Номограмма Хенссге используется судмедэкспертами только с начала 2000-х годов, поэтому Кристи, конечно, о ней не знала, но она имела представления о том, что трупное охлаждение позволяет установить давность наступления смерти, и доказательства тому есть во многих текстах писательницы, включая роман «Смерть на Ниле». После обнаружения тела Линит Дойл врач говорит: «Я не претендую на особенную точность. Сейчас восемь часов. Учитывая температуру воздуха вчера вечером, скажу, что она определенно мертва шесть часов, но не более восьми, пожалуй». Эта оценка давности наступления смерти не так точна, как предыдущая, но она больше похожа на то, что сказал бы современный судмедэксперт.
Очевидно, что точность оценок никак не связана с невежеством Кристи. Она прекрасно знала о трудностях определения времени смерти в реальной жизни, но, чтобы написать захватывающую детективную историю и обеспечить подозреваемым неоспоримое алиби, Кристи решила прибегнуть к поэтической вольности.
Уже в третьей книге Агаты, «Убийство на поле для гольфа», доктор Дюран объявляет, что «смерть наступила, должно быть, не менее чем семь, а то и десять часов назад». Это предположение звучит гораздо реалистичнее тех, что встречаются в более поздних произведениях Кристи. Убеждение в том, что существует слишком много индивидуальных особенностей, прослеживается и в дальнейшем ее творчестве, например в романе «Свидание со смертью»:
«Точно сказать невозможно – столько времени прошло. Только промежуток времени продолжительностью несколько часов. Когда я давал официальные показания, смог лишь сообщить, что она мертва уже не менее двенадцати часов, но не более восемнадцати».
Однако мне больше всего нравится отрывок из «Убийства в проходном дворе», где Пуаро пытается определить, с чем он имеет дело: с убийством, замаскированным под суицид, или наоборот. Инспектор Джепп интересуется временем смерти миссис Барбары Аллен и получает от доктора Бретта даже более точный ответ, чем ожидал услышать:
«Убита она была вчера вечером в одиннадцать часов тридцать три минуты, – оттарабанил Бретт и ухмыльнулся изумлению на лице Джеппа. – Извините, старина, не удержался: хочется быть магом и волшебником, как в романах. А говоря серьезно – около одиннадцати. Плюс-минус час».
Диалог полон самоиронии: Кристи высмеивает себя и других коллег по цеху, прекрасно понимая, какие вольности они себе позволяют при необходимости.
Даже используя надежный метод, основанный на охлаждении трупа, и номограмму Хенссге, установить точное время смерти все равно довольно сложно из-за множества сопутствующих факторов: положения тела, одежды, телосложения, повышения температуры тела перед смертью и т. п. Но столь виртуозная писательница, как Агата Кристи, не могла позволить подобным нюансам помешать ей, поскольку мы читаем книги не только ради развлечения, но и для того, чтобы узнать что-то новое. В большинстве случаев она очень реалистично описывает процесс установления времени смерти, поэтому мы можем простить ее за редкие технические неточности, которые Кристи допускает ради создания идеального романа.
Последний «родственник» трупных пятен, окоченения и охлаждения – трупный спазм, то есть каталептическое посмертное окоченение. Это внезапное затвердевание мышц тела, которое происходит сразу после смерти, но проявляется подобно обычному трупному окоченению[284]. Это явление активно обсуждается в медицинских кругах: некоторые специалисты сомневаются в том, что его следует отделять от обычного трупного окоченения, поскольку оно встречается крайне редко. В качестве примера можно привести утопленника, продолжающего сжимать в руке листья, которые он оторвал, цепляясь за ветку дерева в попытке спастись. Большинство ученых считают, что каталептическое окоченение служит результатом нервного перенапряжения или стресса в момент смерти, происходящего, как правило, в конечностях. Кристи знала об этом редком явлении и намекает на него в «Рождестве Эркюля Пуаро», когда детектив рассматривает тело мужчины: «Губы, обнажив бескровные десны, словно растянулись в ухмылке. Пальцы скрючены, как когти». Кристи наверняка видела такие скрюченные пальцы, работая медсестрой в военном госпитале во время Первой мировой войны, но она несколько преувеличивает, намекая на то, что лицо трупа может многое сказать о том, как человек умер и что он при этом чувствовал. Писательница прибегает к такому художественному приему во многих своих сюжетах, но это вовсе не означает, что в ее книгах не было множества по-научному точных деталей.
Помимо трупных пятен, на теле покойного могут присутствовать и другие следы, которые можно спутать с механическими травмами. Например, очень сильное трение кожи (транспортировка тела, оказание первой помощи и т. д.) может привести к появлению пергаментных пятен – участков высохшей кожи желто-бурого или красно-бурого цвета.
ТРУПЫ, НАХОДЯЩИЕСЯ НА ОТКРЫТОМ ВОЗДУХЕ ИЛИ В ВОДЕ, ПРИВЛЕКАЮТ ВНИМАНИЕ ДИКИХ ЖИВОТНЫХ, НАПРИМЕР, БАРСУКОВ, ЛИСИЦ И КРАБОВ, И ОСТАВЛЕННЫЕ ИМИ УКУСЫ МОГУТ ВЫГЛЯДЕТЬ КАК РАНЫ.
Может даже показаться, что некоторые части тела были отрублены. Правда, об этом чаще говорит Дороти Л. Сэйерс, чем Агата Кристи. Очень важно уметь отличать телесные повреждения, полученные при жизни, от повреждений, нанесенных уже после смерти голодными приспособленцами.
Кристи, судя по всему, знала разницу. В «Убийстве на поле для гольфа» Пуаро замечает нечто важное о повреждениях на теле. Он говорит: «Странная рана! Совсем нет крови. И одежда не окровавлена. <…> Все совсем просто. В этого человека вонзили нож, когда он был уже мертв». Прижизненные телесные повреждения отличаются от посмертных. Первые характеризуются кровотечением, отеком, покраснением по краям повреждений, интенсивным кровоизлиянием в мягких тканях. После смерти воспаления, то есть иммунной реакции на повреждение тканей организма, не происходит. Благодаря этому врачи могут с уверенностью установить, какие телесные повреждения были нанесены человеку при жизни. Кристи напрямую говорит об этом несколько раз, и она наверняка что-то узнала о вышеупомянутых отличиях еще во время работы медсестрой, а что-то выяснила в ходе самостоятельного исследования темы. Врач обычно видит разницу, поэтому в романе «Убийство Роджера Экройда» доктор Шеппард возмущается, когда его сестра задает ему «глупые» вопросы о ране Роджера: «Милая моя, я осматривал тело, я знаю, что говорю. Рана была нанесена не после смерти – наоборот, cмерть последовала от колотой ножевой раны – заруби себе это на носу!» В романе «Тайна голубого экспресса» Пуаро садится на поезд, следующий на Лазурный берег, и знакомится там с одинокой молодой женщиной по имени Кэтрин Грей. В поезде Грей встречает Рут Кеттеринг, богатую американскую наследницу, а следующим утром обнаруживает ее мертвой в купе. Нам рассказывают о страшной судьбе Рут:
«Лицо, обезображенное сильным кровоподтеком, было почти неузнаваемым. Пуаро издал короткое восклицание:
– Когда это было сделано, хотел бы я знать, – спросил он, – до или после смерти?
– Врач говорит – после, – ответил мосье Ко.
– Непонятно, – нахмурился Пуаро».
Наконец, в романе «Раз, два, пряжка держится едва…» врач говорит: «Скорее всего, лицо было изуродовано уже после смерти. Однако окончательно картина прояснится после того, как я осмотрю труп в морге». Вполне разумные слова врача-судмедэксперта, осматривающего тело на месте преступления, и они в очередной раз подтверждают понимание Агатой Кристи разницы между прижизненными и посмертными телесными повреждениями. Как говорили члены Детективного клуба, это подсказка, которую мы должны принимать во внимание, поскольку одна из ее основных целей – утаить личность жертвы, характерную деталь гениального сюжета.
Трупное разложение – не самая приятная тема, но Агата Кристи ее не боялась. Поскольку она работала медсестрой во время Первой мировой войны и росла в то время, когда смерть не была скрыта из виду, она многое узнала о физических изменениях, происходящих с телом после остановки сердца[285].
Кристи описывала разложение достаточно подробно, чтобы трупы в ее произведениях выглядели реалистично. Она упоминала о нем, чтобы добавить своим книгам цвета, причем в буквальном смысле! В романе «Убить легко» главный герой Люк Фицвильям не хочет оставлять женщину, в которую влюблен, в компании местного оккультиста-фанатика мистера Эллсворти. Нам сообщают, что Люка охватило «неопределенное чувство страха», поскольку «Бриджит – там, с этим мерзким типом, у которого такие отвратительные, цвета разлагающейся плоти руки». Переживания Люка мне кажутся обоснованными: если бы вы оказались наедине с человеком, чьи руки выглядят так, будто они разлагаются, вам следовало бы бежать. В романе «Раз, два, пряжка держится едва…» нам сообщают, что Пуаро и Джепп позеленели, увидев разложившееся до неузнаваемости лицо женщины, с момента убийства которой прошел целый месяц (по истечении столь долгого времени тело тоже явно было зеленым). Молодая героиня романа «Трагедия в трех актах» по прозвищу Мими непринужденно говорит о характерном запахе гниющей плоти:
«Мисс Литтон Гор сразу поняла, о чем речь. Она была не из тех, кто боится называть вещи своими именами.
– Но запахи уходят вверх, а не вниз. Вот если бы разлагающийся труп лежал в подвале, его скорее бы обнаружили. А так, даже если и появится дурной запах, то подумают, что крыса сдохла».
Ронни в романе «Загадка Ситтафорда» верно подмечает, что человеческое тело – это «неудобная вещь». По этой причине серийный убийца Джон Джордж Хейг предпочитал чердакам и подвалам серную кислоту, чтобы растворять в ней тела жертв. В «Испытании невиновностью» можно встретить следующие строки: «Он ухлопал женщину, залил ее кислотой, обрадовался, что с рук сошло, и повадился убивать». Это довольно грубое описание Джона Джорджа Хейга, известного как «Убийца с ванной кислоты». Его признали виновным в убийстве шести человек в 1948–1949 годах (он утверждал, что убил девятерых). Забрав у жертвы все ценные вещи, он избавлялся от «ненужных» тел, растворяя их в кислоте. Хейга вдохновил французский киллер, использовавший этот метод в 1925 году. По словам преступника, требовалось около двух дней, чтобы человеческое тело превратилось в «осадок», который он позднее сливал в канализационные колодцы. Это чудовищно, но в романе «И в трещинах зеркальный круг» (1962) героиня описывает его так: «Я слышала, что… человека очаровательнее Хейга, который все свои жертвы мариновал в баке с кислотой, свет вообще не видывал»