреваемыми и напрягать свои «серые клеточки». Он очень хочет увидеть полную картину, а не только ее кусочек под микроскопом.
Слово «следы» имеет множество значений, и неудивительно, что Агата использовала его с самого начала своей карьеры. Оно может относиться к небольшому количеству вещества, например косметической пудры, или следам человека, присутствовавшего на месте преступления. Однако термин «вещественные доказательства» гораздо более узок, и он напрямую вытекает из локаровского принципа обмена. Агата говорит в автобиографии, что человек, «пишущий детективы, начинает интересоваться криминологией»[118], и я не сомневаюсь, что она читала работы Локара и прекрасно понимала процесс следообразования. Точно так же писательница ранее изучала работы Бертильона и Ломброзо. Локар, в конце концов, был ее современником: он умер в 1966 году, всего за 10 лет до Агаты. Несмотря на упоминания о запахах, волосах, почве, песке и т. д., Кристи оставляет без внимания один вид улик – следы пороха. В следующей главе мы выясним почему.
Глава 3Судебная баллистика (огнестрельное оружие)
Стрелял полковник Латтрелл. <…> Ведь можно точно определить, из какого оружия стреляли. На ней [пуле] должны быть метки, соответствующие нарезной системе в канале оружейного ствола[119].
Слово «револьвер» звучит гораздо романтичнее, чем «ружье»: это оружие, кажется, специально создано для детективных романов и криминальных драм. Его винтажный шарм, возможно, связан с тем, что это одно из орудий убийства, встречающихся в классической детективной игре «Клуэдо»[120], вышедшей на рынок в 1949 году. Тех, кто, как и я, обожает «Клуэдо» и Агату Кристи, обрадует тот факт, что создателей игры вдохновил шедевр «Десять негритят», действие которого происходит в большом изолированном доме на острове. Когда Энтони Э. Пратт разработал игру в 1943 году, в ней изначально было 10 участников-гостей – столько же, сколько несчастных гостей острова. Также в игре предусматривалось больше вариантов орудий убийства, чем в финальной версии, и многие их виды фигурируют в романе. Пузырек с ядом, топор и шприц были включены в оригинальную игру, и все они выступали орудиями убийства в книге Кристи. Хочу заметить, что Джон Карран в книге «Агата Кристи: секретный архив» [121]говорит о том, что Кристи даже планировала написать детективный роман, в основе которого лежала бы «Клуэдо»[122]! Жаль, что этого так и не случилось.
Поскольку Агата хорошо разбиралась в ядах, выбранные ею орудия убийства зачастую имели фармакологическую природу. Возможно, она придерживалась того же мнения, что и инспектор Карри в романе «Фокус с зеркалами» (1952): «Яды, конечно, обладают некоторой притягательностью. Это нечто более утонченное, чем револьверная пуля или какой-нибудь пошлый кинжал»[123]. Или, быть может, персонаж из ее детских кошмаров, которого писательница называла Человеком с пистолетом (об этом говорится в ее автобиографии), навсегда вселил в нее страх перед огнестрельным оружием. Она описывала свой повторяющийся кошмар так: «Его бледно-голубые глаза встречались с моими, и я просыпалась с криком: „Человек с пистолетом, человек с пистолетом!“»[124] Тем не менее Кристи не отказалась от «пошлых» видов оружия. Очевидно, что знания писательницы о них становились глубже с каждым произведением, отражая развитие оружия и тенденции того времени. Хотя Агата неохотно использовала огнестрельное оружие и, как писала Кэтрин Харкап в книге «М – как мышьяк: яды Агаты Кристи», «спокойно признавала, что ничего не знает о баллистике»[125], она все же обладала знаниями о нем и провела масштабное исследование на эту тему. Хотя в ее первом романе «Загадочное происшествие в Стайлзе» огнестрельное оружие не упоминается, во втором романе, «Таинственный противник», фигурирует револьвер. В произведении «Убийство в доме викария», опубликованном в 1930 году, Агата продемонстрировала знание огнестрельного оружия. Даже если она глубоко не изучала эту тему, явно читала что-то для общего развития. В рассказах Кристи 1920–1930-х годов легко заметить, что она начинает стрелять в персонажей уже в начале своей карьеры. Согласно Харкап, в произведениях Кристи насчитывается 42 смерти, наступивших в результате огнестрельного ранения. Довольно значительная цифра, учитывая, что Кристи обычно ассоциируется с мышьяком, хотя она убила с его помощью всего лишь 13 персонажей за всю свою писательскую карьеру.
Что интересно, Агата пытается правильно описывать огнестрельное оружие, но у нее это не всегда получается. Часто ее понимание механики и принципов его работы было верным. Она также обладала базовыми знаниями о траектории полета пули, судя по романам «Разбитое зеркало» и «Убийство в доме викария». Однако иногда Кристи использует неправильную терминологию и путает названия разных видов огнестрельного оружия, хотя это было вполне допустимо в разговорной речи. В более поздних произведениях ее понимание огнестрельного оружия стало гораздо глубже. В романе «Таинственный противник» дерзкий американец Джулиус Херсхейммер носит с собой «пистолетик» – внушительных размеров наган, – который он ласково зовет Малышом Вилли (есть в этом что-то от Фрейда). Позднее в той же книге Агата по ошибке называет Малыша Вилли револьвером – совершенно другим типом оружия. Несмотря на это, мы становимся свидетелями весьма забавной сцены, когда Джулиус, угрожающий кое-кого застрелить, предупреждает, что «Малышу Вилли не терпится рявкнуть как следует»