Предложение было принято с восторгом. Мы расселись у стола. Я налил в рюмку «деду» коньяка. Тот взял, левой рукой задрал прицепленную к носу бороду и закинул коньяк в рот. После чего отправил туда же кусочек колбаски.
– Где раздобыли? – спросила Маша, ткнув пальцем в наряд Коли.
– Места надо знать, – со значением произнес друг. Костюм Деда Мороза он достал через одну из своих многочисленных подруг. Она работала в заводском Доме культуры.
Договорить ему не дали. Дверь распахнулась, и в комнату ввалилась толпа девиц.
– Вот он! – завопила одна, тыча пальцем в Колю. – Хватай его, девки!
– Но, но! – запротестовал я. – Это наш Дед Мороз.
– Почему ваш? – подбоченилась девица. – Он всехный. Вас поздравил?
Я кивнул.
– А нас – нет! Взяли!
Прежде чем мы успели опомниться, Колю подхватили под руки и вытащили из комнаты. Последняя из уходящих девиц подобрала посох и мешок.
– Замучат парня, – сокрушенно проговорил я. – Напоят и затискают. Еще и женят.
– Не получится, – успокоила Маша. – Их слишком много. Передерутся. Но жаль, что увели. – Она вздохнула.
– Ладно, празднуем! – предложил я. – Все равно не отдадут…
Под бой курантов по радиоточке мы встретили Новый год и спустились в столовую, где гремела музыка.
– Шизгара! – надрывались динамики. – Шизгара…
Мы немедленно пустились в пляс. А то – самая популярная танцевальная мелодия 70-х. На самом деле песня называлась Venus, и никакой «шизгары» в ней не было. Но кого это интересовало? Музыка на мгновение умолкла, и диск-жокей поставил «Звездочку ясную». Сегодня крутили только хиты. Мы с Лилей обнялись и закружились по залу. И я вдруг почувствовал, как начала отпускать меня пружина, которую я взвел при появлении в этом времени. С чего я себя накручиваю? Пора расслабиться и получать удовольствие от случившегося. Я молод, здоров, по утрам просыпаюсь от ощущения неизъяснимой радости, а сейчас танцую с замечательной девушкой, которая смотрит на меня влюбленными глазами. Чего тебе, старому хрычу, еще надобно?..
Мы вдоволь наплясались. Затем оделись и вышли на улицу. Там было полно народу. Парни и девушка бросались снежками, валяли друг дружку в сугробах. Отовсюду слышался смех и радостные крики. Встречные поздравляли нас, мы – их. В моем времени на Новый год будет много фейерверков, но такой всеобщей радости – уже нет.
К себе я вернулся под утро. Коля обнаружился в комнате, где мирно спал. Надо же, вырвался! Как я узнал потом, зловредные девицы в отместку забрали у Коли костюм Деда Мороза. Ему пришлось собирать его назавтра по разным комнатам. Где ему, естественно, вновь наливали, так что к вечеру мой сосед приполз на бровях. Зато при костюме. Страшная вещь – женская любовь!
Восьмого января мы с Лилей зарегистрировали брак. На церемонии присутствовали лишь мы да свидетели. Вечером компания отметила событие, а назавтра отправилась в деревню к Лиле. Свадьба мне запомнилась урывками – волновался, к моему удивлению. Но все прошло как по нотам. В субботу утром мы отправились в костел. Там быстро исповедовались. Церемония вышла формальной. Я сказал: «Грешен, батюшка!» Ксендз сделал вид, что не заметил неправильного обращения и отпустил мне грехи. Затем мы так же скоренько повенчались – у католиков это не так долго, как принято у православных. При выходе из костела нас осыпали зерном. В ответ мы бросили в собравшуюся толпу конфеты. Дети кинулись их собирать. Мы сели в «УАЗ», который отвез молодых в колхозный Дом культуры. Столы накрыли в зале, где мы с Лилей не так давно танцевали, а я выяснял отношения с ее ухажером. Гостей собралось море. Родственники невесты, соседи по улице, коллеги по работе родителей, подруги и школьные товарищи невесты… На торжество заглянул даже председатель колхоза. Поздравил молодых, выпил рюмку за их счастье и убежал. Вацлав при этом выглядел чрезвычайно довольным – не каждому оказывают такую честь!
Свадьбу играли по деревенскому обычаю. Я в этом ничего не понимал и ощущал себя болванчиком. Зато Коля чувствовал себя как рыба в воде. По пути из костела нам дважды перегораживали дорогу – вымогали деньги и выпивку. Коля урегулировал это быстро. Когда свадьба перешла к танцам, невесту, как водится, украли, о чем присутствовавшим сообщили во всеуслышание. Коля отправился на переговоры с похитителями и вскоре вернулся с Лилей. При этом моя супруга едва удерживалась от смеха.
– Знаешь, что он им сказал? – шепнула мне на ушко. – Требовали двадцать пять рублей и три бутылки водки. Он ответил, что сейчас заберет жениха и уедет. И они будут иметь дело с моим папой. – Лиля не выдержала и расхохоталась. – Папу в деревне боятся. Согласились на две бутылки со стола…
Застольем командовали специально назначенные сваты. Они вели церемонию, давая слово присутствующим в только им известном порядке. К концу застолья один из них вынес большое блюдо, обернутое рушником.
– А зараз адарым маладых! Им на кватэру!
Первым встал Вацлав.
– Ад нас с маци – пятьсот рублёв!
На блюдо упали купюры. Я едва не рухнул со стула. Ничего себе зачин!
– Тетя Гэля – сто рублев! Тетя Франя – сто рублев!..
Каждую сумму сват озвучивал на весь зал. Деньги сыпались. Как я быстро сообразил, одаривали по родству. Чем ближе – тем больше. Меньше всего давали подруги невесты и ее школьные друзья, но и они клали по десять рублей минимум. К концу церемонии сваты на глазах у всех пересчитали деньги.
– Дзве тысячи пяцьдесят рублев! – озвучил один из них сумму.
Ни фига себе! Взнос на кооперативную квартиру, считай, есть. Деньги с поклоном вручили мне. Я сунул их в карман.
– Здымай з нявесты фату! – велел сват.
Я подчинился. Лиля пошла румянцем.
– Праводзим маладых!
Мы с Лилей встали и вышли из зала. В гардеробе набросили на себя верхнюю одежду. Какая-то незнакомая мне женщина отвела нас в чужой дом.
– Почему не к вам? – спросил я Лилю, когда женщина ушла.
– Не спрашивай! – покраснела она. – Так нужно.
Кровать в спальне была расстелена, и я не стал настаивать. Устал. Впрочем, не настолько, чтобы отрубиться с ходу. То, что мне не позволяли несколько месяцев, случилось. Мы уснули почти сразу. Утром нас разбудила та же незнакомая женщина и мать Лили. Мы встали и умылись. Женщины тем временем убирали постель. К нам они вышли с довольными лицами. Только тут я просек. На простыне осталось кровавое пятно. Носить ее и показывать всем, конечно, не будут, но сообщат: невеста до свадьбы сохранила девственность. Родителям из-за этого уважение – правильно дочку воспитали. А женщина, в чьем доме мы ночевали, – свидетель.
Свадьба продолжилась и в воскресенье, но в меньшем составе. Коля выглядел, как нализавшийся сметаны кот. Его таланты в деревне заметили и оценили, так что ночевал он у какой-то подруги невесты, и похоже, что в одной постели. А вот Маша хмурилась – ей такого не перепало. Еще ночь – и мы отправились в Минск. В дорогу нас нагрузили выпивкой и закуской, так что ехали мы весело. Я ощущал себя счастливым. План, который я разработал, вернувшись в это время, успешно выполнялся – даже с опережением графика. Рядом со мной сидела женщина, которая, как я с изумлением ощутил, была мне далеко не безразлична. Все складывалось как нельзя лучше. Тьфу, тьфу! Не сглазить бы…
По возвращении в Минск мы сняли квартиру. Не комнату с хозяевами, как здесь принято, а отдельную, однокомнатную. Здесь это редкость – предложение никакое. Жилищная проблема в Минске сложная. Строят много, но народу в столицу приезжает еще больше. Машеров решил сделать Минск миллионным городом, поэтому распахнул двери для приезжих. Заводам требовалась рабочая сила, в общежитиях прописывали всех. А вот в квартире для этого требовалось иметь двенадцать свободных метров жилой площади. Если учесть, что давали ее из расчета девять метров на члена семьи, то попробуй найди.
Квартиру нашла Лиля – сорвала объявление на столбе. Мы созвонились и отправились смотреть жилье и хозяйку. Ситуация прояснилась с ходу. Хозяйка – алкоголичка неопределенного возраста, квартира – притон. Оборванные обои, серые от табачного дыма потолки, а на подоконник в кухне ставили горячие кастрюли и тушили об него «бычки». В ходе переговоров я понял, почему квартиру не спешили снимать. За жилье требовали за полгода вперед из расчета 55 рублей за месяц. Итого 330. Большие деньги! Но при этом в квартире имелась не новая, но вполне приличная мебель и даже телевизор, правда, неисправный. И до завода нам с Лилей рукой подать.
– Вот что, Тамара, – сказал я хозяйке. – Денег я дам. Но, во-первых, вы напишете расписку, где укажете, за что их взяли. Второе. Пять рублей к плате – это за коммуналку?
Она кивнула.
– Вы дадите мне квитанции, я буду платить сам. Вы соответственно имеете право проверить.
– Почему так? – насупилась она.
– Потому что сами вы платить не будете. Из домоуправления придут меня выселять, оно мне надо?
Она попыталась возразить, но я остановил ее жестом.
– Согласен только на таких условиях. В противном случае – нет. А деньги – хоть сейчас!
Я достал из кармана кошелек. Она поколебалась и кивнула. Мне написали расписку, я отсчитал триста рублей. Тамара схватила их и убежала, отдав перед этим квитанции. Они нашлись в буфете. Плата за два месяца оказалась просроченной. Ладно, переживем. Пять рублей в месяц за коммуналку – смешные деньги даже по этим временам.
– Ты думаешь, мы поступили правильно? – спросила Лиля.
– Не сомневайся, солнышко! – ответил я.
На тракторном имелись свои строители. Парни и девушки жили в общежитии, и я их знал. За 80 рублей они привели квартиру в жилое состояние. При этом крутили головами и горячо высказывали мнение о хозяйке. Я поменял в дверях замок. А вот нефиг, чтобы ходили всякие и копались в моих вещах. Мы переехали. И в первый же вечер в дверь позвонили. На площадке стоял мужичок блатной наружности.
– Позови Томку!
– Она здесь больше не живет, – сообщил я. – Съехала. Мы – квартиранты.