Давным-давно в некотором царстве, в тридевятом государстве, а если точнее, то аж во втором веке до нашей эры, греки решили, что править миром должны не еврейские боги, а их, греческие. Тетя Аня назвала это непонятным словом «искоренить иудаизм». Наверное, они считали, что иудаизм – это сорняк и его надо искоренять тяпкой. Но тяпки у них не было, поэтому греки хитростью пробрались в старинный город Иерусалим и начали обманывать коренных жителей. Они их вкусно кормили, красиво одевали, дарили им всякие подарки и мороженое, чтобы жители поверили, что их греческие боги гораздо сильнее и главнее иерусалимских. Как всегда, нашлись предатели и поверили грекам. И стали жить-поживать, добра наживать и хвалить греческих богов. Но настоящие иерусалимцы создали партизанский отряд. Они готовы были умереть, но не дать искоренить своих настоящих богов! Пришли они на самый высокий холм, а на этом холме стоял самый прекрасный храм, и решили занять в нем оборону. Они знали, что в этом храме есть еда, и масло, и огонь. Но коварные греки и тут их обманули. Они все разрушили в храме. Там было пусто и холодно, и только в самом уголке глубокой пещеры валялась бутылочка с волшебным маслом для святого огня. Этот огонь был нужен, чтобы прогнать злых волшебников и искупить вину перед иерусалимскими богами. Но по заклинанию огонь должен был гореть восемь дней, чтобы люди сумели приготовить новое масло, добыть еду, накормить детей и стариков. А бутылочка, которую они нашли, была просто крошечной, просто кувшинчик-с-пальчик. Погоревали храбрые евреи, но огонь зажгли. И свершилось чудо. Огонь не гас ровно восемь дней, и герои успели сделать все: и масло сварить, и еду, и храм отремонтировать, и греков прогнать со своей земли. В честь этих героев и этого чуда чудесного, теперь каждый год евреи всего мира празднуют Хануку – восемь дней света и подвига!
Честно скажу, я не очень поняла, почему на Хануку надо есть именно пончики и картофельные оладьи, но в этом я разберусь как-нибудь позже.
Зато мне очень понравилась игра, в которую нас научил играть дядя Боря. Он наклеил на деревянный кубик с каждой стороны буквы Ч, В, П, Т (по букве на сторону). Мы кидали кубик по очереди и записывали выпавшие буквы. Нужно было, чтобы буквы выпали в определенном порядке: «Чудо великое произошло там». Первым выиграл Аркашка. Ему долго аплодировали и сказали, что это замечательный знак и в наступающем году у него произойдет какое-то важное событие. Оно и произошло. Когда Аркашка откусил большое зеленое и хрумкое яблоко, у него вылетели сразу два верхних зуба. Он очень расстроился, даже расплакался, но потом ему дали денежку, которую дарят всем детям на Хануку, и он пошел домой спать. А я напечатала рецепты латкес и пончиков и уснула прямо у пишущей машинки. Так что Равиля несла меня домой уже спящую…
Латкес от Анны Ароновны
На самом деле эти картофельные оладьи прекрасно знают во всем бывшем Советском Союзе под разными названиями – от картофельных задирок до драников. Однако есть у латкес и свои хитрости.
Для 20 штук берем 5 очень крупных картофелин, 1 крупную луковицу, 50 граммов молотых сухарей или молотой мацы, 3–4 свежих куриных яйца, соль и молотый черный перец – по вкусу, половину стакана растительного масла.
Картошку чистим, моем и кладем в холодную воду на 30 минут. Быстро трем на самой мелкой терке и максимально сильно отжимаем через марлю (лучше попросить мужчину). Так же, на мелкой терке, трем лук и добавляем его к картошке. Кладем яйца, сухари, соль, перец, тщательно перемешиваем.
Разогреваем на сковородке растительное масло и столовой ложкой выкладываем оладушки. Жарим латкес с двух сторон до золотой корки. Подаем латкес со сметаной или протертым яблочным пюре, немножко присоленным. Для детворы можно добавить в латкес яблочко или морковь, для любителей острого – чеснок, но все в умеренных количествах. Картошечка должна оставаться главной!
Особые творожные пончики суфганиёт от Анны Ароновны
Будут еще и обычные, которые мне и Аркашке нравятся значительно больше, ибо их нам давали не штучками, а кульками!
Для творожных берем 5 стаканов муки, 250 граммов жирного творога, 2 стакана сахара, 5 яиц, 1 пачку маргарина, половину чайной ложки соды, половину чайной ложки соли, сахарную пудру по вкусу, растительного масла – малюсенькую кастрюльку.
Творог смешиваем с содой, затем растираем с яйцами. Добавляем растопленный маргарин (или сливочное масло), сахар и соль, хорошенько все вымешиваем. Постепенно всыпаем муку, продолжая замешивать тесто. Оно должно получиться достаточно крутым.
Раскатываем тесто в пласт толщиной полтора сантиметра, чашкой или стаканом вырезаем кружочки и делаем пальцем в них дырочки. Масло разогреваем в кастрюле до появления характерного дымка и жарим в нем пончики до золотистого цвета. Выкладываем суфганиёт на полотенца, а перед подачей посыпаем сахарной пудрой.
Анна Ароновна чаще, чем эти ханукальные суфганиёт, жарила обычные пончики. Их обожал весь двор. Хоть с начинкой, хоть без. Вот вам рецепт ее классических пончиков. И это правда самый простой рецепт традиционного еврейского блюда, с которым справится даже школьница.
Пончики от Анны Ароновны
Берем 2 стакана муки, 2 стакана теплой воды, половину стакана сахара, полтора пакетика сухих дрожжей (или две трети брикетика свежих), четверть чайной ложки соли, много сахарной пудры, а еще повидло и растительное масло. В масле будем жарить, повидлом начинять.
Во всем количестве теплой воды разводим дрожжи и сахар, даем постоять 5 минут, добавляем соль и постепенно всыпаем муку, размешивая так, чтобы не было комочков. Тесто оставляем на полтора часа, чтобы оно подошло. Тесто будет полужидким, это не страшно. В кастрюле нагреваем растительное масло до дымка и столовой ложкой выкладываем в него кусочки теста. Жарим до золотистого цвета. Вылавливаем пончики шумовкой, выкладываем на полотенце, посыпаем сахарной пудрой. Но еще вкуснее надре́зать горячий пончик аккуратно ножом и вложить туда половинку чайной ложки кислого повидла. Такие пончики – «с повидлой» – обожал весь наш огромный двор!
Однако я отвлеклась на рецепты и не договорила, точнее, не досказала о самом волшебном мгновении волшебного первого дня Хануки. Анна Ароновна принесла-таки из скупки ханукию, или менору – особенный подсвечник для 9 свечей. Нам с моим приятелем позволили вставить в нее аккуратно свечки и зажечь центральную, главную свечу. От первой свечи, по очереди, теперь каждый вечер, когда взойдут звезды, мы с Аркашкой будем зажигать по одной свечечке. И их будет видеть весь двор, ведь ханукию Беренштамы поставили прямо на кухонный подоконник. Мне очень хотелось дождаться, пока красивая свечка догорит, но тетя Равиля пообещала, что обязательно привезет мне в следующий раз из Ашхабада такую красивую штуку, и я дала себя уговорить отправиться восвояси. А еще она сказала, что наш двор «засиделся». И что его надо «как-то расшевелить». Узнав, что летом мы часто собираемся все вместе на шашлык, на печеную картоху и просто так песни попеть, Равиля договорилась с Миррой, моей бабушкой и Анной Ароновной, что в последний день Хануки она угостит всех соседей настоящим еврейским бухарским пловом. Утром мы с ней пойдем на рынок искать подходящий казан…
Однако утром все пошло совсем не так, как запланировала Равиля. Утром в дверь нашей квартиры позвонил дядя Вова Кот и сказал, что он свою Ленку, а «до кучи» еще и остальных дворовых спиногрызов может взять на речку, на своем легендарном велике-тандеме, которого больше ни у кого в целом городе не было, чтобы его самодеятельные конечки опробовать. Дядя Вова работал на заводе, и из каких-то заводских деталей и нескольких веревочек тачал смешные накладные коньки. Коньки походили на санки, были на двух низких, но острых полозьях, имели пяточку и упор для носка. Они прекрасно крепились на валенки любого размера, вот только кататься на них во дворе было негде. Каток в нашем южном городе никто не заливал, тротуары и дорогу у дома дворник чистил отменно, да еще и посыпал их жужелкой – отработанным углем из котельной. Старшие дети ездили во Дворец спорта или на Днепр, вставший совсем недавно. А вот малышат дядя Вова решил отвезти на другую речку – Молочную, что текла в двух кварталах от нашего двора.
– Володя, а это не опасно? – мама сразу заволновалась. – Туда же вода из заводской котельной стекает, боюсь, что лед некрепкий совсем.
– Та шо ты, шо ты! Ой, Людмыла, шо там той ричкы? Як добрэ розбижатыся, то й пэрэстрыбнуты можна. Та й нэ одни воны будуть. Я ж дывытымусь…
– Мамулечка, ну мамулечка! – заканючила я. – Я честное слово буду вести себя хорошо. Разреши мне на речку, а?
«Малышни» набралось шесть человек. Рукастый дядя Вова сделал специальные сидушки-креслица на рамы, поэтому наш велосипед-тандем выглядел презабавно. Дядя Вова вел его за руль, словно норовистую лошадь, а на переднем багажнике, на заднем и между рамами яркими птицами-синицами сидела наша дворовая детвора, вся укутанная до невозможности, в перевязях пуховых платков, с обязательными косынками под меховыми шапками и варежками, пристегнутыми на резинку. На шее у каждой «птахи» болталось и весело переливалось на солнце ожерелье из сверкающих самодельных конечков.
Мы притормозили у довольно крутого берега – того самого кучугура, который мы с Аркашкой обещали показать Равиле.
– Так, слухаты сюды: злизаты по одному, сидаты на задныцю и спокийно йихаты вныз. Бэз мэнэ нихто никуды нэ йдэ, ковзаны нэ надягае.
– Ой, а льда под снегом совсем и не видно! – закричал Аркашка. – Может, его и нет совсем? Будем, как придурки, по снегу ездить!
– Цыц мэни! Льоду у нього нэма… Куды вин динэться?
Кучугуровой горки я всегда немножко боялась. Отполированная сотнями детских поп, подрихтованная санками, расширенная и утоптанная фанерками старшеклассников, горка была и прекрасной, и опасной. По ней можно было долететь почти до противоположного берега реки. Но на санках я всегда ехала с кем-то, а тут предстояло катить одной. Подумав немножко, я отошла в сторону шагов на двадцать, благо в суматохе никто на меня внимания не обратил, и аккуратно уселась в снег на целинном спуске. Мне казалось, что здесь я буду скользить не так быстро и улечу не так далеко, как на большой горке.