Маша внезапно всхлипнула, Лиля стала ее утешать. Я нырнул, отплыл в сторону и направился к берегу. Подслушивать нехорошо, но раз так вышло… За отца стоит порадоваться, да и за себя тоже. Будет у меня братик или сестричка. Не так, как в той жизни, – один как перст. Да и нам с Лилей пора детей заводить. Тесть с тещей плешь проели: «Что вы себе думаете? Квартира есть, денег хватает. Когда?» Здесь не принято, как в моем времени, откладывать детей на потом.
«Мы этим займемся! – пообещал я себе. – Прямо сегодня…»
По возвращении в Минск мне позвонили из Москвы.
– Вас включили в состав делегации для поездки в ФРГ на книжную ярмарку во Франкфурте, – сообщила дама, представившаяся секретарем председателя правления ВААП[23]. – Это в октябре.
– С чего такая честь? – удивился я.
– Издательство S. Fischer Verlag из Франкфурта заинтересовалось вашим «Экстрасенсом». ВААП провел с ним переговоры, но немцы настаивают на присутствии автора. Хотят организовать ему встречу с журналистами – с целью рекламы книге. Вы не против?
– Ни в коем случае! – поспешил я.
– Тогда приезжайте поскорее! Нужно оформить паспорта, получить визы, пройти инструктаж…
– Буду! – пообещал я.
Хлопоты в столице не заняли времени. Поездка осуществлялась централизованно, поэтому бюрократических препон было мало. Мне заполнили документы, приложили к ним фотографии, осталось расписаться и отбыть. Ах да, инструктаж. «Там шпионки с крепким телом, ты их в дверь – они в окно. Говори, что с этим делом мы покончили давно…» Высоцкий в своей песне этот процесс описал подробно. Меня особо предупредили, что не следует откровенничать с иностранными журналистами, которые по своей гнилой сущности склонны задавать советским писателям провокационные вопросы. По этому поводу мне следует побеседовать с главой делегации, председателем правления ВААП Борисом Дмитриевичем Панкиным. Тот сам в прошлом журналист, возглавлял «Комсомольскую правду», так что подскажет. Я заверил, что именно так и поступлю, после чего был отпущен.
Я навестил Дину Аркадьевну и сообщил ей новость. Она искренне обрадовалась. Какие все-таки люди в СССР! В той жизни у меня была покровительница в газете «Советская Белоруссия». Работала в отделе писем. Я приносил ей заметки, она советовала, как их лучше писать, пробивала публикации. Узнав, что я поступил в Литературный институт, провела меня по редакции и всем об этом объявила. Радовалась, как будто я ее сын. Дина Аркадьевна, по сути, – мой литературный агент. Энергичный, знающий и совершенно бескорыстный. И попробуй заикнуться о деньгах! Обругает и выгонит. Ей важнее, что о ней помнят: звонят и навещают…
– Что вам привезти из Германии? – спросил я.
– Костыли! – засмеялась она. – Что еще нужно инвалиду? Не забивай голову ерундой, Сергей! Командировочные вам дадут крохотные, будете на еде экономить, чтобы хоть мелочь какую родным купить.
Ну, это мы посмотрим…
Делегация собралась в Москве за день до отлета. Пять человек: сам Панкин, два писателя-фронтовика – их прозу немцы охотно переводили и печатали – молодой писатель Девойно и переводчик – молоденький паренек, назвавшийся Юрием Николаевичем, но которого с ходу все стали звать Юрой. Нам вручили паспорта с уже проставленными визами и билеты. Выдали и командировочные – по сто марок. М-да, не разгуляешься.
– Едем на пять дней, – просветил Панкин. – В обязательной программе дискуссия с немецкими писателями, в которой примут участие наши уважаемые Григорий Яковлевич и Юрий Васильевич, и пресс-конференция Сергея Девойно по случаю выхода в Германии его книги «Экстрасенс». (Оба фронтовика глянули на меня с любопытством.) У меня будут переговоры с главным редактором издательства, возможно, понадобится участие кого-либо из вас. Об этом скажу на месте. В остальном вы свободные птицы. Ходите по ярмарке, гуляйте по городу…
– Не особенно разгуляешься! – хмыкнул Григорий Яковлевич. – На сотню-то марок.
– У всех в немецком издательстве выходят книги, – возразил Панкин. – Вашу долю аванса получите в немецких марках.
Фронтовики оживились, да и я мысленно порадовался. А Панкин-то молодец! Нет, ВААП, конечно, – грабительская организация. Из гонорара писателя, изданного за границей, забирает 75 процентов. Эту моду у нее переймут последователи в постсоветских странах. Но хоть что-то… Марки в Германии куда лучше чеков Внешторгбанка в СССР. В «Березке» на них можно кое-что купить, но, во-первых, не всё, во-вторых, выбор никакой.
– Гостиницу нам оплачивает издательство, – продолжил Панкин, – завтрак в цену включен. Обедом будут кормить на выставке, это мне обещали. Остаются ужины. Они за свой счет, хотя один прием для русских писателей издательство обещало. Если есть желание сэкономить, можно прихватить продукты с собой. – Панкин подмигнул. – И не только продукты. Таможенники трясти не будут – писательская делегация. С нашими уже поговорили, а в аэропорту Франкфурта нас проведут через вип-зал. Хотя набивать чемодан бутылками все же не стоит: и тащить тяжело, и звенят громко.
Все рассмеялись.
– Нам забронированы три номера. В одноместном живу я, остальные по двое. Думаю, кто с кем поселится, уточнять излишне.
Фронтовики глянули друг на друга и кивнули. Ясно. Мне – с переводчиком.
– Встречаемся завтра в аэропорту за два часа до отлета. Люди все взрослые, ответственные, так что, думаю, никто не опоздает. Всё.
Мы встали и потянулись к дверям.
– Сергей Александрович! – окликнул Панкин. – Задержитесь.
– Подожди меня! – шепнул я переводчику. Тот кивнул и скрылся за дверью.
– Меня просили проинструктировать вас насчет пресс-конференции, – сказал Панкин, когда мы остались одни. – Есть необходимость?
– Нет.
– Уверены?
– Не сомневайтесь! Родину не продам.
Он засмеялся.
– Я и не сомневаюсь, Сергей! Можно вас по имени?
Я кивнул.
– Мне кое-что о вас рассказывали, и эти отзывы очень лестные. Самородок, на редкость умный и самостоятельный для своих лет человек. Во время службы в армии награжден боевой медалью. Просто так их не дают. Я все верно сказал?
– Еще я вышиваю бисером и говорю по-немецки. Свободно.
– Насчет немецкого серьезно? – заинтересовался он.
– Не сомневайтесь, герр Панкин! – сказал я на языке Гёте. – Вполне в состоянии отвечать на вопросы журналистов.
– Не понял, но впечатляет, – кивнул Панкин. – Было бы здорово на пресс-конференции обойтись без переводчика. Молодое поколение советских писателей в совершенстве знает немецкий язык. Недоброжелатели заткнутся. Но я попрошу Юрия оценить ваш уровень. Не возражаете?
– Без проблем.
– Тогда до завтра!..
Юрий терпеливо ждал меня в коридоре.
– Слышал про таможню? – спросил я.
Он закивал.
– Тогда затариваемся черной икрой и коньяком. Толкнем их в Германии и разживемся марками.
– Не могу, – потускнел он. – Вас, писателей, могут и не досмотреть, а я переводчик. Найдут контрабанду – конец карьере. У меня это первая поездка, испытательная.
Я на мгновение задумался. Можно, конечно, и одному, но мне с человеком пять дней жить в номере. И донос он может запросто написать – из зависти. Стану невыездным. А у меня на Германию планы…
– Сделаем так. Все лишнее сложим мне в чемодан. В Германии верну. Идет?
Он заулыбался.
– Держи! – Я сунул ему сто рублей. – Купишь четыре банки по полкилограмма. Выбирай самую свежую и держи в холодильнике. Но в морозилку не суй – вкус потеряет. Коньяк я беру на себя. Все. Встречаемся в аэропорту.
Он кивнул, и мы разбежались. Боялся Юрий напрасно. На таможне нас не досматривали, только проверили паспорта. Затем был перелет, в ходе которого мы с будущим соседом по номеру практиковались в немецком. В аэропорту Франкфурта нас встречали как вип-персон. В чемоданы заглядывать не стали. Проверка документов – и мы загрузились в ожидавший нас микроавтобус «Фольксваген». Быстрый переезд в город, отель.
– Сегодня отдыхайте! – просветил встречавший клерк. – Завтра в двенадцать ноль-ноль пресс-конференция герра Девойно. Дискуссия русских и немецких писателей через день. В одиннадцать я буду ждать вас в холле. Ауфвидерзеен.
Он убежал, а мы потянулись к стойке портье. Я пропустил вперед Панкина, фронтовиков. Они взяли ключи и направились к лифту. Я подождал, пока они скроются из глаз, и положил на стойку две марки.
– Позвать носильщика? – осведомился портье.
– Нет. Нужна информация. У нас с камрадом, – я кивнул на Юрия, – два килограмма свежайшей, вкусной русской черной икры. Еще два литра отличного армянского коньяка. Отдадим дешево. Не подскажете, кому? Ваши комиссионные – два процента.
– Пять, – сказал портье и смахнул марки со стойки. – И у вас заберут икру через час.
– Договорились! – сказал я.
Портье не соврал. Мы не успели распаковать вещи, как в дверь постучали. Я открыл. Передо мной стоял здоровенный немец с выпирающим брюхом.
– Здесь продают черную икру? – спросил он.
– Проходите! – Я отступил в сторону.
В номере я достал из холодильника банки и выложил их на стол.
– Можно? – Немец потянулся к одной.
Я кивнул.
Он снял крышку, рассмотрел содержимое, понюхал, а затем зацепил пару икринок кончиком ножа. Тот неизвестно как появился в его ладони. Бросив икринки в рот, гость покатал их на языке и раздавил зубами.
– Гут! Беру. Сто марок за банку.
– Это грабеж! – возразил я.
– Больше вам не дадут.
– Запросто. Икра, как вы поняли, свежайшая. Холодильник в номере есть, а мы приехали на пять дней. Пройдемся по магазинам, приценимся и найдем более выгодный вариант.
Он засопел.
– Сколько хотите?
– Сто пятьдесят.
– Сто десять.
– Сто сорок…
Сторговали по сто двадцать пять. Немец отсчитал деньги, бросил банки в пластиковый пакет и укатил. Коньяк его внимание не привлек.
– Так! – сказал я, раскладывая марки на кучки. – По двести пятьдесят на брата. Комиссионные портье – двадцать пять. В итоге…