Миновав рощу, они выехали на широкий луг, покато спускающийся в сторону реки. Увидев, что Кэт, оставив пони на опушке, собирает цветы на другом конце луга, Ретт предложил спешиться.
– С вами всегда так приятно беседовать, – признался он, усаживаясь возле мадемуазель Леру на ствол упавшего дерева.
Продолжая следить глазами за Кэт, Ретт раскурил сигару. Эжени не отрывала глаз от его лица.
– Мистер Батлер, Ретт… – впервые она назвала его по имени, и он удивленно обернулся.
– Ретт, – повторила она, – вы ведь позволите мне называть вас так? Хотя бы когда мы наедине…
– Я не против, мадемуазель…
– Без мадемуазель. Просто Эжени.
– Хорошо, – улыбнулся Батлер. – Мы друзья, поэтому, я думаю, можем называть друг друга по имени.
– Дело не в дружбе, – покачала головой Леру. – Я… Неужели вы ничего не замечали, Ретт?.. Ведь я давно люблю вас.
Ретт замер, глядя в ее исполненные любви и решимости голубые глаза.
– Давно, это…
– Да, еще до того, как вы пропали.
– Но ведь между нами, насколько я понимаю, ничего не было? – осторожно спросил он.
Девушка коротко вздохнула.
– К сожалению, нет. Тогда – нет. Но ведь теперь все изменилось!
– Простите, Эжени, я не понимаю вас… Что изменилось? Если вы о том, что я потерял память…
– Нет! – горячо возразила девушка. – Я о другом! Вы не любите ее!
– Скарлетт?..
– Да. Я ведь вижу, вы больше не любите ее! Мы живем в одном доме, и я знаю, вы больше не муж и жена.
Несколько секунд Ретт смотрел на ее умоляющее, напряженное лицо, затем отвернулся.
– Простите, но мне кажется, это касается только меня и Скарлетт, – неожиданно холодно проговорил он.
Но Леру, казалось, не слышала.
– Она не любит вас! У нее есть любовник! Это…
– Прекратите! – резко оборвал Батлер.
– Ретт, вы мне не верите? Спросите у Кэт, она тоже знает…
Он поднялся с места и ответил, холодно и строго:
– Я не стану ни о чем спрашивать у Кэт. И попрошу вас, Эжени, больше никогда не заводить подобных разговоров. Я готов обсуждать с вами книги, а свою семью – отказываюсь.
В небе светила полная луна, не давая Ретту спать. Покинув постель, он подошел к окну, распахнул его и стал смотреть на небо. В южном полушарии звезды совсем другие, отметил он, привычно ища глазами Большую Медведицу и Млечный Путь.
Ночь была наполнена стрекотом цикад и таинственными шорохами. Из сада доносился аромат ночных фиалок, он будил в душе что-то тревожное, несбыточное. Ему показалось, что скрипнуло окно в соседней спальне. Выглянув, он увидел распахнутые створки и, поколебавшись, направился к двери в коридор.
Из спальни Скарлетт не доносилось ни звука. Он постоял немного, прислушиваясь, даже коснулся дверной ручки, но войти не посмел. Тихо вздохнув, Ретт вернулся к себе.
Скарлетт тоже разбудила луна, и теперь она лежала без сна, думая о том, что ей необходимо вырваться из Лэндинга – хоть на неделю, хоть на несколько дней. Иначе она сойдет с ума. Ей до тошноты надоело притворяться, что все в порядке, устраивать вместе с Кэти показательные вечера воспоминаний для Ретта. Она уже пересказала ему все, что могла. Ему известны все события их прошлого, о некоторых она упоминала не по одному разу – и все равно он не вспомнил главного. Не вспомнил, как любил ее. И можно сто раз повторять: ты любил меня, любил, любил – разве поможет это? Любовь живет в сердце – причем тут потеря памяти?
Она решила, что отправится в Чарльстон без Ретта и Кэт. Не исключено, что чуть позже они поедут туда вместе. Ведь нельзя всю жизнь скрываться от общества? Она что-нибудь придумает, чтобы потеря памяти не так бросалась в глаза. Она научит Ретта отделываться междометиями на непонятные вопросы знакомых. Не пялиться с удивлением на каждого, кто заглянет в дом, а говорить: «Давно не виделись, как поживаете?» Возможно, со временем он привыкнет?
«Силы небесные! Дрессировать собственного мужа, как медведя в цирке!» – ужаснулась Скарлетт своим мыслям, но тут же подумала, что ничего другого ей не остается.
Она отправилась в Чарльстон в четверг и намеревалась вернуться в следующую субботу. Поездки по магазинам, визиты к знакомым показались ей глотком свежего воздуха по сравнению с напряжением, в котором она пребывала, находясь на плантации, рядом с Реттом.
Она катила по Митинг-стрит в собственном экипаже, когда заметила Дугласа. Он шел пешком и, увидев Скарлетт, снял шляпу. Она приказала кучеру остановиться и приветливо улыбнулась.
– Как поживаете, Эдвард?
– Все хорошо. А вы? Вы уже вернулись с плантации?
– Нет. Мистер Батлер остался там с нашей дочерью, а я приехала всего на несколько дней, по делам.
– В таком случае, я сегодня зайду к вам. Хотелось бы обсудить кое-какие вопросы.
Скарлетт была уверена, что вопрос будет один-единственный: не согласится ли она приехать на Нассау-стрит. На мгновение сердце приятно ворохнулось от мысли, что Эдвард все еще любит и хочет ее.
Дуглас приехал во второй половине дня. Чтобы не искушать себя и его, Скарлетт встретила его в нижней гостиной и предложила выпить чаю.
– Как наши дела? – поинтересовалась она, пододвигая ему чашку.
– Не хуже, чем обычно. Если вас интересуют конкретные цифры, то я принес отчет.
– Вы же присылали его всего две недели назад?
– Специально для вас я составил еще один, с последними сведениями с Филадельфийской биржи. Вы посмотрите?
– Не сегодня, – улыбнулась Скарлетт. – Отчего-то не хочется говорить о делах.
– Тогда поговорим о нас, – понизив голос, с намеком сказал он.
Скарлетт взглядом предупредила: у стен есть уши.
– Я слышал, с мистером Батлером не все в порядке? Это правда, что он потерял память?
Скарлетт замерла. Ее опасения оправдались – шила в мешке не утаишь.
– Об этом говорят уже и в вашем кругу? – недовольно поинтересовалась она.
Общество, в котором вращался Эдвард, не принадлежавший к старожилам Чарльстона, несколько отличалось от окружения Скарлетт и Ретта.
Он кивнул.
– Одна из газет поместила заметку – правда, ваша фамилия не упоминается, просто из разряда занимательных случаев. О том, как белый человек долго жил среди дикарей и чудом избежал их кровожадности, но каким-то образом – колдовством, что ли, – они лишили его памяти.
– Какая чушь! Он, и правда, потерял память, но не по вине аборигенов, а в результате травмы. У Ретта большой шрам на голове.
– И он на самом деле не помнит ничего?
Скарлетт молча покачала головой.
– Совсем ничего и никого? А как же вы…
Она поняла, что он имеет в виду, и, хотя ей вовсе не хотелось жаловаться, тем более Эдварду, вдруг призналась:
– Я измучилась. Я постоянно борюсь с его новой личностью – он стал совсем другим. Ему неинтересно то, что было интересно раньше, и сколько я ни рассказываю ему о прошлой жизни – это посоветовал профессор, – он так и не вспомнил ничего.
– И даже не вспомнил, что вы его жена?
Вместо ответа Скарлетт лишь вздохнула.
С минуту длилось молчание, наконец Дуглас негромко заговорил:
– Я мог бы сказать, что сожалею… но мне не жаль Батлера, мне жаль только вас, Скарлетт. Мы с вами расстались из-за того, что вы считали нужным хранить верность мужу, а оказалось, что мужа у вас нет.
– Я этого не говорила, – торопливо перебила она.
– Но я ведь вижу! Будь вы счастливы с ним хотя бы ночью, у вас не было бы такого потерянного вида сейчас. Признайтесь, Скарлетт, вы с ним не спите?
Она опустила глаза и промолчала.
– Разведитесь, – тихо, но горячо заговорил Дуглас. – То, что муж не в своем уме, да к тому же не исполняет супружеских обязанностей, – достаточный повод для развода!
– Вы слышали, чтобы женщины подавали на развод из-за этого? Да так живут сплошь и рядом! А что касается ума… Ретт не сумасшедший. Он просто не помнит, каким был прежде. И для меня это даже больнее, чем…
Она не договорила.
– Тогда, – он склонился в ее сторону и понизил голос до шепота, – хотя бы не лишайте себя радостей, которых лишает вас он. Скарлетт, вы красивая женщина, почему вы должны страдать от того, что Батлер не помнит, что он ваш муж? Приходите завтра на Нассау-стрит…
– Вы держите эту комнату, чтобы водить туда своих женщин? – язвительно улыбнулась она.
– Я оставил ее за собой ради вас.
От него будто исходили волны желания, и Скарлетт почувствовала опьянение его близостью. Эдвард был умелым любовником, и сейчас ей вспомнилось, сколько раз она умирала от наслаждения в его объятьях. Так почему бы не испытать это вновь? Вдруг Ретт никогда не заглянет в ее спальню?.. Несколько раз после той первой ночи у нее возникало искушение войти к мужу, но разум и гордость побеждали, и она решила, что сама больше не станет навязываться.
– Завтра, в четыре часа… – обжигающим шепотом проговорил Эдвард.
Она кивнула так незаметно, что это можно было и не принять за согласие, но Дуглас просиял:
– Я буду ждать.
Глава 30
Скарлетт ехала в наемной карете. Скоро экипаж завернет на Вулф-стрит, а там рукой подать до перекрестка с Нассау, где она отпустит извозчика и двинется к епископальной церкви Святого Луки, кирпичная башенка которой видна издалека. Когда минует церковь, от объятий Эдварда ее будет отделять всего пара минут.
Полночи она проворочалась в сомнениях: стоит ли ехать на свидание? Одно дело изменять памяти мужа, которого считаешь погибшим, и совсем другое – если муж жив и находится всего в пятнадцати милях, на плантации.
«Но разве Ретт муж мне? – убеждала себя она. – Сейчас кажется, что даже те несколько лет, что мы жили на Персиковой улице, но спали в разных комнатах, он был мне большим мужем. Мы, по крайней мере, вместе ходили в гости, принимали у себя, он интересовался моими делами, детьми… А сейчас? Он живет со мной под одной крышей, играет с Кэт – и все! Никакой близости! Близкие люди испытывают какие-то чувства – любовь, теплоту, порой обиду, злость или даже ненависть, – но он, мне кажется, не испытывает ничего. Лишь один раз я видела вспышку его эмоций – в первый вечер, когда я помешала ему спать. И с тех пор – ни любви, ни ненависти. Он как случайный попутчик, с которым обмениваешься незначительными фразами, но понимаешь, что ему нет до тебя дела – ни до твоих надежд, ни до твоих страданий. И, в конце концов, если он не чувствует себя моим мужем, отчего я должна хранить ему верность?.. Достаточно того, что во всем остальном я буду вести себя как его жена. И хватит с него! Я любила совсем другого человека, а тот, который теперь носит имя Ретта Батлера, – всего лишь оболочка от него».