Батлер нашарил рукой камень и бросил. Он не попал в грифа, зато спугнул, и тот, соскочив с камня и похлопав крыльями на разбеге, взмыл ввысь. Некоторое время Ретт следил за парящим на фоне светлеющего неба падальщиком, затем огляделся. Его окружали голые камни. У редких кустиков, имевших силы прижиться на склоне, почти отсутствовала листва. Картина выглядела столь безрадостной, что у Батлера упало сердце. Его давно мучила жажда, язык стал жестче наждачной бумаги, а на зубах скрипел песок. Он понимал, что недолго продержится без воды, и из последних сил вновь пополз вперед. Повязка на ноге давно размоталась, и посиневшая распухшая ступня взрывалась болью при каждом движении, при каждом прикосновении к камню. Преодолев очередные полсотни футов, Батлеру почудилось, что впереди он видит зелень. Настоящую зелень, кусты или деревья. Он удвоил усилия, но прошло не менее часа, прежде чем он, уже изнемогающий под жаром солнца, достиг спасительной тени кустарника, выросшего вдоль горного ручейка. Ширина русла указывала на то, что в другое время года поток бывает обильным, но сейчас вода едва струилась по камням и уступам, застаиваясь в немногих углублениях, к одному из которых и припал Батлер, черпая живительную влагу разбитыми в кровь, онемевшими от напряжения ладонями. Вдоволь напившись, он обмыл лицо, пригоршнями выливал воду на волосы, испытывая облегчение от прохладных струек, стекающих по шее за ворот истрепанного пиджака. Затем он наполнил фляжку и наконец опустил в бочажок чудовищно распухшую посиневшую ступню. Через минуту ему показалось, что боль стихает, и он, не вынимая ноги из воды, с облегчением откинулся на спину.
Измученный до предела, он уснул столь глубоко, что не слышал, как к месту обычного водопоя приблизилось небольшое стадо горных коз под предводительством винторогого вожака. Увидев, что место занято, тот замер, постоял немного, поводя чуткими ушами, затем спрыгнул с уступа и повел свой гарем вниз по ручью, искать другую каменную чашу. Ретт не слышал, как другие звери, помельче, приходили к ручью и настороженно косились на спящего человека. Его разбудили резкие крики птицы, взлетевшей из гущи, громко хлопая крыльями.
Батлер приподнялся на локтях и сразу увидел два желтых глаза, уставившихся на него с противоположной стороны ручья. Пятна шкуры хищника терялись в пестрой тени. Леопард, понял Батлер и инстинктивно потянулся к поясу, но тут же вспомнил, что потерял пистолет, и единственное его оружие – выкидной нож за голенищем левого сапога, а до него еще надо дотянуться.
Стараясь не делать резких движений, Батлер присел, не сводя глаз с пятнистого врага, отмечая в сознании прижатые уши, угрожающую складку на носу, встопорщенные чуткие усы и четыре желтоватых клыка в оскаленной черной пасти, готовые в любую секунду капканом сомкнуться на его шее. Ему почудилось, что зверь попятился, но нет, он лишь присел на секунду, готовясь к прыжку. Используя последнее мгновение, Ретт выхватил нож и успел выкинуть лезвие, прежде чем самый красивый хищник на земле взлетел в воздух в надежде вцепиться в горло своей жертве.
Глава 14
Скарлетт не ожидала возвращения мужа раньше, чем через две недели, но между тем на девятый день проснулась с тревожно стесненным сердцем. Еще вчера она пребывала в замечательном настроении, предвкушая успех, а нынче спустилась к завтраку мрачная. Кэт, едва поцеловав мать, тут же поинтересовалась, когда вернется папа.
– Думаю, через неделю, мое солнышко, – ответила Скарлетт, садясь за стол напротив места, которое обычно занимал Ретт.
– Столь далекие путешествия вглубь этой пустынной страны небезопасны, – решила вставить слово гувернантка. – Вельд кишит хищниками и дикарями.
«Прикуси свой мерзкий язык!» – чуть не крикнула и без того расстроенная невнятным беспокойством Скарлетт. Не взглянув на мадемуазель Леру, она обратилась к дочери:
– Ты знаешь, Кэти, что папе не страшны никакие хищники. Он непревзойденный охотник.
– А дикари, они страшные? – продолжала расспрашивать дочка.
– Они негры, детка, вроде Бетси или Джабы. Только живут по-другому.
– А как они живут?
– Чаще всего они кочуют по вельду, добывая себе пропитание охотой, и иногда племена воюют друг с другом, – решила объяснить гувернантка.
– Не порите чепухи, Эжени. Почти все готтентоты мирные скотоводы, – возразила Скарлетт, хотя сама не раз слышала о стычках племен за пастбища или стада буйволов, которых они держали вместо коров. Да и нападения на мирных буров не были редкостью.
– А папа говорил, что у дикарей есть свои колдуны. Они вроде Грэйн. Значит, они добрые.
– Не уверена… – пробормотала Скарлетт, расправляя салфетку. – Чем ты собираешься заняться сегодня, Кэт?
– Сегодня вторник, мадам, – ответила за девочку мадемуазель. – По вторникам у нас английская грамматика и вышивка.
– Я не хочу вышивать! Мне хочется покататься на своем пони.
– Я занята и не могу поехать с тобой. Покатаемся завтра.
– Тогда вместо вышивания я буду рисовать, – заявила Кэт.
– Рисуй, детка. Можешь не вышивать, если тебе не нравится.
– Мадам, – возразила Леру, – так Кэти никогда не научится вышивать! Вы то и дело отменяете занятия.
– Занятия грамматикой и арифметикой я не отменяю.
– Мне нравится считать! – сообщила Кэт.
– Мне тоже, моя хорошая, – улыбнулась ей Скарлетт. – Вышивала я всегда с меньшим удовольствием, но все-таки научилась, и неплохо. И ты, я думаю, научишься. Всему свое время. А сейчас можешь рисовать. Когда вернется папа, вы опять будете кататься каждый день.
Посреди ночи Кэт влетела в спальню матери вся в слезах. Скарлетт крайне редко видела свою дочь плачущей, сама перепугалась и не сразу поняла сквозь всхлипы и рыдания, что девочке приснился страшный сон.
– Что это было, расскажи, – поглаживала она черноволосую головку.
– Чудовища! Страшные чудовища с огромными головами… Черные ноги у них торчат из-под длинных бород. А бороды косматые, белые, до земли. У них оскаленные рты и страшные клыки и рога… Они топали ногами… И там был папа… Они не убьют его?.. Я боюсь, мама…
– Успокойся, моя сладкая… Это всего лишь сон… Во сне всегда страшно… А когда приходит день, страхи рассеиваются. Твой папа сильнее всех, не бойся за него. Ложись со мной, вместе мы отгоним чудовищ, если они опять тебе приснятся.
Спустя несколько минут Кэт затихла, уткнувшись матери в бок, а Скарлетт еще долго лежала без сна.
С той ночи она никак не могла унять смутную тревогу. Через неделю беспокойство усилилось. Вечером Скарлетт прошла в кабинет мужа и достала с полки атлас. Вооружившись циркулем, она тщательно измерила расстояние до места, куда отправился Ретт. Получилось около двухсот двадцати миль, а если принять во внимание, что путь не всегда равняется кратчайшему расстоянию между двумя точками, то и все триста.
Верных семь дней, подумала она. И столько же обратно. Как много времени может занять поиск месторождения? Три дня, пять, десять? Ретт распорядился взять продовольствия на три недели, и сказал, что в любом случае, имея оружие, они не будут голодать – африканские степи кишат дичью.
Скарлетт старалась уверить себя, что причин для тревоги нет – ее муж силен и бесстрашен, ему всегда сопутствует удача. Он прорывал блокаду северян, поставляя продовольствие и оружие для Конфедерации, и нажился, когда другие обнищали; он провел несколько месяцев на передовой и не получил при этом ни царапины. В конце концов, он чудом избежал смерти от пули Фэнтона, который целился ему в сердце. С Реттом ничего не может случиться, твердила Скарлетт. Он найдет золото и вернется через неделю, самое большее, через две.
Миновали еще десять дней. Скарлетт выходила из своей конторы, когда проезжавший мимо верхом мистер Барнаго приподнял шляпу, приветствуя ее. Она машинально кивнула, но тут же окликнула его:
– Мистер Барнато! Постойте!
Тот развернулся и приблизился.
– Откуда у вас этот жеребец? – взволнованно спросила Скарлетт, впившись глазами в лошадь, на которой сидел второй по удачливости алмазодобытчик Кимберли.
– Отличный конь, не правда ли, миссис Батлер? – самодовольно ответствовал Барнато.
– Где вы его взяли?!
– Три дня назад купил в Блумфонтейне. Я только вчера вернулся оттуда.
– А у кого купили? – продолжала она расспрашивать, уже изнемогая от тревоги.
– Отчего вас это интересует, миссис Батлер? Там, где я его купил, таких больше нет. Не конь – мечта! – похлопал животное по мощной шее Барнато. Но тут он заметил застывший взгляд Скарлетт. – Что с вами, миссис Батлер?
– Это… жеребец моего мужа, – упавшим голосом ответила она. – Три недели назад он отправился на нем на север.
В сопровождении Барнато, который сам предложил свою помощь, Скарлетт в тот же день выехала в Блумфонтейн. Сутки спустя она была в конюшне, где алмазодобытчик купил жеребца.
Торговец лошадьми Вилем Мор признался, что приобрел лошадь по случаю, на окраине города, там, где в жалких лачугах ютятся аборигены.
– Я проезжал недалеко от негритянского квартала, когда черномазый парень схватил меня за стремя и спросил, не нужны ли мне хорошие лошади. В зарослях возле ручья он показал мне этого жеребца и еще четырех неплохих лошадок. Я дал ему кое-какие деньги и забрал лошадей. Парень прыгал до небес. По-моему, он не чаял, как от них избавиться.
Скарлетт потребовала описать негра.
– Обычный черномазый. В грязной белой рубахе и свободных штанах. По виду не зулус. Темнее. И лоб – высокий и узкий.
– Это Джаба! – воскликнула она. – Нам надо найти его и узнать, что случилось с Реттом!
– Возможно, ниггер угнал лошадей, пока ваш муж со своим спутником спали? – предположил Барнато.
– С них станется, – кивнул торговец. – Воровать животных – это у аборигенов в крови. А уж кто это, буйвол или лошадь – все одно.
– И вы спокойно купили у него лошадей, зная, что они ворованные? – в негодовании вскричала Скарлетт.