– Да. Ты против?
– Наоборот. Собирался попросить. Хочу увидеть Машерова.
– Тогда заезжай завтра за мной. На служебной «Волге». Не надо дразнить начальство «Фольксвагеном». И надень награды – все, что у тебя есть.
– Понял! – кивнул отец…
Назавтра в шесть тридцать он был у моего подъезда. На отце костюм, белая рубашка с галстуком, на пиджаке – награды. Красавец! Я тоже надел костюм, но галстук повязывать не стал – не люблю. Я сел рядом с отцом, и мы тронулись.
Проходная встретила нас свежепокрашенными воротами. Двор за ними будто вылизали. Чистый асфальт, побеленные бордюры и стволы деревьев. Знакомо.
Отец приткнул «Волгу» в уголке, и мы направились в заводоуправление. Моросил дождь. Директор обнаружился в кабинете. По лицу было видно, что спал он плохо.
– Сергей Александрович! – попросил он. – Расскажите мне об этом. – Он указал на немецкий стеллаж. – А то спросят, а я ни бум-бум.
– Расскажу, – согласился я. – Кстати… – Я достал из сумки рекламные буклеты. – Здесь технологический процесс в картинках…
Лекция шла нервно. В кабинет то и дело вбегали люди, Виктор Петрович давал им указания, они убегали, но на смену им являлись другие. Знакомая картина: приезд начальства. Но совсем не похоже на мое время. Никакой службы безопасности, рамок металлодетекторов, заранее составленных и утвержденных списков присутствующих, контроля документов. Руководители СССР не боятся покушений. А вот в Европе иначе. Терроризм набирает силу. В Германии свирепствует второе поколение RAF[31]. Убиты генеральный прокурор, президент крупного банка и председатель Союза промышленников. В Италии «Красные бригады» похитили и застрелили председателя совета министров Альдо Моро. Но в СССР считают, что к нам эта зараза не проникнет – граница на замке. Правильно считают. Знакомый болгарин говорил: «Русскую границу только комар-самка перелетит. Комар-самец мудями зацепится…»
Машеров ходит на работу пешком. Живет в трехстах метрах от здания ЦК в малоквартирном доме, построенном для руководства республики. В квартире Машерова на полу в кухне лежит обыкновенный линолеум, да и обстановка не роскошная. Мне это рассказывали люди, побывавшие у первого секретаря в гостях. Некоторые деятели искусств Белоруссии живут богаче. Сопровождает Машерова телохранитель. Идет в пяти шагах за спиной. А первый секретарь здоровается со встречными…
Машеров приехал без десяти девять. Сначала в ворота влетела милицейская «Волга», затем вплыла черная «Чайка». К тому времени все мы были внизу. Все – это мы с отцом, директор, главный инженер и прочее начальство числом в шесть душ.
Первым из остановившейся «Чайки» выскочил поджарый мужчина в костюме. Телохранитель. Он открыл пассажирскую дверцу справа от водителя. Машеров вышел и направился к нам. Шагал он легко и стремительно.
– Здравствуйте, товарищи!
Он по очереди пожал нам руки.
– Показывайте!
– Прошу! – Директор указал на дверь. Та будто сама собой открылась. Подсуетился Виктор Петрович, приставил человека. Телохранитель рванулся вперед. Правильно, а вдруг засада? Сарказм.
Мы поднялись в кабинет директора. Машеров с ходу направился к стеллажам.
– Ножные протезы, – подскочил директор. – Сделаны из металла и пластмассы. Легкие, удобно крепятся на культе.
– А наши? – спросил Машеров.
– Вот!
Директор снял с соседнего стеллажа протез. Машеров взял его правой рукой, немецкий левой, прикинул вес.
– Ясно. Почему наш такой тяжелый?
– Делаем по техническим условиям, – доложил директор. – Металл, кожа, дерево. Как везде в СССР. Технология не менялась со времен империалистической войны.
– Что ж вы ко мне не обратились? – упрекнул Машеров.
– Не знали про достижения немцев, – вздохнул директор. – Они к нам не ездят, мы к ним – тоже. Если б товарищ не привез… – Он указал на меня.
– Вы, значит, Девойно? – Машеров посмотрел на меня. – Совсем еще юноша. Как додумались?
– В прошлом году был на книжной ярмарке во Франкфурте. Немцы издавали мою книгу. В Москве у меня есть знакомая – инвалид Отечественной войны. Попросила купить ей костыли. Вот такие. – Я взял прислоненные к стеллажу образцы. – Я зашел в специализированный магазин. Купил. Увидел протезы. Моя знакомая жаловалась, что ей тяжело ходить. Спросил немца: может ли сделать? Тот согласился. Дал мне рисунки, где следовало указать размеры. В Москве я обмерил ногу Дины Аркадьевны, результаты отослал во Франкфурт. Там сделали протез и отправили в Москву. Пришлось слегка подогнать, но он оказался по ноге. Легкий, удобный. Дине Аркадьевне нравится, она стала много ходить. Тогда я подумал: почему только ей? Есть ведь и другие инвалиды?
– Немцы с чего решили помочь?
– Совесть мучит.
– Принимать от них… – сморщился Машеров. – Ладно, я понимаю, купить. А то ведь станут трубить: помогаем нищим!
– Не станут, – возразил я. – Во-первых, люди не те. Во-вторых, в основе фонда – мои гонорары. Так будет и впредь. А что до помощи… В Китае говорят: «Не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей».
– Ишь, какой! – сощурился Машеров. – Молодежь… Не воевали вы, не видели… Мы сами сможем позаботиться о наших инвалидах.
Что ж раньше не телились? Тема инвалидов в СССР, считай, запретная. У нас передовое общество строителей коммунизма, советские люди – гармонично развитые. Так что нечего. Мы лучше неграм в Африке денег подкинем – пусть больше убивают друг друга. А что ветераны мучаются, наплевать. В том времени у меня были знакомые инвалиды. Одному повезло по гуманитарной программе съездить в Германию. Там ему сделали ножной протез. Он был счастлив! И ему завидовали другие…
– Понадобятся миллионы марок, – сказал я. – Это, – я указал на стеллажи, – стоит недешево.
Машеров поскучнел лицом. Валюту республике выделяют в Москве. А там спросят: «Почему вам? И в других республиках инвалиды есть». Правильно скажут, между прочим. Но в масштабах страны понадобятся большие деньги. А валюты в СССР мало, да и негры в приоритете. Вопрос забюрократят и положат под сукно.
– А вы что думаете, товарищи? – повернулся Машеров к остальным.
Товарищи вразнобой, но дружно сообщили, что с молодежью они согласны.
– Можно попробовать в качестве эксперимента, – предложил я. – Что мы теряем? Не получится – заберу деньги и перечислю их правительству республики.
– Давайте дальше смотреть! – подумав, кивнул Машеров.
Он перещупал все. Опробовал костыли, прокатился в инвалидных колясках. Я не преминул сообщить, что они проходят в кабину лифта. А вот наши – нет. Из-за этого инвалиды просят квартиры на первых этажах. Дать такие не всегда получается, приходится искать варианты обмена.
– Уговорили! – заключил Машеров, встав с коляски. – Будет вам постановление бюро ЦК. Что нужно от нас? – Он посмотрел на меня.
– Во-первых, точное число инвалидов, нуждающихся в протезировании, – загнул палец я. – А также в колясках и костылях. Во-вторых, пригласить немцев в Минск. Они должны оценить фронт работ, производственные помещения, номенклатуру поставляемого оборудования, уровень персонала. Потребуется обучить наших специалистов в Германии. Все расходы берет на себя фонд. От государства денег не нужно.
– Ты государство не обижай! – Машеров ткнул меня пальцем в грудь. – На инвалидов деньги найдем. Хотя – молодец! – Он хлопнул меня по плечу. – Не каждый отдаст деньги на благородное дело. Что, вправду сын фронтовика?
– Вот он! – Я указал на отца. Тот, волнуясь, шагнул вперед. Машеров бросил оценивающий взгляд на его награды.
– Где воевали?
– В отряде Василия Захаровича Коржа, затем – в Пруссии, – ответил отец. – Там ранили.
– Неплохо, как вижу, воевали, – заключил Машеров. – А работали еще лучше. Теперь понятно, в кого сын. Спасибо! Замечательного человека вырастили!
Он пожал отцу руку.
– Подробности – помощнику! – кивнул мне. – До свидания, товарищи!
Все той же легкой походкой он вышел из кабинета.
– Фух! – Директор ослабил узел галстука. – Кажется, получилось. Что дальше, Сергей Александрович?
– Изучайте образцы. – Я указал на стеллажи. – Можете даже разобрать. И ждите делегацию из Германии…
Обратной дорогой мы с отцом молчали. Я прикидывал в уме предстоящий разговор с помощником, отец смотрел на дорогу. Когда «Волга» притормозила у подъезда, я взялся за ручку двери.
– Сережа! – окликнул меня отец. Я посмотрел на него. Глаза у отца были влажные. – Я тобой горжусь!
Постановление бюро ЦК компартии Белоруссии вышло через неделю. У Машерова работали быстро. Никакой Девойно в постановлении не упоминался. Совету министров дали поручение рассмотреть вопрос о реконструкции протезного производства в республике за счет привлечения средств из внебюджетных источников. О Германии – ни слова. Ничего особенного – стиль документов этой поры. В тексте – общие слова, конкретика подразумевается.
Но вопрос был на контроле ЦК, и дело закрутилось. Во Франкфурт ушло приглашение. Байер приехал с помощниками. Поселили немцев в гостинице «Юбилейная». К тому времени я обзавелся новеньким «ВАЗ 2106», купленным за чеки. Отец сдержал слово: продал «Волгу» и приобрел мне гараж. Даже с ямой. Не близко к дому, но и не далеко – на троллейбусе пять остановок. Я встретил немцев в аэропорту и отвез в гостиницу. Назавтра был выходной день, и я устроил гостям экскурсию по городу.
– Это мы строили! – сказал Байер, когда мы проезжали мимо здания КГБ. – И эти дома – тоже.
После экскурсии я отвез немцев в гостиницу. Мы пообедали в ресторане. Бесплатно. Немцев принимали за счет правительства – насчет этого Машеров распорядился. После обеда Байер попросил меня отвезти в одно место. Изучив план города, ткнул пальцем. Улица Розы Люксембург. Я удивился, но повез. Мы ехали мимо невысоких домов, как вдруг Байер указал рукой на сквер:
– Здесь!
Я остановил «Жигули», и мы вышли. Байер закрутил головой, осматриваясь.