Из кабинета председателя меня отвели в Литфонд. Там поинтересовались моими жилищными условиями и предложили «подменку» – однокомнатную квартиру в старом доме. А вот на фиг! «Подменка» – дело опасное: влезть легко, выбраться трудно. Стоит вселиться, и о тебе мигом забывают: не на улице человек живет. А что в тесноте, так и другим трудно. Знаю, проходили.
– А можно кооперативную квартиру? – спросил я.
– Возьмешь кааператыв? – удивился глава Литфонда.
– Если можно, – попросил я.
– Кольки комнат?
– Три. По одной на нас с женой и кабинет мне, как члену Союза.
– Не пытанне, – сказал глава и снял трубку с телефонного аппарата.
Назавтра я пришел в горисполком, где предъявил наши с Лилей документы и справку из Союза писателей. Здесь я охренел снова. Мне предложили на выбор квартиры сразу в нескольких домах. Как в уже готовых, так и в пребывающих в стадии строительства. В своем времени я ждал в очереди на кооперативную квартиру много лет. Когда родилась дочь, побежал в исполком и схватил первый же вариант. Жизнь в «подменке» достала до печени. И никакого выбора этажа – что вытянул при жеребьевке на собрании жильцов, там и жил.
– А есть ли с раздельными комнатами и с санузлом у спальни? – обнаглел я, вспомнив свою «чешку».
– Есть, – сказала принимавшая меня чиновница. – Экспериментальная серия, чешский проект. Но это Юго-Запад, улица газеты «Правды»[21]. Не самый лучший район. Да и сдадут только к июлю.
Чиновница проговорила это пренебрежительно. Я едва сдержал смех. В том времени я жил на Юго-Западе, только в другом микрорайоне. В будущем как раз у проспекта «Правды» появится станция метро, и непрестижное сегодня место станет весьма востребованным.
– Беру! – сказал я и достал из сумки коробку конфет. – Это вам в знак внимания.
– Что вы? – делано засмущалась чиновница, но коробку взяла.
Мне вручили квитанцию для оплаты первого взноса за квартиру – две тысячи восемьсот рублей. Пришлось выгрести все наши с Лилей сбережения. Свадьба помогла, не то щелкнул бы клювом. Две тысячи восемьсот для обычного человека – это о-го-го! Не каждый может собрать. Поэтому очередь на кооператив движется быстрей, чем на государственную квартиру. Я отвез квитанцию в исполком. Через неделю мне позвонили и попросили приехать за ордером. Та же чиновница вручила мне узкий листок бледно-лилового цвета. Я отдал ей еще одну коробку и поехал домой. Лиле я об ордере не сказал: решил сделать сюрприз. В субботу предложил ей кое-что посмотреть. Она потребовала объяснений, но я загадочно молчал. Она поколебалась и согласилась. Троллейбус привез нас на окраину Минска. Выглядела та неприглядно. Стройки, подъемные краны, грязь.
– Вот! – Я указал на недостроенную панельку. – Здесь мы будем жить. Первый подъезд, третий этаж, квартира двенадцать.
– Не шути так! – вздохнула супруга.
– Эйн, цвей, дрей! – голосом кота Бегемота сказал я и достал из кармана ордер. – Смотри!
– Девойно Сергей Александрович, Девойно Лилия Вацлавовна, – вслух прочла она. – Улица газеты «Правда», двадцать четыре, квартира двенадцать. Жилая площадь тридцать восемь квадратных метров… Сережа, это правда?
– Подделками не занимаюсь! – гордо ответил я. – Нравится район?
– Да я… – Она задохнулась. – Да хоть за городом…
Глаза ее заблестели.
– Все, все! – сказал я и обнял ее. – В июле заселяемся.
Обратной дорогой она смотрела на меня влажными глазами. Я чувствовал себя неловко. В моем времени жилье перестанет быть хрустальной мечтой. Можно выбрать в любом районе, любой площади. При хорошей зарплате, конечно. Но здесь даже при наличии денег не купишь. Что там квартиру? Автомобиль попробуй приобрети! Десятилетиями в очередях стоят…
Дома мы отпраздновали событие, пригласив Евдокию Ивановну. Та искренне порадовалась за нас. Вот ведь люди! Ни капли не завидуют.
«Железо» продолжало искрить. В течение недели я получил три письма. Издательство «Молодая гвардия» приглашало подписать договор на издание книги. С выплатой аванса, естественно. Меня это не удивило. А вот предложение киностудии «Мосфильм» снять фильм по «Лебедю» стало неожиданным. Мне предлагали написать сценарий (невнятно) или продать студии права на экранизацию (настойчиво). Я выбрал второе. Писать самому – на фиг, на фиг. Переделаешь раз десять – денег не захочешь. Знаем. Но всего более поразило меня письмо из театра Ленинского комсомола. Художественный руководитель Марк Захаров предлагал поставить мою повесть на сцене. Бинго!
В Москву следовало ехать и ковать железо, пока не остыло. Раздумывал я недолго. В СССР все должны работать. Уклоняешься – признают тунеядцем и впаяют срок. Или отправят в ссылку на Севера. Бродского по этой статье в 60-е сослали. Но я официальный писатель, мне даже годы пребывания в Союзе в пенсионный стаж идут. Я написал заявление об увольнении, объяснил причину, и мне пошли навстречу, не заставив отрабатывать месяц. Проводили тепло и без зависти. Вырос человек, чего уж? Я позвонил Дине Аркадьевне, попросил помочь с гостиницей (через редакцию это запросто) и отправился в Москву.
В «Юности» меня встретили тепло. Гостинцев в этот раз я привез мало, но их и не спрашивали. Я выпил коньячку с Полевым, посидел вечер у Дины Аркадьевны, а назавтра отправился по адресам. «Молодая гвардия», договор 1500 рублей аванс, на руки – 1215. Киностудия «Мосфильм»… Здесь попытались надуть провинциала, предложив за право на экранизацию тысячу рублей. Ага! А потом кто-то из своих напишет сценарий и загребет шесть-восемь тысяч. Повесть моя кинематографичная, работа плевая. Плавали, знаем!
– Три тысячи, – потребовал я.
– Столько мы не платим! – вскинулся сотрудник сценарного отдела.
– Как хотите. – Я встал. – В Минске тоже есть киностудия. «Беларусьфильм» называется. А можно съездить в Одессу. Думаю, им нужны сценарии на злободневную тему.
– Постойте! – сделал умоляющий жест мой визави. – Давайте обсудим! У вас уже есть предложения?
Я сделал загадочный вид. Последующий час шел торг. Меня попытались заболтать, уверяя, что экранизация – огромная популярность для молодого писателя. Сценарий отдадут лучшему режиссеру, он снимет замечательный фильм… Ага, счас! Моя повесть – конъюнктурная однодневка, через год ее забудут. Хороший режиссер снимать фильм по идеологической чепухе не станет. Сценарий и вовсе могут не запустить в производство. Это сейчас, после съезда, они зашевелились. Со временем ажиотаж сойдет на нет. А мне деньги нужны. Новую квартиру следует обставить, да и на жизнь требуется. Зарплаты у меня больше нет. Я стоял твердо. В результате стал богаче на 1620 рублей. Две тысячи в договоре минус налоги. Живем!
Но самыми сложными выдались переговоры в Ленкоме. Принял меня лично Марк Анатольевич. Рядом с ним сидел неопределенного возраста мужчина, который назвался Семеном Иосифовичем.
– Наш известный драматург, – представил его Захаров. Выглядел режиссер моложаво и совсем не звездно. Ну, так рано еще. «Обыкновенное чудо» он снимет в 1978 году, «Мюнхаузена» – спустя год. – Мы предлагаем вам, Сергей Александрович, уступить право на театральную постановку вашей повести. Пьесу напишем сами.
При этих словах Семен Иосифович оживился. Очередной развод. В СССР самые богатые из литераторов – драматурги. Богаче только авторы шлягеров, но тех мало. Даже слабые драматурги заколачивают огромные бабки. С каждого спектакля они получают отчисления. Театров в СССР сотни. Стоит пьесе быть поставленной в половине из них – и ты реально богат.
– Пьесу напишу сам.
– Да вы представляете!.. – вскинулся драматург. Захаров остановил его жестом.
– Вы уверены, что получится?
– Да! – сказал я. А что? В своем времени я написал две пьесы. Одну даже поставили – в Театре юного зрителя. Драматурги любят рассуждать на тему, насколько труден их жанр. На самом деле ничего сложного. По сути, пьеса должна отвечать двум критериям. Быть сценичной и соответствовать составу труппы. Например, женских ролей должно быть много. Актрис в труппах больше, чем актеров, их следует занять. Хорошо, когда действующие лица разновозрастные – пожилые актеры тоже хотят играть. И так далее.
– Поймите нас правильно, – сказал Захаров. – Мы предлагаем помощь не потому, что хотим вас надуть. Просто есть сомнения… Спектакль мы собираемся ставить в этом сезоне, пьеса нужна быстро. Вы молодой автор, без должного опыта…
– Десять дней хватит?
– Ого! – Захаров посмотрел на меня с уважением. – Справитесь?
– Гарантирую.
– И все же я рекомендовал бы не отказываться от помощи Семена Иосифовича. Текст потребует правки, а вы живете в Минске. Согласовывать долго. Семен Иосифович профессионал, сделает все быстро и отнесется бережно. К тому же мы берем на себя обязанность залитовать пьесу, избавив вас от лишних хлопот.
– Сколько? – спросил я.
– Сорок процентов! – выпалил драматург.
– Пятнадцать! – сказал я.
– Да это…
– Тридцать – и покончим с этим! – вмешался Захаров. – По рукам?
– Идет! – согласился я. Грабеж, конечно, но пьесу поставят в этом сезоне. Отчисления пойдут сразу. К тому же залитовать пьесу, то есть провести ее через инстанции, – геморрой еще тот. Куда ни плюнь – партийные наблюдатели и профсоюзные идеологи. Молодого автора заклюют. Расстались мы дружески. Драматург на прощание долго тряс мне руку. Было с чего. Работы для него чуть, а денег много. Текст ведь пишу я.
– Как только закончите, дайте знать! – попросил Захаров. – Пришлем нарочного. Время не ждет…
Пьесу я сварганил в срок. Это вам не роман. В стандартной пьесе – 60 страниц. В прошлой жизни я писал по десять страниц в день. На ноутбуке, конечно. На «Эрике» получалось меньше, но ненамного. В отсутствие Лили я стучал по клавишам сам. С приходом супруги принимался диктовать. Лиля ловила текст на лету и тут же правила. Сочинялось легко. Сюжет повести я изменять не стал, но ввел новых героев. Действующих лиц, как говорят в театре. Подруг Аллы – занять молодых актрис, ее матери – роль для пожилой, мудрого мастера-резонера, наставника Артема… Нормальный комплект для театральной труппы. Закончив, позвонил Захарову. Нарочный приехал назавтра. Забрал пьесу и укатил. Через два дня позвонил сам Марк Анатольевич.