— Мы не можем отвергать то, что вы сделали…
Ничтожный юнионист до войны, Эллсворт работал адвокатом не по своей воле, разрываясь между желанием оказаться в рядах старой аристократии и полным неприятием, без всякого намека на прощение, Клана. Те же самые аристократы обрадовались, когда Клан напугал республиканцев до такой степени, что они вышли из правительства, притворяясь, будто не знают, что тех напугало.
— Нельзя испечь пирог, не побив негров[70],— проговорил Эндрю.
— Что? Что вы сказали?
Эндрю Раванель не боялся запачкать руки. Джози Уотлинг, Арчи Флитт — может, они и не чистили сапоги перед входом в гостиную и их не заботило, куда плюнуть, зато они никогда не боялись запачкаться.
— Что?.. — спросил Эллсворт.
— Я сказал, мы приехали.
Контора Эллсворта была через три двери от адвоката юниониста Льюиса Петигру. Петигру не пережил войну. Пока он был жив, каждый не упускал случая похулить его за союзнические взгляды. А когда он благополучно помер, все принялись его превозносить. Вот такие дела.
Эндрю вышел из экипажа.
— Зайдем в контору, нам нужно поработать.
— Я лучше пойду смотреть выступление певцов.
— Что? — разинул рот Эллсворт.
— В Ирландском зале сегодня выступает группа «Кроличья лапка», утреннее представление, минстрел-шоу.
Адвокат снял очки и принялся пощипывать себе нос.
— Вам за мою защиту Ретт Батлер платит? — спросил Эндрю.
— Почему бы мне вас не защищать?
— Можете испачкать руки.
— Полковник Раванель, я и так уже испачкался! — огрызнулся Эллсворт, — Лучшие дома Чарльстона для меня закрыты. Не знаю, когда удастся снова посетить церковь Святого Михаила. Мы с женой не можем высоко поднять голову в приличной компании.
— Сэр, — сказал Эндрю, — вы поднимете голову выше, если выкинете из нее камни.
— А? Что вы сказали?
— Я сказал, там утреннее представление.
— О чем вы? Нам нужно работать над вашей речью!
— С чего вы взяли, что я хочу раскаяться?
— А что, лучше десять лет каторги?
Эндрю фыркнул.
— Сэр, я сталкивался и не с таким.
Будьте здесь завтра в восемь, тогда и подготовим ваше заявление, — сказал адвокат в спину Эндрю.
Эндрю взял напрокат мерина в конюшне гостиницы Миллза. Он жил в гостинице с начала суда. И не спрашивал, кто платит по счетам или кто заплатил за него залог.
Сильная лошадь под ним, прекрасный Чарльстон у его ног, и чудесный день! Чего еще желать мужчине?
Раванель приподнимал шляпу, приветствуя как белых, так и черных. Негритянки отворачивались; некоторые, на пороге своих домов, прятались за дверью. Дамы делали вид, что не замечают его. Бедные белые девушки и проститутки махали ему рукой, посылали воздушные поцелуи. Комедия!..
Всякая торговля рисом в городе прекратилась, остались только выцветшие надписи на обшитых досками лавках торговцев: «Джеймс Малруни, рисовый агент»; «Дженкинс Куигрэйдж: контейнеры для риса в ассортименте».
Гавань была полна пароходов. Эндрю спешился, привязал лошадь и облокотился на перила.
Подошел какой-то босоногий негритянский мальчишка лет восьми или девяти, уселся на перила и рыгнул. У мальчишки рубаха была порвана под мышками, брюки подпоясаны веревкой.
— Ух ты, сколько кораблей, — начал он разговор.
Когда Эндрю взглянул на него, тот отодвинулся.
— Я тебе плохого не сделаю, — сказал Эндрю, — Не нужно меня бояться.
— А я вас и не боюсь нисколечко, — сказал мальчишка, но ближе не подходил.
— Эти корабли плавают по всему миру.
— Да нет, они ж маленькие!
— А некоторые крепкие маленькие корабли могут переплыть океан.
— Да знаю я о кораблях, — с пренебрежением ответил мальчишка. — У меня папаша на рыбном рынке работает.
— Если мы посадим ниггеров на эти корабли, можем и отправить вас обратно в Африку. Хотел бы этого?
Мальчишка решительно замотал головой.
— Никогда я не был ни в какой Африке, — И, чтобы не разочаровать дружелюбного белого, добавил: — А вот в Саванну ездил один раз.
Эндрю, вскочив на лошадь, бросил мальчишке монетку.
Он ехал по Энсон-стрит мимо старого публичного дома мисс Полли. Что за время было! Боже, боже, что за время! Эдгар Пурьер, Ретт Батлер, Генри Кершо — что за время! И Джек Раванель. Что сейчас посоветовал бы ему отец? Эндрю пробормотал тоном старика Джека:
— Скачи как проклятый, мальчик! Скачи без оглядки!
На заведении мисс Полли сорвало крышу, стены были в выбоинах от снарядов. Из окна второго этажа свешивалась желтая муслиновая занавеска. Как они жаждали жизни. Не ожидая, пока жизнь придет к ним, хотели встретить ее на полпути.
Самым близким другом был Ретт Батлер. Эндрю играл с ним в карты, пил с ним, вместе они пускали лошадей бешеным галопом навстречу восходу. «Господи, — подумал Эндрю, — я потерял всех».
Он притормозил у гостиницы «Ист-Бэй» и стал ждать Джейми Фишера. Тот вышел в белом поварском фартуке.
— А, — крикнул Эндрю, — самый храбрый разведчик Конфедерации!
Фартук Джейми был заляпан томатным соком.
— Я не ходил в суд. Подумал, что ты не захочешь меня видеть. Что судья Бойд?
— Огласит приговор завтра. Адвокат думает, что надо подмазаться к нему, но, — Эндрю ухмыльнулся, — если Питбуль будет не в духе или миссис Питбуль за завтраком поссорится с судьей, он запросто даст мне десять лет. А ты знаешь, как я «процветал» в плену.
— Эндрю!
Тот замотал головой.
— Не волнуйся, Джейми, до этого не дойдет,
— Эндрю, может, к нам? Джулиет была бы рада.
— Я не держу никакой злобы на свою дорогую сестру.
Я всех прощаю. Прощаю янки, ниггеров, даже президента Гранта, который обожает ниггеров. Но… как-нибудь в другой раз. Нам с тобой, Джейми, нужно кое-куда сходить.
— Эндрю, я готовлю…
— Никаких возражений, Джейми. Пойдем на концерт в Ирландский зал — выступает группа минстрел-шоу «Кроличья лапка», прямо из Филадельфии. И знаешь, кто солист? — Эндрю захлопал в ладоши, — Не кто иной, как мой ниггер, Кассиус!
— Эндрю, у меня гости…
— Ради старого доброго времени, Джейми.
Джейми на глаза навернулись слезы:
— Накануне оглашения приговора… Эндрю, ты сошел с ума?
Раванель усмехнулся.
— Ну да, Джейми, ты же знаешь, что я безумец.
Ветеран с деревянной ногой, продававший билеты, щелкнул пальцами, привлекая внимание.
— Полковник Раванель, рад вас видеть, сэр. Эти парни устраивают грандиозное представление. Разочарованы не будете.
— Где вы потеряли ногу?
Ветеран похлопал по деревянной ноге, как солдат — по прикладу.
— Под Шарпсбергом[71], полковник. Сейчас позову управляющего. Вы с мистером…
— Мой разведчик, Джейми Фишер.
Когда Эндрю вытащил деньги, ветеран отказался их брать. Подошел управляющий, извиняясь, что публика не так изысканна, как привык Эндрю, и проводил их с Джейми на лучшие места. Сидевшие там принялись было возмущаться как только им сообщили, для кого предназначены кресла, один мужчина отдал честь, а остальные сняли шляпы со словами:
— Храни вас Бог, сэр!
— Вы показали янки пару приемчиков. Еще бы десять таких, как вы, и, ей-богу, мы бы победили.
На этой фразе публика разразилась мятежными возгласами. Управляющий отгородил их кресла веревкой. Сидевшие рядом наперебой предлагали свои фляжки, сигары, табак. Эндрю не отрывал взгляда от занавеса, на котором нимфы забавлялись с херувимами.
Публика подобралась неотесанная. Среди женщин преобладали содержательницы публичных домов и проститутки. На последних рядах сидела горстка федералов.
Тот давний патриотический бал, когда Эндрю впервые попытался соблазнить Розмари Батлер, — господи, какая ж она была долговязая, но свеженькая и резвая, как новорожденный жеребенок! — тот бал проходил здесь. Интересно, а на полу еще нарисован орел, погребенный теперь под слоями грязи, плевков и растоптанных окурков?
У Розмари не осталось ни малейшего сходства с той длинноногой девчонкой, которая была им очарована.
— Не нервничай, Джейми, нас здесь все любят.
За раскрашенным занавесом послышалось шуршание, потом забренчало банджо. Эндрю толкнул локтем Джейми: должно быть, Кассиус.
Занавес открылся, на сцене полукругом стояли пустые стулья. Пока за кулисами на банджо наигрывали «Старый Дэн Такер», белые мужчины с вымазанными ваксой лицами важно прошли каждый к своему стулу и застыли как статуи, уставившись в зал. Тамбо и Кость заняли крайние стульчики, а кресло посреди сцены предназначалось для Рассказчика.
Позвякивая тамбурином, Тамбо уселся. Вошел Рассказчик, поклонился и застыл в полупоклоне. В таком же гриме, как и белые актеры, через сцену неторопливо прошествовал и Кассиус, ухмыляясь и корча рожи. Дойдя до стула мистеpa Кости, он тоже застыл.
Рассказчик наконец разогнулся и прошел мимо товарищей, изображая изумление, словно никого раньше из них не видел. Он тыкал в них пальцем, как ребенок, которого выпустили гулять по музею восковых фигур.
Р а с с к а з ч и к: Джентльмены, прошу садиться.
Тамбурин Тамбо и банджо Кассиуса обменялись
перекрестными фразами.
К о с т ь: От музыки я становлюсь таким счастливым!
Тамбо: Ну, больше тебе уж веселиться не придется. Ты будешь служить в Седьмом кавалерийском полку, а я буду тебя учить. Я первоклассный военный наставник. Просто укротитель львов.
Кость: Ты укротитель львов?
Т а м б о: Именно. И рука у меня нелегкая.
К о с т ь: Да ты просто жулик.
Т ам б о: А твой папаша служил?
К о с т ь: Да, сэр, воевал при Булл-Ране. Один из тех янки, которые оттуда драпали.
Эти слова приветствовало улюлюканье мятежников.
Затем Тамбо с Костью перебросились еще несколькими шутками под аккомпанемент банджо с тамбурином и спели сентиментальные баллады. Минут сорок публика распевала знакомые песни и выкрикивала концовки старых шуток.