Кроме того, «один-два удара, прорезав мышцы, прошли через кость, а для этого… нужна большая сила».
Из-за различной силы ударов сложно установить, кто их нанес: мужчина или женщина.
Пуаро с подозрением говорит:
«А может быть, мужчина, совершивший преступление, решил: „Пусть думают, что это дело рук женщины. Я нанесу куда больше ран, чем нужно, причем сделаю это так, что будет казаться, будто некоторые из них нанесены человеком слабым и немощным…“»
Здесь слышится эхо странных и беспорядочных писем с угрозами, ранее присланных убитому мистеру Рэтчетту, а также виден элемент маскировки. Позднее доктор Константин подтверждает, что он насчитал 12 ножевых ранений на теле Рэтчетта, что довольно много. Однако есть кое-что еще, что смущает и врача, и Пуаро: некоторые удары ножом было бы очень сложно нанести правше.
«Вот именно, месье Пуаро. Эту рану почти наверняка нанесли левой рукой.
– То есть вы хотите сказать, что убийца – левша? Нет, дело обстоит не так просто. Вы со мной согласны?
– Совершенно согласен, месье Пуаро, потому что другие раны явно нанесены правой рукой».
В этом случае осмотр трупа не дает очевидных подсказок, вопреки всеобщим ожиданиям. Пуаро саркастически восклицает:
«Дело проясняется прямо на глазах! Убийца – мужчина огромной физической силы, он же мозгляк, он же женщина, он же левша и правша одновременно».
КРИСТИ СОВЕРШЕННО СПРАВЕДЛИВО НЕ ХОЧЕТ ВЫСКАЗЫВАТЬ ОДНОЗНАЧНОЕ МНЕНИЕ О ПРЕОБЛАДАЮЩЕЙ РУКЕ УБИЙЦЫ, И ОНА ДЕЙСТВУЕТ ТАК ЖЕ ОСТОРОЖНО, КАК КРИМИНАЛИСТ ИЛИ СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКИЙ ЭКСПЕРТ.
Учитывая, что «Убийство в „Восточном экспрессе“» было написано через четыре года после основания Детективного клуба, я рискну предположить, что эта тема поднималась за ужинами, и большинство членов клуба согласились, что определить преобладающую руку преступника не так уж просто. Это пошло на пользу Агате, ведь установление того, какой рукой были нанесены раны, может всех запутать!
В романе «Час зеро», написанном через 10 лет, нас намеренно путают еще сильнее. После убийства леди Трессилиан ударом по голове доктор Лейзенби приходит к выводу, что все выглядит весьма странно. Он отмечает: «Удар, как видите, нанесен по правой части черепа, и убийца, кто бы он ни был, должен был стоять справа от кровати лицом к изголовью – слева просто нет места: стена». Нам сообщают, что инспектор Лич насторожился и предположил, что убийца левша. Ответ доктора вполне понятен и достоен похвалы:
«Я бы не рискнул утверждать это категорически, – сказал Лейзенби. – Слишком много потребовалось бы оговорок. Левша – это первое, что может прийти в голову… Хотя вполне вероятны и другие объяснения».
Он перебирает множество возможных сценариев и резюмирует: «У меня есть некоторый опыт в подобных делах, так что поверьте, мой мальчик, предположения об убийце-левше очень часто оказываются ошибочными».
Доктор Лейзенби не решается высказывать предположения. В этом случае убийца ведет двойную и даже тройную игру, поэтому читателю ничему нельзя верить. Все три примера установления преобладающей руки преступника по виду ран свидетельствуют о том, что Агата прислушивалась к экспертному мнению врачей.
То же самое относится к большинству улик, о которых шла речь в этой главе: хотя анализ следов обуви, шин и инструментов может предоставить большой объем ценной информации, экспертам нельзя терять осторожность. Легкое презрение Пуаро к следам обуви, а также один интересный экспонат, который я увидела во время недавнего посещения Музея криминалистики Скотленд-Ярда, хорошо иллюстрируют этот тезис[238]. Экспонат назывался «фальшивые ноги» и представлял собой пару деревянных ходуль, на конце которых были приделаны ботинки. Известно, что «фальшивые ноги» были изготовлены грабителем с 46-м размером ноги. Следы его ботинок были настолько большими, что с легкостью могли его выдать, поэтому он брал «фальшивые ноги» на место преступления, чтобы наследить ими и запутать полицию. Это не сработало. Однажды, надевая ходули рядом с домом, который собирался ограбить, он по неосторожности оставил свои следы. Полиция опознала по ним преступника.
Нечто подобное упоминается в рассказе «Ботинки посла» из сборника «Сообщники». Обувь была ненадолго украдена, и Томми Бирсфорд замечает: «Ботинки означают следы. Как думаешь, может, они [грабители] хотели оставить где-то отпечатки его ботинок?»[239] Он понимает, что подобные улики легче сфальсифицировать, чем, скажем, отпечатки пальцев или следы крови на месте преступления. Агата Кристи показывает, что следы обуви действительно могут быть полезным доказательством, но только в том случае, если в обуви были чьи-то настоящие ноги.
При отсутствии надлежащего обращения объекты и следы небиологического происхождения на месте преступления могут солгать, но труп всегда говорит правду. Агата точно об этом знала, поскольку мастерски сбивала читателей с толку различными вещественными доказательствами, но при этом улики, полученные во время вскрытия тел, всегда были однозначными. Поразительно, что ни один из ее знаменитых персонажей не имеет медицинского образования. В произведениях Кристи нет кого-то вроде Бернарда Спилсбери, например. Вместо него мы видим местных врачей, сержантов полиции и даже фармацевтов, которые раскрывают нам секреты, таящиеся в телах жертв. Далее мы рассмотрим самую драматичную из всех улик биологического происхождения – кровь.
Глава 6Анализ следов крови
Кровь – так много крови – кровь повсюду… Чтобы привлечь внимание только к крови – свежей и яркой… Так много крови – слишком много крови…
В мини-сериале «Чисто британское убийство», снятого Би-би-си, Люси Уорсли зачитывает цитату из романа Кристи «Убийство Роджера Экройда»:
«Экройд сидел в кресле перед камином в той же позе, в какой я его оставил. Голова его свесилась набок, а над воротничком поблескивала витая металлическая рукоятка».
Уорсли приводит этот отрывок в доказательство своей мысли о том, что произведения Кристи довольно скучные. Люси продолжает: «Есть пара причин, почему это классическая Агата Кристи. Во-первых, полное отсутствие крови…»[240] Прочитав все детективные романы и множество рассказов писательницы, я могу с уверенностью сказать, что не согласна с «бескровностью» классической Кристи. Если в «Убийстве Роджера Экройда» металлическое орудие, торчавшее из шеи жертвы, просто «поблескивало», то о лезвиях, встречающихся в других произведениях Кристи, нельзя сказать того же самого. В более поздних текстах Агата гораздо ярче изображает следы крови на оружии. Поначалу Кристи описывает их как «пятна, по виду напоминающие ржавчину», но впоследствии уже говорит о настоящей запекшейся крови. К примеру, мы можем видеть, что лезвие ножа было покрыто «маслянистыми красными потеками», также Агата использует по отношению к крови такие эпитеты, как «фонтанирующая» и «свернувшаяся». Кульминацией становится кровавая оргия в «Рождестве Эркюля Пуаро».
Агата также написала рассказ «Кровь на мостовой» (1928), который был издан в США под зловещим названием «Кап-кап!». Как вы уже догадались, действие в рассказе разворачивается вокруг пятен крови и иллюстрирует тот факт, что Кристи ее не боялась. Была причина, по которой писательница решила сделать некоторые свои романы, в том числе «Убийство Роджера Экройда», бескровными. По моему мнению, Агата хотела, чтобы читатели сосредоточились на неожиданном повороте сюжета и не отвлекались на кровь и другие пугающие подробности. Однако в других произведениях она позволила крови рассказать свою историю, как это бывает в реальной жизни. Кристи понимала, что вытекшая из тела кровь будет загустевать с течением времени, благодаря чему эксперты смогут установить время наступления смерти. В романе «Раз, два, пряжка держится едва…» дантиста Генри Морлея обнаруживают мертвым на рабочем месте: «…Кровь вокруг раны засохла. Это означает, что с момента убийства уже прошло некоторое время»[241]. Агата понимала, что кровь, пролитая при разных обстоятельствах, оставляет характерные следы и может поведать собственную историю, как, например, пятно крови, отпечатавшееся на ком или чем-либо. В рассказе «Загадка трефового короля» Пуаро предполагает, что след крови на мраморном подоконнике дает подсказку о том, где было совершено убийство, а пятно на отполированном полу показывает, где изначально лежало тело жертвы, прежде чем его перетащили.
УДИВИТЕЛЬНО, НО, НЕСМОТРЯ НА СВОЕ ИДИЛЛИЧЕСКОЕ И БЛАГОПОЛУЧНОЕ ДЕТСТВО, КРИСТИ, ПО ЕЕ СОБСТВЕННЫМ СЛОВАМ, ХОРОШО УХАЖИВАЛА ЗА СОЛДАТАМИ ВО ВРЕМЯ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ И ПРИ ЭТОМ СОВЕРШЕННО НЕ ИСПЫТЫВАЛА БРЕЗГЛИВОСТИ.
Лора Томпсон пишет: «Если ее и терзал творившийся вокруг ужас, вид прекрасных юношей, лишившихся рук и ног, грязь, кровь и гной, то она об этом не говорила»[242][243].
Учитывая такой травматичный опыт и то, что Кристи не понаслышке знала о кровоточащих ранах, можно прийти к выводу, что ее произведения не такие уж уютные и бескровные, как принято считать.
Что такое анализ следов крови?
Анализ следов крови (АСК) – это раздел судебной медицины, который занимается интерпретацией и исследованием пятен и брызг крови (как правило, на месте происшествия) с целью реконструкции насильственного преступления. Я говорю «дисциплина», а не «наука», потому что АСК, в отличие судебной серологии, требует умения трактовать и даже творческого мышления. Безусловно, он базируется на научных принципах, но при этом оставляет место и для художественных допущений. Серология – это лаборатории, ученые в белых халатах, пробирки, определение группы крови. Серологи, которым особенно «повезло», также анализируют сперму, рвоту и фекалии. Хотя серология отличается от АСК, это еще и раздел судебной медицины, поэтому нам нужно иметь представление о них обеих.