На шум в прихожую выбежали дети. Увидев танцующего папу, поняли это как приглашение к игре. Спустя несколько секунд я превратился в лошадку под управлением трех наездников. Причем отпускать лошадку на волю всадники явно не собирались. Они ведь давно встали, позавтракали, посмотрели мультики, затем вновь покушали, а папа все это время нагло дрых. Непорядок! Пусть отдувается!
От детского плена меня освободила Лиля.
– Дождь перестал, – сообщила она расшалившейся компании. – Пойдем на улицу?
После слова «улица» меня сразу бросили. Во дворе интереснее. Там карусели с качелями, песочница, домик на курьих ножках и многое другое. А еще друзья-приятели из других квартир. Мы в четыре руки одели детей, и Лиля их увела. А я отправился в кабинет, где нашел нужную мне папку.
Привычка вести досье появилась у меня еще в том времени. В настоящей журналистике без этого никак. Многие этим пренебрегали, в результате мучились поиском информации. В век Интернета на досье и вовсе забили. Дескать, «Гугл» в помощь. «Гугл» он, конечно, гугль, но, во-первых, в Интернете не все есть. Во-вторых, искать в нем информацию нужно уметь. Для начала знать ключевые слова. А где их взять, если содержание поиска представляешь смутно? В том времени я отслеживал интересные мне публикации в Интернете, копировал их и распределял по тематическим папкам. В итоге насобирал два террабайта информации. Как же она помогала в работе! Например, когда в СМИ вдруг всплывала незнакомая политическая фигура, журналисты бросались искать о ней сведения. Находили вершки. Обычно то, что этот деятель хотел о себе сообщить. А я поднимал архив, обнаруживал давние цитаты, высказывания, мнения руководителей и подчиненных. Поэтому публикации нашего журнала отличались достоверностью и глубиной анализа. Когда информации много, переварить ее – дело техники.
Здесь Интернета нет, поэтому я собираю вырезки из газет и журналов. Их, к слову, можно за небольшую сумму заказать в Союзпечати. Подпишись и укажи тему. Настригут из непроданных изданий, поставят штамп с датой и названием издания, засунут в конверт и вышлют. В том времени я этой услугой активно пользовался. В этом – тоже.
О Долгих я не помнил практически ничего. Ну, был такой товарищ в ЦК. Мелькал на общем фоне, в первые ряды не лез. Ушел на пенсию еще до развала СССР. Но не пропал. За пару лет до своего ухода я видел в новостях, как Путин награждает Долгих орденом. Вроде бы по случаю девяностолетия. Из этого следовало, что Владимир Иванович – человек умный и толковый. Ушел вовремя. Это не Лигачев, которого выпихивали из власти, а тот кричал: «Чертовски хочется работать!»
Вырезка из газеты с официальной биографией Долгих кое-что прояснила. Секретарь ЦК и кандидат в члены Политбюро. Бывший директор Норильского горно-металлургического комбината. Затем возглавил Красноярский крайком КПСС. Оттуда стартовал в секретари ЦК. Отраслевые. Курирует тяжелую промышленность и энергетику. Теперь понятно, почему Александров пошел именно к нему. Что нужно от меня Долгих, тоже ясно. И я бы на его месте заинтересовался. Звонок молодому писателю объясним. Есть информация, которую лучше знать одному. Что ж… В 90-е я зарабатывал, как мог. Тогда в независимой Беларуси одно за другим открывались посольства. Приезжавшие к нам дипломаты ничего не знали о стране пребывания. И у коллег родилась светлая мысль – писать для них аналитические обзоры. Формировать из них своеобразный журнал по важнейшим направлениям. Политика, экономика, культура, религия – современное состояние и тенденции развития. Посольские ухватились за идею обеими руками. Подписка на журнал им обходилась в сто долларов за месяц. Для них – копейки, для нас – огромные деньги. В редакции я получал тридцать долларов в месяц. Работали мы с душой, число подписчиков неофициального журнала постоянно росло. Через год дипломаты въехали в тему, нужда в нас отпала. Но навыки я не растерял.
Если Долгих нужна информация, я ее дам – полно и обстоятельно. И на этом распрощаемся. Дальнейшее от меня не зависит. Кто я в политических раскладах? Пылинка… Мне и так удалось прыгнуть выше головы. Главная цель моего пребывания в этом мире выполнена. Катастрофа в Чернобыле не произошла. Теперь поживу для себя. Так думал я, не представляя, насколько заблуждаюсь…
В здание ЦК меня пропустили без проблем. Милиционер на вахте сверил фото в паспорте с оригиналом, вложил в него корешок пропуска и подсказал, как разыскать нужный кабинет. В портфель заглянул для проформы. Что там смотреть? Пара белья, чистые носки и носовой платок, мыльно-рыльные принадлежности. Ну, и тонкая папочка с бумагами. Стандартный набор командированного. Или того, кто готов оказаться в камере. Последней возможности я не исключал. Поэтому Лиле сказал, что, возможно, задержусь. Дескать, читатели жаждут общения с любимым писателем. Она только головой покачала: что-то я зачастил в Москву. Может, любовницу завел? Я заверил, что никакой любовницы у меня не имеется. Нет в мире женщины, способной изгнать из моего сердца милый колосок. Говорил искренне, поэтому был отпущен.
Долгих в кабинете оказался не в одиночестве. Вместе с ним из-за стола встал худощавый мужчина за пятьдесят. Строгое лицо, заметно тронутый сединой «ежик» и цепкие, льдистые глаза. Все ясно. Видали мы такие.
– Знакомьтесь! – сказал Долгих после обоюдных приветствий. – Это мой давний друг… – Слово «друг» он выделил интонацией, тем самым давая понять, встреча неофициальная: – Концевой Константин Константинович.
– Совсем как Рокоссовский! – заметил я.
– Куда мне до Рокоссовского? – улыбнулся Концевой. – Тот маршал.
– А ваше звание? – поинтересовался я.
Концевой обменялся с Долгих взглядами. Тот кивнул.
– Генерал-майор, – ответил Концевой.
– Тоже неплохо, – заметил я и процитировал слова из популярной песенки Хиля: – «Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом, лучшей работы я вам, сеньоры, не назову!»[36]
Долгих с Концевым заулыбались. Вот и замечательно. Контакт прошел, атмосфера потеплела. Для предстоящего разговора самое то.
– Присаживайтесь, Сергей Александрович! – Долгих указал на стул за приставным столом.
Я последовал приглашению. Принимающая сторона устроилась напротив.
– Вы, наверное, теряетесь в догадках, зачем вас пригласили? – начал Долгих.
– Не теряюсь, – возразил я. – Не бином Ньютона. У вас побывал Александров и рассказал о моем визите. Вам стало интересно: откуда я знал про Чернобыльскую АЭС?
– Не только про нее, – внезапно встрял Концевой. – Про маньяков в КГБ вы писали?
– Я.
– А письмо Чикатило?
– И ему.
– Знаете, что он повесился?
Я кивнул.
– Как вы узнали?
– Позвонил с почтамта в училище, где он работал. Попросил позвать к телефону Чикатило. Там ответили, что он умер, и рассказали как.
– Зачем вы это сделали?
– В моем времени этот гад замучил пятьдесят шесть детей.
– Сколько? – ахнул Долгих.
– И что значит «в моем времени»? – ухватил главное генерал.
– Потому что в реальности мне семьдесят три года, хотя по паспорту – тридцать два. Я умер в две тысячи шестнадцатом году, прожив не слишком долгую, но весьма насыщенную жизнь. Работал журналистом, писал книги. После смерти мое сознание пожилого человека непонятным образом перенеслось в меня же, но двадцатилетнего. В тот миг я лежал в больнице с производственной травмой. – Я коснулся пальцами шрама на лбу. – Как это произошло, я не знаю. Бог ли этому поспособствовал или неизвестное науке явление, но это случилось. Чем я и воспользовался. Не повторил ошибок, совершенных в прежней жизни. Сочинил несколько хороших книг. В той жизни успеха в литературе я не имел. Здесь получилось. Ну, и с серийными убийцами помог. Чернобыль, опять-таки.
Концевой с Долгих вновь обменялись взглядами.
– Про маньяков откуда знаете? – спросил генерал.
– Писал о них цикл статей.
– И их напечатали? – не поверил Долгих. – Целый цикл? И Главлит пропустил?
– К тому времени Главлита уже не было. Так же как СССР.
– Что?! – Долгих привстал.
– Сиди, Володя! – Концевой положил ему руку на плечо. – У меня есть основания верить товарищу. Информацию он поставлял точную, да и зачем ему врать? Так, Сергей Александрович? – Он повернулся ко мне. – Расскажете нам?
– Вот! – Я достал из портфеля и выложил на стол папку. – Все здесь. Но я не знал, что вас будет двое, поэтому экземпляр один.
– И хорошо, что один, – пробурчал генерал, раскрывая папку. – Такие вещи вовсе положено писать от руки.
Не обращая внимания на требовательный взгляд Долгих, он впился глазами в текст. Прочитанные страницы передавал другу. Читали они долго. Было что. Предоставленную мне неделю я использовал по полной. Обзор вышел обстоятельным. Политика – внутренняя и внешняя, экономика, национальные отношения, культура… Развал СССР и блока социалистических стран, сдача ГДР, НАТО у наших границ. А еще резня на национальных окраинах, рухнувшая экономика, лихая приватизация, олигархи, бандитские 90-е… Работая над обзором, я как будто переживал все вновь. Эмоции зашкаливали. Я гнал их, но они прорывались. И вот теперь передавались читающим. По лицу Концевого бегали тени, но это было единственным, что он себе позволил. А вот Долгих не сдерживался. Несколько раз выругался, а однажды даже хватил кулаком по столу.
– Это правда? – спросил он, положив на столешницу последний листок.
– Память у меня не идеальная, – сказал я. – Могу ошибиться с точной датой. Но основные события изложены точно. Ручаюсь.
– Спасибо, Сергей Александрович! – сказал генерал. – Не могли бы вы подождать в приемной? Нам с Владимиром Ивановичем нужно поговорить.
– А я позвоню в буфет и попрошу принести вам чаю, – подключился Долгих. – Вы ведь прямо с поезда?
Я кивнул.
– Тогда прошу.
Я взял портфель и вышел в пустую приемную. Минут через пять в нее заглянула официантка с подносом. Помимо чая на нем красовалась тарелка с бутербродами и вазочка с конфетами. Я с удовольствием перекусил. Бутерброды с ветчиной и вареной колбаской оказались на редкость вкусными, конфеты – само собой. Да и чай наверняка цейлонский. В ЦК не бедствуют. Это в стране положение с продовольствием аховое. Даже в Москве проблемы. И в Минске…