– Ну… первые две песни я, кажется, знаю. А что с танцем? Какая там мелодия?
Мама всегда говорила, что мне на ухо наступил медведь, поэтому спеть мелодию, которую играла нам музрук, было затруднительно. Да еще все утро я слушала знаменитую Кармен с ее «у любви, как у пташки крылья», а посему лихо отбарабанила: «Там-там – татам, татам, та, та-там…»
– Хабанера??? – страшно удивилась Мирра.
– Точно! – обрадовалась я. – Ее и бабушка любит. Только она чуть-чуть другая, плавная такая…
– Ага, значит буду играть медленнее… Надо же, какая у вас интересная музыкальная руководительница… А ты будешь стих читать?
– Буду. Про мороз и солнце. Только он мне не нравится.
– Почему?
– Потому что он про ленивую тетю. Ее будят-будят, а она все спит и спит и даже на экскурсию к «Авроре» идти не хочет. Несознательная какая-то. Хоть и красавица.
– А тебе какой стишок нравится?
– Тот, который мы с бабулей учили. Партийотический.
– Патриотический, наверное?
– Не знаю. Бабушка же партийная, значит, партийотический.
Мама с Миррой захохотали и согласились:
– Ладно, читай свой «партийотический», если Лада Романовна не заругает.
– А я ей не скажу…
Когда мы первыми пришли в группу, там царило большое «воспитательское» оживление и какой-то почти переполох. Лида Романовна, в красивом красном кримпленовом платье, но почему-то в валенках, с красными щеками и красным носом, тут же замахала нам руками:
– Люсенька, у нас ЧП! Попроси дочь выручить. Она должна помнить сценарий. Меня в группе не будет… э-э-э… временно, до, так сказать, нужного момента… Пусть она ребятами командует, когда и куда им выходить, кому за кем и так далее…
– А у нас Мирра будет на пианино играть! – похвасталась я.
– Правда? Это замечательно. А то я с утра свою «Вегу» на такси привезла, чтобы хоть какая-то музыка была.
– Не волнуйтесь, – успокоила воспитательницу Мирра. – Я уже все знаю. И про рыбаков, и про зайцев…
– Про рыбаков? – удивилась Лида Романовна, но тут же отвлеклась на что-то и показала нам на музыкальную комнату: – Ступайте туда, там для родителей стол накрывают и стульчики поставлены, чтобы всех гостей рассадить.
Постепенно группа заполнилась моими друзьями, их родителями и гостями. На правах командира я бегала в своем волшебном наряде снежинки с белоснежной балетной пачкой, подтягивая противные панталоны, которых не бывает у настоящих балерин, и отдавала распоряжения:
– Угощения для людей ставьте на стол. Про угощения для детей я не знаю куда. Аркашка, ты споешь про «Березовый сок»? Я Мирру попрошу.
– Спою! – обещал мой приятель, страшно довольный, что я его назначила в солисты.
– Сташенко, Крохмаль, Калашников Саша! Вы будете петь про свою щуку?
– А надо разве?
– Надо! – отрезала я. – Вы сначала будете как будто матросы, а потом как будто зайцы.
– Будем!
– А Маринка Иванич будет танцевать во втором ряду. А в первом буду я и Люда Левченко.
– Почему во втором? – обиделась Маринка.
– А так мне Лида Романовна сказала.
Я показала своей вечной сопернице язык и убежала командовать в музыкальную комнату. Там чьи-то два папы наливали из трехлитровой банки в графин красивый красный компот, которого мне тут же захотелось. Когда они ушли, я схватила банку с остатками компота, спрятанную под столом и прибежала в раздевалку.
– Вот! Взрослинский компот! – объявила я с гордостью и честно дала всем друзьям попить по чуть-чуть прямо из банки. Компот был сладкий-сладкий и еще немножко горький и смешно щипал язык.
Ровно в 12 часов нас отвели в группу, где нянечка и наши мамы уже накрыли нам обед. Каждая мама внимательно следила, чтобы ее нарядный ребенок не испачкал новогодний костюм, опрокинув на себя что-нибудь из тарелок. Но в этот раз никто ложками не размахивал, не капризничал и еду специально не проливал на пол. Моя любимая Анна Ароновна приготовила все так вкусно, что мы молча сметали и щи, и воздушное пюре, и сардельки, которые она не отварила, а поджарила. Даже компот был необыкновенно вкусным, а не водянистым, как обычно.
– Никто не знает, какое чудо с нашими детьми произошло? – спросила мама Люды Левченко. – Щеки румяные, глаза горят, едят с таким аппетитом, что просто загляденье! Вот что значит праздник!
– А еще будет рулет! – гордо объявила я. – Он еще вкуснее, чем щи про Сталина.
Родители засмеялись и стали дружно вытирать нам рты, подготавливая к утреннику. Через пять минут все уже сидели в музыкальной комнате.
У меня тряслись колени, и голос дрожал от страха, но я понимала, что не могу подвести Лиду Романовну, поэтому шагнула в центр комнаты и объявила:
– Концерт! Выступают старшая и подготовительная группы садика «Ручеек». На пианине играет Мирра из женской консультации. Первым выступает Аркаша Иванченко.
Родители захихикали, захлопали, Мирра открыла инструмент и посмотрела на Аркашку. Тот поклонился, широко, как Муслим Магомаев, расставил ноги, раскинул в стороны руки и очень громко и выразительно затянул:
Я в весеннем лесу-у-у-у
Пил березовый со-о-ок…
Мирра чуть-чуть замешкалась, но на третьей строчке начала аккомпанировать.
С ненаглядной певуньей
В стогу ночева-а-ал!
– заявил Аркашка и приложил ладошки лодочкой к щекам, показывая, как именно он ночевал с певуньей. Зал взорвался от хохота. Родители смеялись и плакали почти всю песню, а под конец наградили Аркашку такими аплодисментами, которых во дворе на концертах ему никогда не перепадало от наших приятелей.
Мне стало жутко обидно, что хлопают не мне. Я отодвинула Аркашку в сторону, успев ему шепнуть, чтобы мальчики сняли заячьи уши и надели бескозырки, и вышла в центр:
– Стих! Партийотический. Исполняет Инна Метельская.
Мне так же дружно захлопали.
– Я волком бы выгрыз бурра… Бурратино… Бурратинизм, – споткнулась я с первой же строчки и, жутко испугавшись, тихо добавила: – К мандатым почтения нету…
Зал взорвался. Родители сползли со стульчиков, рыдая, а мама, извиняясь, выдернула меня со «сцены», объяснив, что я перепутала стих от волнения.
Зайцы, они же матросы, не растерялись, вышли на средину комнаты, но почему-то приложив ручки к груди, как показывали на репетиции, когда учили про зайцев и гаркнули:
БЕСКА-ЗЫРКА белая. ПААА-Лоску воротник,
Пионеры смелые спросили напрямик:
КААА-кова парень года, КААА-кова парохода,
И на каких морях, ты побывал, моряк…
Родители хохотали уже так громко, что в комнату заглянула Снегурочка, хотя по сценарию она должна была появиться только тогда, когда мы, снежинки, ее позовем. Воспользовавшись суматохой, Аркашка решил еще раз стать героем дня, пошептался о чем-то с Миррой, вышел расхлябанной походкой на «сцену» и запел, как пьяный Никулин: «А нам все равно, а нам все равно! Бузьбаимся мы волка и сову!» Остальные зайцы быстро соориентировались и присоединились к песне, подпевая и подтанцовывая.
Нам с девочками стало обидно, что противные мальчишки пользуются таким успехом, поэтому снежинки толпой подбежали к Мирре, а я, перекрикивая зайцев, попросила: «Давай танец снежинок!»
И тут грянула хабанера!!!
Девочки, да и я сама, немного испугались, потому как репетировали мы совсем другое, но тут же соориентировались, вспомнив, что именно этот танец часто показывают по телевизору в разных концертах и даже на «Голубых огоньках», и пошли хороводом, повиливая попками и помахивая ладошками вместо веера.
И тут, совсем даже без нашего зова, в зал вихрем влетел Дед Мороз со Снегурочкой и голосом охрипшей Лиды Романовны закричал: «Я услышал вас, друзья! Долго-долго ехал я, через реки-океаны, через города и страны, чтобы здесь возглавить вот – новогодний хоровод! Так подайте же пример всем ребятам СССР!»
Мирра по собственной инициативе заиграла «Широка страна моя родная», а Дед Мороз, перекрикивая пианино, запел, путаясь в мелодии «В лесу родилась елочка»…
Бабушка Аня застала нас аккурат на хабанере. Такого лица я не видела у нее никогда. Пока дети водили хоровод возле елки, она оттащила меня в сторону и зашипела: «Ты что тут устроила? И почему от тебя пахнет вином?»
– Не знаю. Мы только щи про Сталина ели и еще компот взрослинский пили…
Закончился утренник относительно мирно. Родители были довольны, они такого удовольствия, как выяснилось, не получали давно. Бабушку благодарили за меня, объясняя, что у нее растет не внучка, а «чистый Райкин», а потом еще очень хвалили Анну Ароновну за ее волшебный новогодний рулет, которого хватило не только детям, но и родителям.
Поэтому мне, конечно же, было страшно обидно, когда бабушка вечером объявила мне, что я опозорила ее партийную честь, и теперь она со мной, хулиганкой, дебоширкой и малолетней пьянчужкой, не будет разговаривать два дня и даже на Новый год меня не поцелует.
Все-таки нет в мире справедливости. Никому не влетело, кроме меня, а, наоборот, очень даже все понравилось.
Я тихо плакала, печатая для родителей нашей группы
Рецепт рулета от Анны Ароновны
Сгущенное молоко взбить венчиком с 2 яйцами до однородной массы. Добавить половину чайной ложки соды, погашенной уксусом, подсыпать муки. Вылить тесто на противень, смазанный маслом и застеленный пергаментом. Испечь при среднем огне до золотистого цвета. Остудить до средне-теплого. Вылить поверху коржа взбитую сметану, смешанную с сахаром и толчеными орехами, и осторожно завернуть рулет, помогая себе пергаментом. Сверху посыпать сахарной пудрой.
На все про все потребуется: 1 банка сгущенного молока, 2 яйца, половина чайной ложки соды, 1 стакан муки, 1 стакан сметаны, четверть стакана сахара, половина стакана орехов, сахарная пудра.
Два дня, остававшихся до Нового Года, бабушка со мной действительно не разговаривала. Садик не работал, поскольку эти предновогодние дни выпадали на субботу и воскресенье, зато работали все мои взрослые знакомые: старались заработать себе отгулы на 2 и 3 января, чтобы побыть дома три полновесных дня. Моя мама не была исключением.