История аутопсии и судебной медицины
Вскрытие тел умерших имеет, мягко говоря, богатое прошлое, что неудивительно, если учесть неоднозначность самой процедуры. Аутопсия то использовалась как инструмент для расследования уголовных преступлений, то нет, и это отличает ее от других криминалистических практик, большинство из которых, будучи созданы, совершенствовались последовательно и непрерывно. Это значит, что были некоторые периоды, измеряемые целыми веками, когда знания о человеческом теле при жизни и после смерти не обогащались в той степени, в которой могли бы.
Первые вскрытия человеческих тел (по крайней мере, те, что должны были помочь установить причину смерти) проводились еще в III веке до н. э. выдающимися древнегреческими врачами Герофилом Халкидонским (около 335–280 гг. до н. э.) и Эрасистратом Кеосским (304–250 гг. до н. э.). Они вместе основали Александрийскую медицинскую школу – единственное место, где, как полагают, стали проводить аутопсию (и – спорный вопрос – вивисекцию, вскрытие живого организма) до эпохи Возрождения и активно изучать анатомию и физиологию.
Примечательно, что вскрытие тела Юлия Цезаря было проведено в 44 году до н. э., после того как ему нанесли смертельный удар кинжалом. Путь открытий похож на эстафету: в любой науке ученые проходят его небольшой участок, а затем передают эстафетную палочку другим. Однако в анатомии человека разверзлась огромная пропасть, которая растянулась с 500 до 1500-х годов н. э., и называлась она «христианство».
Заявление о том, что любые посмертные патолого-анатомические исследования были поставлены на паузу в силу господствовавшей веры в то, что души людей, чьи тела подверглись процедуре вскрытия, не попадут в рай или примутся восставать из могил по частям, было бы чрезмерным упрощением. Представления о человеческой анатомии, сохранившиеся со времен Древнего Рима, не совершенствовались до 1500-х годов, потому что диссекция человеческих трупов оказалась под запретом, и ученые занимались только вскрытием трупов животных. Только анатомы эпохи Возрождения, в том числе Андреас Везалий[287], стали похищать тела из могил по ночам, чтобы вскрыть их и зарисовать. Они создали выдающиеся медицинские труды, в корне перевернувшие неверные представления о человеческом теле, господствовавшие на протяжении тысячи лет.
В Великобритании аутопсия проводилась тайно вплоть до XIX века. Анатомические школы процветали, и в 1752 году вышел закон, позволивший им вскрывать тела казненных преступников. Это было сделано не для того, чтобы просвещать студентов, а для того, чтобы дополнительно наказать уже казненных нарушителей закона. Правда, многим медицинским школам и их студентам трупов все равно не хватало.
КАК И ИХ ПРЕДШЕСТВЕННИКАМ-АНАТОМАМ, БУДУЩИМ ВРАЧАМ ПРИХОДИЛОСЬ ВЫКАПЫВАТЬ СВЕЖИЕ ТЕЛА ИЗ МОГИЛ, ЧТОБЫ НАБРАТЬСЯ ЗНАНИЙ. В НЕКОТОРЫХ СЛУЧАЯХ ОНИ ДАЖЕ ОПЛАЧИВАЛИ ОБУЧЕНИЕ ТРУПАМИ.
О потребности в телах знали все, и их предоставление приносило настолько большую прибыль, что на сцену вышли профессиональные похитители тел, получавшие от медицинских школ большие деньги. Так продолжалось до 1828 года, пока шотландцы Бёрк и Хэр не решили, что проще убивать людей, чем гнуть спину, выкапывая трупы. После их ареста стало известно, что они убили не менее 16 человек. Чтобы избежать смертной казни, Хэр решил заключить сделку со следствием: он признал вину и рассказал, как они с Бёрком совершали преступления. Он избежал наказания, но вскоре умер в полной нищете. Бёрк, наоборот, столкнулся с поэтическим и ужасающим возмездием: после казни его тело препарировали (как и тела его жертв), и с него сняли кожу, которую позднее использовали для изготовления записной книжки и визитницы[288]. Эти предметы, а также его скелет находятся в разных музеях Эдинбурга. Однако разъяренную общественность такой исход дела не успокоил. Для развития хирургии и медицины требовались человеческие тела, но выкапывание трупов из могил или, еще хуже, убийства людей были отвратительными и неприемлемыми. Анатомический акт 1832 года позволил медицинским школам вскрывать тела не только казненных преступников, но и нищих из работных домов и тех, чья личность не была установлена.
После этого потребность в похитителях тел отпала, а медицина и патологическая анатомия смогли беспрепятственно развиваться.
Люси Уорсли называет судебно-медицинских экспертов «викторианским изобретением»[289], и, надо признать, это довольно точное описание. Артур Конан Дойл создал Шерлока Холмса после того, как прошел обучение у эдинбургского хирурга и лектора Джозефа Белла в 1877 году, спустя почти 50 лет после принятия Анатомического акта. Белл был поразительно проницательным человеком, глаза которого «искрились мудростью». Он учил своих студентов наблюдательности и дедукции. Белл рассказывал, как можно определить род деятельности и недавние занятия пациентов, не задавая вопросов, а затем использовать эту информацию, чтобы получить более полную картину. Конан Дойл говорил, что доктор Белл «гордился своей способностью по взгляду на пациента определить не только его заболевание, но также профессию и место жительства».
Доктор Джозеф Белл считается пионером судебной медицины. Он участвовал в расследовании дела Джека-потрошителя в Лондоне, и его современники знали, что именно он стал прототипом легендарного сыщика с Бейкер-стрит. Как поклонница Шерлока, Агата точно знала о докторе Белле и его достижениях. По всей вероятности, именно его работа побудила ее углубиться в изучение трасологии.
Судебная медицина переживала свои лучшие годы в то же самое время, когда Кристи набирала популярность как писательница. Из всех патологоанатомов, продвигавших судебную медицину вперед и участвовавших в расследовании громких преступлений, никто не напоминал героя детективного романа больше, чем сэр Бернард Спилсбери, а самым известным делом об убийстве того времени стало дело доктора Криппена.
В 1910 году 23-летний Бернард Спилсбери уже работал патологоанатомом в Больнице святой Марии в Паддингтоне, Лондон. Он был привлекательным, талантливым, представительным и хорошо одетым молодым человеком, поэтому, став свидетелем-экспертом по делу доктора Криппена, сразу полюбился общественности. Доктор Хоули Харви Криппен, наоборот, был неприметным американцем в очках, с усами как у моржа. Он был известен как «доктор» Криппен, хотя не мог заниматься медициной в Великобритании (он обучался гомеопатии за границей, а эта наука не считается разделом медицины). Изначально Криппен зарабатывал на жизнь как поставщик шарлатанских лекарств, производившихся одной американской фирмой. Второй женой Криппена была начинающая американская певица Кора Тёрнер, и он тратил так много времени, помогая ей строить сценическую карьеру, что его уволили с работы. Криппену пришлось устроиться в центр для глухих. Кора не оценила его стараний и стала систематически ему изменять. Неудивительно, что их брак, просуществовавший 16 лет, стал трещать по швам, и Криппен завел роман с Этель ле Нев – машинисткой из своего офиса.
Затем Кора внезапно исчезла.
Когда друзья Криппенов стали интересоваться долгим отсутствием женщины, Хоули отвечал, что она вернулась в Америку. Желая положить конец расспросам, через несколько недель он сообщил им, что его супруга там скончалась. После этого Криппен совершил необдуманный поступок: он привез в дом, который ранее делил с женой, свою любовницу Этель. Девушка начала носить меха и украшения Коры. Среди знакомых зародились подозрения, что Криппен причинил вред Коре. Их не устроила версия об «удобной» кончине Коры в Америке, поэтому они обратились в Скотленд-Ярд. Старшему инспектору Уолтеру Дью было поручено разобраться в ситуации.
Во время допроса застенчивый доктор Криппен объяснил, что ему были неприятны измены жены, и поэтому он сказал друзьям только часть правды. По его словам, Кора на самом деле уехала в Америку с одним из своих любовников, и, желая сохранить лицо, он просто скрыл этот факт от общих знакомых.
Инспектор Дью, казалось, понял Криппена, производившего впечатление бессильного и уставшего мужчины. Один из персонажей «Трагедии в трех актах» отмечает: «Вообще, комплекс неполноценности – престранная вещь. Криппен, например, безусловно, им страдал». Возможно, инспектор Дью почувствовал то же самое во время допроса.
Не имея никаких улик против доктора Криппена, Дью ушел. Однако по причинам, известным лишь ему, Криппен ударился в панику, и они с Этель бежали в Бельгию. Затем он сбрил усы, а она переоделась в мальчика, и они сели на борт корабля «Монтроз», намереваясь начать новую жизнь в Канаде. По крайней мере, они на это рассчитывали.
Бегство под покровом ночи привлекло внимание полиции больше, чем другие обстоятельства. Инспекторы вернулись, чтобы снова обыскать дом Криппена, и на этот раз обнаружили в подвале нечто ужасное: несколько килограммов «жирной серой мякоти», которая когда-то была человеческим телом. Останкам недоставало головы, рук, ног и гениталий, поэтому зрительно опознать их было невозможно. Правда, они были завернуты в верхнюю часть мужской пижамы, и среди них имелись осветленные волосы, накрученные на бигуди.
После этого сотрудников патолого-анатомического отделения Больницы святой Марии вызвали в Скотленд-Ярд, и доктора Бернарда Спилсбери назначили врачом-экспертом по делу. Пресса уже назвала преступление «убийством в подвале Северного Лондона», и у дома Криппена собралась целая толпа людей, которые надеялись получить хоть какую-то информацию.
Тем временем капитан корабля «Монтроз» Генри Кендалл все пристальнее наблюдал за двумя пассажирами, которые представились отцом и сыном, но вели себя так, будто состоят в отношениях совсем иного рода. Он понимал, что обязан связаться с полицией, но единственной формой коммуникации была беспроводная телеграфия. Осознавая, что времени мало, он послал телеграмму о том, что, по его подозрениям, доктор Криппен и его любовница находятся на борту. Это был первый раз, когда телеграфия использовалась для подобных целей. Поимка преступников была зрелищной. Получив телеграмму от капитана корабля, инспектор Уолтер Дью сел на быстроходный лайнер «Уайт стар» и, прибыв на место назначения «Монтроза» первым, стал ждать. Пресса и о