м уголке под трубами центрального отопления. Он спал, а может, только притворялся, что спит. Я тихонько прошла мимо кота, и он даже не шевельнулся.
Но только я собралась бежать дальше по лестнице, как вдруг, откуда-то с третьего этажа, прыгая со ступеньки на ступеньку, покатился маленький мячик – один бок красный, другой зеленый. А наверху заплакал какой-то ребенок, и кто-то закричал:
– Девочка, девочка! Лови мячик!
Я взглянула наверх – там, на площадке третьего этажа, возле двери, где жил конопатый и не слишком разговорчивый Сережа Лелюк, стояла старушка с маленьким мальчиком на руках. Мальчик кричал и плакал – видно, это он упустил свой мячик. А старушка не знала, что делать: не то за мячиком бежать, не то ребенка успокаивать.
А мячик скатился на площадку и остановился в уголке. И тут я, конечно, его сразу поймала бы. Но вдруг Мурчик выскочил из-под отопления, стрелой прыгнул к мячу и что есть силы ударил его лапой. И мяч покатился, покатился с площадки вниз по ступенькам, запрыгал вниз на первый этаж, на цокольный, все быстрей и быстрей. Я бросилась за ним. А кот, как ни в чем ни бывало, забрался себе в свой уголок и снова притворился, что спит. Только в самом низу лестницы, у входной двери я поймала наконец непослушного прыгуна. Потом быстро взбежала наверх, отдала мячик мальчику. Он схватил его обеими руками и сразу перестал плакать.
– Вот спасибо тебе, милушка! – сказала старушка. – Задали мы работу твоим маленьким ножкам!
– Я не маленькая, мне уже пять лет, и я совсем не устала, мне еще сейчас за подарками идти, – ответила я и перевела дух.
Старушка еще раз поблагодарила меня и понесла дальше своего мальчика с мячиком. А я выбежала вслед за ними и со всех ног припустила к Анне Ароновне, чтобы спросить у нее и у дяди Бори, какой же сегодня праздник. Уж они-то точно все знали.
– Заходи солнышко, заходи мой дорогой звоночек, – обрадовался дядя Боря.
– Ой, мне совсем некогда, я вечером к вам зайду, – ответила я, принюхиваясь к волшебным ароматам, которые доносились с кухни. Вот нигде на свете так вкусно не пахло, как у Анны Ароновны.
– А чего ж зашла? Случилось что?
– Да! Мне срочно нужно знать, какой сегодня праздник. Ну, или какой завтра будет?
– Да вроде черные цифры на календаре.
– Это я и сама видела. А ваш, древний? Совсем, что ли, никакого нет? – расстроилась я, ибо отсутствие праздника могло означать, что дядя Леня пошутил и никаких подарков не будет.
– А тебе важно, чтобы был праздник?
– Очень-пре-очень! – я даже приложила руки к груди.
– Ну, тогда заходи вечером, я тебе расскажу про День рождения деревьев. Этот праздник, правда, будет еще только через месяц, но именно сегодня Аня собралась высаживать для него петрушку в горшочек.
– Петрушку? А зачем?
– Вот придешь, и я тебе все расскажу. А заодно мы с тобой для мамы Люси напечатаем рецепт замечательной лимонной рыбки. Аннушка как раз сейчас ею занимается.
На улице меня уже ждал дядя Леня, рассеянно оглядывавшийся по сторонам.
– Я тут! – закричала я и замахала изо всех сил варежками. – А можно мне впередсмотрящим?
– Так точно, юнга! – отрапортовал дядя Леня, легко подхватил меня под мышки и взгромоздил себе на шею. Я приставила ладошку к бровям, сурово нахмурила лоб и скомандовала:
– Горизонт чист! Отдайте мне, пожалуйста, эти, как их, швартовские веревки и полный вперед!
– Юнга! Ошибаетесь! Принято командовать четко и внятно: «Отдать швартовы!»
– Что? И без волшебного слова?
– Без! – захохотал дядя Леня и припустил вперед, навстречу подаркам и приключениям.
Что было дальше – страшный секрет! Я пообещала никому-никому не рассказывать про то, как мы с дядей Леней были у отважных мотоциклистов, как он увидел там какого-то рыжего бородача, заорал: «Степаныч, чертяка рыжий!», бросился к нему прямо в стальную клетку, где еще минуту назад ездили отважные гонщики, и стал на глазах у всех обниматься и целоваться. И как потом мы сидели в маленьком деревянном вагончике, где мотоциклисты, прямо в своих красивых красных костюмах с серебристыми полосками, пили с дядей Леней вино, ели прямо из баночек консервы из рыбы и перловой каши, вспоминали какой-то сейнер, который чуть не потопили японцы, плакали и смеялись одновременно. Я разомлела от духоты и уснула. Меня разбудила та самая тетя-дрессировщица, которая громко ругала мотоциклистов и дядю Леню, потом подарила мне блестящую волшебную палочку с яркой пушистой кисточкой на конце и даже проводила нас до нашего двора, так как дядя Леня очень устал и даже шел пошатываясь.
– Вот что, дочка, – сказал бравый моряк, когда мы подошли к подъезду. – Ты сходи на полчасика туда, куда утром ходила. А я с Люсей и Анной Григорьевной поговорю. Боюсь, шуму сейчас будет…
Уговаривать меня не пришлось. Мне очень хотелось рассказать дяде Боре и Анне Ароновне про цирк, про мотоциклистов и заодно проверить, как работает моя волшебная палочка. Вдруг я смогу ею помахать, и у дяди Бори перестанет болеть нога.
Беренштамы меня встретили накрытым столом.
– Садись, егоза! Все разговоры потом. А сейчас тебя ждет волшебная золотая рыбка.
– Вы же говорили лимонная?
– А лимон какого цвета?
– Желтого!
– Вот видишь, значит, все-таки золотая!
Лимонно-медовая рыбка от Анны Ароновны
На 1 килограмм любой рыбы (лучше не очень костлявой) 2 луковицы, 1 столовая ложка меда, 3 лавровых листика, 2 столовые ложки лимонного сока (выжать из половинки лимона), 4 зубчика чеснока – пропустить через пресс, 2 больших помидора (лучше перезрелых), 1 средняя морковка, натертая на мелкой терке, по небольшому пучку укропа и петрушки, соль и перец по вкусу, мука и растительное масло – на глазок.
В муку добавляем соль и черный перец, перемешиваем, обваливаем в ней порционные куски рыбы и обжариваем на растительном масле до яркой золотой корочки, до полуготовности. Рыбу со сковороды не убирать, если рыбы много, то вернуть в сковородку первую пожаренную часть.
На вторую сковородку выкладываем нарезанный мелко лук, добавляем 2–3 столовые ложки воды и тушим до исчезновения воды и луковой горечи. Добавляем столовую ложку меда и лавровый лист и жарим лук с медом без масла минуты 3–4. Вливаем немножко постного масла, добавляем протертый чеснок, лимонный сок, протертые на терке помидоры и морковь, соль, молотый черный перец, кладем нарезанную зелень и тушим на медленном огне минут 10.
В сковородку с рыбой вливаем пару столовых ложек воды, включаем медленный огонь и томим рыбу, пока готовится соус. Заливаем соусом рыбу и тут же выключаем огонь, накрыв сковородку крышкой.
Едим блюдо, когда остынет до приятно теплого. Потом можно есть и холодным, но уже без гарнира, как рыбные консервы. А первый раз подаем непременно с картофельным пюре. Очень вкусно.
Когда я наелась до отвала и напечаталась до легкой усталости пальцев, Борис Абрамович поманил меня на кухню, где на большом столе стояла большая глиняная крынка, лежал ворох старых газет «Правда» и высилось большое цинковое ведро с песком и землей, в котором у Беренштамов еще пару дней назад «росла» маленькая и нарядная новогодняя елочка.
– Сейчас мы будем с тобой сажать петрушку. Если мы все сделаем правильно, то она взойдет аккурат ко Дню рождения деревьев, а полностью вырастет к Пасхе, вот тогда мы и будем ее с тобой кушать.
– День рождения деревьев? А разве такое бывает?
– Конечно! И у нашего еврейского народа этот день называется Ту би-Шват. В давние-давние времена, когда еще на свете не было ни твоей бабушки, ни даже прабабушки, увидели деревья, что люди отмечают Новый год, танцуют, водят хороводы, едят вкусные кушанья, – заплакали… У них такого праздника не было, и веселиться они не могли.
– А как же елочка? Она же приходит на праздник, и наряжается, и все возле нее танцуют?
– Борух! Этот ребенок умнее твоего раввина, – засмеялась Анна Ароновна, – Ну, как ты будешь выкручиваться?
– Видишь ли, дитя… Деревьям про праздник как раз елочка и рассказала. Но деревьев много, а елочка одна. Вот и попросили деревья Бога, чтобы он и им устроил Новый год. С тех пор и появился Ту би-Шват. Но чтобы люди не запутались в своих календарях: какой там Новый год – первый, второй или третий, праздник назвали «Днем рождения деревьев». Ведь дня рождения у них тоже не было…
– А какие им подарки дарят? А песенки какие поют?
– Ну, принято на этот праздник съедать 15 разных фруктов, выпивать 4 бокала вина, дарить синагоге новорожденных животных, сажать фруктовые деревья. Фруктовые деревья, как ты знаешь, имеют важное значение, потому что являются символом жизни, роста и развития. Человек, даже ты сама, похож на деревья: подобно растениям, у него есть корни и плоды, есть родители и дети. Дерево и человек достигают совершенства, только производя потомство – давая плоды, поскольку в них заложен потенциал продолжения своего рода и фамилии.
– А Мирра мне говорила, что я вырасту, выйду замуж и не буду Метельской. Если повезет, буду какой-нибудь Пьехой, как мамина любимая певица, а если не повезет, то и вовсе Рэкуненчихой.
– Фамилия – это не только те буквы, которые запишут в твоем паспорте. Фамилия – это память о твоих предках, которую ты носишь в сердце.
– Вэй, Бора, не крути ребенку голову. Давайте сажать петрушку, а то под вечер у меня глаза совсем ничего не видят, а семечки мелкие-мелкие…
Я с радостью побежала на кухню, не забыв подумать о том, что дядя Леня Жежер, оказывается, тоже еврей. Он сегодня ровно четыре стакана вина выпил, пока я не уснула. Наверное, день рождения какого-нибудь дерева отмечал… А еще я вспомнила про огромный клен, который растет у нас во дворе и который мне нипочем не обнять руками. Надо будет выпросить у мамы мои старые ленточки для кос, те, где утюгом повредили капрон, и подарить их этому клену. Пусть у него тоже будет день рождения.
Ту би-Шват праздновали через 15 дней, когда подошел правильный день. Наша петрушка еще не проклюнулась, хотя я и наносила Анне Ароновне из мусорника возле станции переливания крови много-много стеклышек, которыми нужно было накрыть землю, чтобы семенам было светло и тепло. Все выходные я была занята тем, что печатала через копирку праздничные рецепты для маминого СКБ, а еще играла в «дегустатора». Дядя Боря сказал, что это не баловство, а такая настоящая работа, куда приглашают очень умных, но очень голодных людей, чтобы они пробовали всякую еду, а потом описывали ее для журнала «Работница» и «Крестьянка». Наверное, эти дегустаторы часто меняются, так как наедаются и толстеют, или только если они устроены так, как Светка Дейдей, – та может съесть ведро черешни и даже не поморщиться.