– Узбекский рис?
– Да.
– Но почему он серый?
– Не серый, красавица, золотой. Просто пыльный немного. Устал с дороги.
– Рис устал? – это вмешиваюсь уже я.
– Ну да, – цыганистый дядька мне весело подмигивает, – сама посуди: пока из Узбекистана в Ростов доедет, потом в Москву на базу, потом сюда к вам. Ну как ему не устать?
– Мирра, – в ужасе шепчу я, – я теперь гречку ни в жизнь есть не буду. Она вообще, наверное, уже умерла, а не просто устала…
– Ладно, – дяденька хохочет, – у меня для таких снегурочек особенный рис есть. Видели такой?
Продавец достает откуда-то большой зашитый мешок, втрое меньше того, из которого он ладошкой нам рис показывал, и аккуратно надрезает перочинным ножиком уголок. Там, в уютной глубине мешка, лежат зернышки, которых я еще не видела: белые-белые, острые, как иголочки, они волшебно пахнут даже сырые, и мне смертельно хочется их погрызть.
– Что это? – восхищается Мирра.
– Жасмин! У меня в столичной «Праге» повар знакомый и немножко директор ресторана…
– Дорого?
– Не дороже денег. Тут ровно десять кил. За 7 рублей отдам.
– Эх, столько у меня нет. Но ты погоди, не продавай. Давай мне этого, серого, 6 кило, а я сейчас еще у знакомых одолжу.
– Но куда тебе столько?
– Иннуль, карауль рис! Я сейчас вернусь! – Мирра оставляет меня рядом с дядькой, а сама уносится в ту сторону, куда скрылась Равиля.
– А у нас будет Ханука! – гордо заявляю я продавцу.
– Ханума? – переспрашивает дядька. – Которая сваха в спектакле? Я у соседки по телевизору видел. Хороший спектакль, смешной… «Над горой стоит гора – самая высокая, а под ней течет Кура – самая глубокая»…
– Это я тоже видела. Один раз даже живьем. Нам баба Фая билеты в Москве доставала. Там в театре так смешно пахнет – чисто в парикмахерской. И у двух дяденек из оркестра волосы были маслом намазаны. А Ханума на самом деле не хромала. Это артистка притворялась.
– И откуда ты все знаешь?
– Ну, здрасьте! Я же советский ребенок! А Ханука – это праздник у Мирры, Равили и Анны Ароновны. И они будут весь двор кормить рисовой кашей. Этим, как его, я забыла…
– Пловом?
– Да!
– А барашка вам нужно? У меня кум на Яру продать может!
– Вы что?!!!! У нас во дворе собака Аза живет, и то дворник ругается. А если я еще барашка приведу, меня вообще убьют. А он хорошенький? – У меня начинает дрожать голос, до того мне хочется привести домой настоящего кудрявого барашка.
– Он… э…э… Ладно! Мамка твоя придет, потом поговорим.
К продавцу Мирра возвращается уже со всеми нашими женщинами. Они долго с ним о чем-то торгуются, потом он помогает нам загрузить в «Победу» несколько мешков своего «жасмина», две трехлитровые банки масла, две огромные кастрюли, кучу всяких корзин и сумок. В машине начинает пахнуть чем-то пронзительно-свежим и вкусным.
– Кинза! – улыбается мне Равиля, заметив, как я вожу носом. – Молоденькая! В декабре! Прямо как у нас!
Следующий день – 5 декабря – в календаре отмечен красным цветом. Бабуля объяснила мне, что это день нашей Конституции, а поэтому у всех выходной.
О том, что во дворе «будет гулянка», уже знают все.
Мужчины привычно сносят столы и стулья из тех квартир, «где дают», и еще складывают из кирпичей кострища. Возле костров, почти заслоняя их своей огромной спиной, крутится Равиля и почти незаметная в ее тени Анна Ароновна. Дяде Боре вынесли большое кресло из подсобки дворника, а потом помогли дохромать и ему самому. Теперь он сидит в кресле, укутанный по самые очки огромным пуховым платком, накрытый плюшевым одеялом. Дядя Боря никуда свою Анечку одну не отпускает. У его ног беснуется Плюмбум, пытаясь отогнать нашу дворовую Азу, которая прибежала на запах еды.
– А ты знаешь, Иннуль, как у нас дома плов готовят? Или бухарский, как вон Аня, или ош-холту? – у Равили всегда заняты не только руки, но и язык.
– Я не бухарский буду, – возражает Анна Ароновна. – Я софи-пилав.
– Да одно и то же, Анечка, я-то вижу… Так вот, атмосфера кругом царит радостно-торжественная. Это ж у нас к праздникам, к свадьбам так готовятся, к Первомаю тоже, ну и к нашим, естественно, хотя и к муслимским… На специальной сцене поют и играют на национальных инструментах приглашенные по этому случаю музыканты, в проходах между столами танцуют на ходулях совсем маленькие артисты, а им аккомпанируют «нагорачи»-барабанщики, «сурнайчи»-дудочники и «карнайчи», то есть трубачи, дующие в длинную трехметровую трубу. Готовят мужчины-мастера. Их у нас зовут «усто». У каждого усто есть ученик (шогирд), вот на его-то плечи и ложится почти вся работа, за исключением коротких и самых ответственных моментов. Опытных и высококлассных усто в городе можно пересчитать по пальцам одной руки. У каждого за спиной богатый, веками накопившийся опыт, который передается из поколения в поколение, а также своя школа. Секретов они никому не открывают, кроме своих учеников. А тонкостей при приготовлении бухарского плова немало.
– А ты усто, Равиля?
– Нет, я обычный шогирд. Была бы шогирд, если бы была мужчиной, – уточняет она. – А так я только дома готовлю. На праздниках женщин к плову не пускают. Но ты иди, Анне Ароновне помогай. А я уж тут буду сама и устить, и шогирдить. Спасибо твоей бабушке. Гляди, какие она мне ночью мешочки стачала для моей ош-холты.
Я и сама вижу, что у Анны Ароновны забот больше. Ей уже вовсю помогают и украинки, и молдаване, и даже моя мама, у которой своих дел куча: она холодец с утра разбирала.
Софи-пилав от Анны Ароновны
1 килограмм мяса (баранина, говядина, телятина), 1 стакан масла (желательно подсолнечного) + четверть стакана кунжутного масла, 1 килограмм моркови, 3 луковицы, кишмиш (сорта «сояги»), 1 килограмм риса (лучше всего «кубанского», круглого, для плова), пряности – зира, куркума, перец черный молотый, шафран (тычинки, в крайнем случае – бархатцы), соль.
Мясо нарезаем на большие плоские куски, похожие на детскую ладошку. Лук режем полукольцами. На половину лука в кастрюльке складываем мясо, солим и перчим его, выкладываем вторую половину мяса и заливаем двумя с половиной стаканами воды.
Ставим на одну конфорку кастрюлю с мясом, под крышкой, а на вторую казан, заполненный на три четверти водой. Включаем огонь, мясо будет вариться 40 минут, а в кипящую воду в казане забрасываем рис и 3 чайные ложки соли. Рис размешиваем, чтобы не было комков, и варим. Он должен кипеть средненько и ровно. Через 15 минут недоваренный рис вынимаем шумовкой из казана и без воды складываем в миску.
Морковь нарезаем тонкой и длинной соломкой. Кишмиш промываем. Бархатцы заранее заливаем половиной стакана горячей воды (почти как на чай) и настаиваем около часа.
В вымытый казан закладываем отварное мясо, вливаем бульон, в котором оно варилось (2 стакана), на него кладем морковь и прихлопываем ладошкой, на морковь кладем кишмиш и все пряности (перец, куркуму и зиру), сверху кладем рис и тоже прихлопываем. На рис кладем мокрую марлю, сложенную в несколько слоев, или мокрое вафельное полотенце. Края марли засовываем под рис по диаметру казана. Включаем средний огонь. Накрываем сверху крышкой. Варим 25 минут ровно. Снимаем марлю, проверяем самые верхние рисинки на готовность.
Раскаляем в сковороде растительное масло и, как даст дымок, обдаем им рис. Тут же переворачиваем рис шумовкой, но не тревожим морковь. Обнажаем у плова «суфи» его «ум»… Разравниваем рис, поливаем всё настоем бархатцев, закрываем плотно крышку, на 10 минут ставим на минимальный огонь и еще на 10 минут укутываем в теплое одеяло. Рассыпчатый плов готов!
Коротенький рецепт ош-халты от Равили, потому что про то, как мы ее готовили, вы и так уже всё прочитали
На 500 граммов баранины нужно 100 граммов растительного масла, 1 столовая ложка (можно две) кунжутного масла, 300 граммов курдючного жира, 300 граммов печени курицы или барана, 2 крупные луковицы, 1 килограмм круглозерного риса, 150 граммов зеленого лука (перьями), небольшой пучок базилика, большой пучок кинзы, соль, молотый черный перец, зира, барбарис по вкусу и примерно 6 полотняных мешочков из плотной белой бязи.
Мясо и курдюк с печенью мелко рубим ножом почти в фарш, перемешиваем с мелко иссеченным луком и зеленью, добавляем растительное масло. Рис ошпариваем кипятком несколько раз и смешиваем с фаршем. Добавляем соль, перец и специи.
Из бязи сострачиваем 6 мешочков (по размеру похожих на обычный пакет с крупой). Наполняем их фаршем на три четверти, туго завязываем ниткой. В большой кастрюле доводим до кипения 5 литров воды и закладываем туда мешки так, чтобы они полностью утонули. Ждем, когда вода снова закипит, уменьшаем огонь, плотно закрываем крышкой и на 2 часа забываем о нашем плове. За это время можно пару раз, правда, мешочки перевернуть. Едим на тарелке, но подаем порционно, в мешочках. Очень необычно и невероятно вкусно!
За три дня до Нового года мы всем двором провожали Равилю. Она на поезде уезжала в Москву, чтобы уже оттуда улететь в свой далекий Ашхабад. Уезжала, увозя с собой пару десятков аккуратно записанных в блокнот имен и фамилий с одним и тем же адресом, разнящихся только номерами квартир и сердечными заверениями, что когда-нибудь, желательно в мае или в сентябре, к ней приедут погостить новые друзья с Украины. Наверное, эти обещания так никогда и не будут выполнены, потому что, при всей любви к новой подружке, путешествие в далекую Туркмению для многих из моих соседей было таким же экзотическим и нереальным, как поездка в далекую Антарктиду или на Луну.
Зато я прекрасно помню, как именно в эти дни мы с Миррой выбирали для Равили прощальный подарок…
Я уже говорила, что Мирра работала в загадочной «женской консультации». И, наверное, она, моя любимая добрая фея, так хорошо помогала разным женщинам всякими там консультациями, что они приносили ей в огромном количестве всякие подарочки. Чаще всего это были духи и прочие другие красивости, которые я обожала рассматривать и нюхать. Мне очень нравились и целые батареи «Красной Москвы», которую обожала моя бабушка, и необычный флакончик «Злата скифов», про который Мирра говорила, что скифы – это мои предки, которые похоронены в курганах. Пахли предки какой-то сладкой деревяшкой, ночной фиалкой и немножко прелыми листьями и свежей майской травой. Я давала понюхать платочек Аркашке Иванченко, и мы договорились, что летом возьмем лопатки и пойдем откапывать ароматных предков с их золотом на тот самый кучгур, который и был самым настоящим курганом.