А дальше события для меня схлопнулись в одно захватывающее мгновение, из которого я, по необъяснимым причинам, помню только самый первый момент головокружительного полета вниз с горы. Остальное мне рассказали мама и бабушка со слов дяди Володи и моих дворовых приятелей.
Оказалось, что снег совсем не затормозил моего скольжения, и я в мгновение ока, не издав ни звука, скатилась с крутого склона аккурат на лед. Точнее, не на лед, а на покрытую тонкой корочкой изморози и пушистого снега огромную полынью. Если бы не мои многочисленные одежки, включая толстую цигейковую шубку и пару вязаных кофт, которые не дали мне мгновенно уйти под воду, мы бы уже с вами не разговаривали. И тем не менее пока дядя Вова бежал, а потом полз к полынье, я уже успела нахлебаться воды, и выдергивал он меня из речки за огромный пушистый помпон моей любимой желтой шапки. Собственно, только этот помпон уже и было видно. Дядя Вова разделся до рубашки, завернул меня в свои свитера и телогрейку и бегом бежал вместе с остальными малышами к нам домой. Говорят, зрелище почти голого в мороз мужчины и толпы ревущих дошколят было впечатляющим…
Все обошлось. Уже к вечеру я вполне пришла в себя, не простыла, не чихнула даже ни разу, только о происшествии не помнила ничегошеньки. А вот знаменитый дяди-Вовин велосипед-тандем и все неопробованные нами самодельные конечки пропали. У кого-то не дрогнула рука утащить их под шумок. Долгие годы спустя дядя Вова, да и все мы, жители дома, внимательно рассматривали проезжающие велосипеды в надежде узреть на улицах, в парках и скверах уникальный немецкий тандем, но он словно сквозь землю провалился.
Единственной «бедой» для меня стал запрет на поход к Беренштамам, чтобы зажечь очередную свечку на красивой серебряной ханукие. Зато в качестве компенсации Равиля пообещала мне, что уж завтра мы с ней обязательно отправимся на рынок искать нужную утварь и закупать продукты к заключительному дню Хануки, ну и, по совместительству, чествованию моего чудесного спасения. Она так и сказала: «Чудо нам явила Ханука! Подлинное чудо. Если бы не этот светлый праздник, беда могла произойти непоправимая. То не отец подружкин тебя спас, то предки руки протянули».
– А разве мои предки были знакомы с еврейскими праздниками?
– Ну, здрасьте, приехали. Все мы, душа моя, произошли от Адама и Евы. А значит – все мы родня. И евреи, и не евреи.
– Ой, ну эти сказки про Адама, Еву и змею, которая подсунула им отравленное румяное яблочко, как в сказке о мертвой царевне, которую я давно слышала. Я только не очень поняла, почему Ева Адама яблоком соблазнила? Могла бы ему мороженого предложить или, как говорит моя бабушка Дуся из деревни, «хоч бы борщу налыла»…
Равиля расхохоталась, звонко чмокнула меня в макушку и пошла рассказывать маме историю про борщ, попутно отпаивая ее и бабушку Аню то валерьянкой, то коньяком. А на ужин Равиля расстаралась и приготовила мне принцессино угощение: крем патисьер и кунжутное бурфи. Я не уверена, что это еврейское угощение, но первый раз я его попробовала, когда к нам приезжала баба Фая Раневская, и бабуля доставала из серванта все-все наши креманки и розеточки, потому что ее подружка знаменитая эти сласти просто обожала.
Как оказалось, прекрасно их готовит и Равиля.
Крем патисьер с тертым шоколадом
Пол-литра молока, 4–5 штук (90–100 граммов, из домашних яиц) яичных желтков, 100 граммов сахара, 2 столовые ложки крахмала, пакетик ванильного сахара, четверть плитки шоколада, 100 граммов сливочного масла.
Готовим классический заварной крем, для чего стакан молока с сахаром доводим до кипения, во втором стакане молока взбиваем желтки с сахаром, крахмалом и ванилью, вливаем тонкой струйкой в кипящее молоко, доводим до кипения, но не кипятим! Лучше успеть снять раньше, когда только густеть начнет. Добавляем масло, размешиваем, остужаем, раскладываем по креманкам, украшаем тертым шоколадом.
Кунжутное бурфи
100 граммов кунжута, 100 граммов сухого молока, 200 граммов сливочного масла, 100 граммов сахарной пудры, щепотка ванилина.
Растапливаем сливочное масло на медленном огне, добавляем кунжут и обжариваем до светло-коричневого цвета. Смешиваем сахарную пудру, ваниль и сухое молоко. Кунжутно-масляную смесь остужаем, добавляем сухую смесь, перемешиваем и разливаем в формы. Даем застыть в морозилке 1–2 часа. Едим как вкуснючие конфетки или грильяж.
Утром к нам в квартиру (чего почти никогда не случалось) позвонила Анна Ароновна:
– Люсенька, прошу меня простить, но я слышала, что ваша гостья собралась угощать пловом весь двор в последний день Хануки. Если это правда, то я бы с ней тоже на рынок съездила. И хоть я ни разу в жизни не готовила плов на Хануку, но я бы сварила наш, одесский софи-пилав, который тоже вкусный. Да и тяжко одной семье весь двор накормить. А вскладчину мы бы славно Хануку отметили и Инночкино чудесное спасение.
– Кто это говорит про одну семью? – раздался из-за спины Анны Ароновны насмешливый голос Мирры. – Я сегодня специально отгул взяла, чтобы с моей подружкой любимой, с моим Инкиным-корзинкиным на рынок съездить и приготовить то, что ребенок захочет. Ну, и остальным чтобы хватило.
– Вот это дело! – засмеялась тетя Ира Рахубовская, бессменный бабушкин водитель. – Анна Георгиевна меня специально домой отпустила, чтобы я Равилю на базар отвезла. Так со мной уже Котиха напросилась, в «Победе» сидит, хочет вашу Хануму вместе со всеми отмечать. А нас, я смотрю, уже целый колхоз собирается?
– Да если так, то я сама, пешочком или на трамвае… – засуетилась Анна Ароновна. – Я не планировала на машине, мне неудобно быть в тягость…
– Штаны через голову надевать неудобно, – отмахнулась тетя Ира. – «Победа» – это вам не велосипед. Все поместимся. Только не кулемьтесь, а то я двигатель не выключала, а у меня бензин лимитированный, казенный.
Конечно же, кулемилась дольше всех я. И совсем не потому, что мама и Равиля с Анной Ароновной долго спорили, кормить меня завтраком или так сойдет… Они потом меня принялись кутать. При этом у меня было ощущение, что не просохшая за ночь шубка была бы самой малой бедой. На меня надели ставшее малым с прошлого года зимнее пальтишко, поверх него две мамины кофты, затем повязали огромным, как скатерть, бабушкиным пуховым платком, а поверх осенних сапожек (валенки у меня слетели в реке) мама натянула свои толстенные гетры. На улице при этом было всего минус два градуса.
В результате, когда мы вышли во двор, я была краснее свеклы («щеки все намокли»), выглядела пугалом огородным, вдобавок тетя Ира Рахубовская так громко расхохоталась, что я уж совсем собиралась разреветься и передумать ехать. Выручила, как всегда, Мирра. Она просто тихонько сняла с меня кофты, оставив пальтецо и красиво задрапированный платок. «Будешь как в пончо!» – так она сказала. А я знала из разговоров маминых подружек, что пончо – это сейчас самое модное.
На подъезде к базару было решено разделиться на отряды. Мы с Миррой должны были купить по списку какие-то специи, зелень, рис и все то, что будет нужно для ее угощения. Тетя Ира и тетя Лена Кот сказали, что займутся поисками самых больших кастрюль и казанов, которые найдут на рынке. («Давно пора, – прокомментировала тетя Ира, – давно пора купить большую посуду вскладчину и хранить у кого-нибудь в сарае. А то как гулянка, все несутся со своими кастрюльками, сковородками, чугунками, мисками. Даже у нас в Молдавии все иначе. А уж в Равилькиной Туркмении наверняка и подавно!») Кроме посуды, женщины должны были купить овощи, яблоки, мандарины, домашние сыры и колбасы.
Анна Ароновна и Равиля отправились в мясные ряды. Туда меня не пускали после истории с кашрутом под страхом смертной казни. Да я и сама не рвалась. Значительно больше мне нравилось гулять по базару там, где можно что-то пробовать. Правда, в данном случае я не была уверена, что хочу пробовать сырой рис и всякие приправы, от которых то во рту горько, то в носу щиплет.
– Ой, подружка, смотри, какие валеночки! Беленькие, с аппликацией. Первый раз такие у нас вижу. Можно я тебе подарок на Хануку сделаю?
– А мама не заругает тебя?
– За что? Я ж от чистого сердца!
– За белый цвет. Они ж маркие… – по-взрослому заявила я, хотя больше всего в жизни мне хотелось, чтобы Мирра купила мне эти валенки с невообразимыми красными галошами, краше которых я ничего не видела.
– Ничего, подружка, прорвемся!
– Женщина, а не купите дочке еще и шубку? За 12 рублей отдам. Смотрите, в тон, беленькая с малюсенькими, что твоя горошина, пятнышками, натуральная цигейка, хотя по виду чистый горностай. Покупала внучке все, из Литвы везла… А у нее обнаружили… А она… Она такая была… Эх!.. Хотя зря я вам говорю, наверное. Теперь не купите…
– Иннуль, посмотри вон у той тети мне пудру польскую, ладно?
– Ладно.
Я, конечно, поняла, что Мирра меня просто отослала, чтобы я взрослые разговоры не слушала. Хотя чего там непонятного? Ну, купила тетя своей внучке шубку с валенками, а та небось как Люба Уманская – привереда. Ну и дура! Пусть дожидается чего получше! А по мне – самая красота и есть! Только бы моя мама на валенки не заругалась…
Когда я вернулась к женщинам, обе почему-то стояли с заплаканными глазами. Наверное, тетеньке было безумно жаль таких красивых и совершенно новеньких валеночек.
– Давай шустро, снимай сапожки, пальто, надевай валенки и шубку, – сурово скомандовала Мирра. Я молча подчинилась, хотя и обиделась, что она со мной так строго разговаривает, да еще при посторонних. Через минуту я уже стояла словно снежинка – вся пушистая и белая, а все соседки нашей продавщицы умиленно причмокивали губами, прицокивали языками и тоже почему-то плакали. Наверное, им Мирра про мое утопление в речке рассказала…
Остальные покупки мы с Миррой сделали быстро. Правда, вокруг мешков с рисом она долго крутила носом.