Совещались у Долгих долго. Официантка успела забрать использованную посуду, а я – вволю полюбоваться на Старую площадь из окна. Наконец дверь в кабинет отворилась, в приемную выглянул Концевой. Выглядел он слегка встрепанным.
– Сергей Александрович, прошу!
В кабинете я понял, что друзья пришли к единому мнению. Уж больно целеустремленными выглядели их лица.
– Хочу спросить, – сказал генерал, едва я сел. – Вы знаете, как этого можно избежать?
Он постучал указательным пальцем по папке.
– Нет, – отбоярился я. – В своем времени я не входил во власть. Как работает она в СССР, знаю понаслышке.
– Не лукавьте! – покачал головой Концевой. – Не поверю, что вы об этом не думали. Иначе этого, – он вновь постучал по папке, – мы бы не увидели. Вы человек мыслящий, с широким кругозором. По тексту чувствуется.
– Вам интересны рассуждения дилетанта?
– Говорите! – поощрил меня генерал.
– Тогда позвольте!
Я взял папку, открыл текст на нужной странице и подчеркнул ногтем одно слово. После чего протянул листок Концевому.
– ГКЧП? – удивился он. – У вас же он провалился.
– Разумеется, – кивнул я. – Во-первых, замутили его поздно – страна ушла вразнос. Во-вторых, переворот возглавили алкоголики-комсомольцы. Объявили путч и напились. Действовали они вяло и нерешительно. В-третьих, ни в коем разе нельзя было привлекать армию. У нее другие функции. Зачем, спрашивается, вводить в город танки? Народ пугать? Ну, напугали… После того как танки задавили троих, Москва восстала. Люди кинулись возводить баррикады. Ведь есть дивизия имени Дзержинского и другие части внутренних войск, которые обучены бороться с массовыми беспорядками. Хватит за глаза.
Концевой посмотрел на Долгих.
– МВД, – пробормотал тот.
– Вы сказали про опоздание, – сказал генерал. – Оптимальные сроки для переворота, на ваш взгляд?
– До первого октября тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года.
– Почему?
– В этот день Горбачева изберут Председателем Президиума Верховного Совета. Он официально займет высший пост в государстве. И его отстранение станет незаконным. А вот сейчас он всего лишь руководитель КПСС. Если партию распустить…
– Но-но! – встрепенулся Долгих.
– Погоди, Владимир! – вмешался Концевой. – Продолжайте, Сергей!
– Если нет партии, то нет и Горбачева. Он станет никем – как внутри страны, так и за рубежом. Реальная власть перейдет в руки Верховного Совета и правительства. Или вы думаете, что коммунисты горой встанут за любимого вождя? – Я усмехнулся. – В моем времени даже не рыпнулись. Закрыли кабинеты и отдали ключи. Нынешняя КПСС – это не та партия, которая выиграла войну. Паразитическая прослойка, ненавидимая народом.
Долгих засопел.
– Пусть так, – кивнул Концевой. – Хорошо, взяли власть. А что дальше? В стране голодно, не хватает самых необходимых товаров. И это положение ухудшается. В чем и обвинят новое руководство. Начнутся бунты. Что делать?
– У нас есть оружие.
– Предлагаете подавлять бунты силой?
– Нет. Есть тысячи танков, самолетов и вертолетов, которые нам не нужны. Ближайшие тридцать лет нам не с кем воевать. В моем времени это оружие порежут на металлолом. А ведь оно стоит денег! И немаленьких. Оружие нужно продать – с дисконтом и на льготных условиях. Можно по бартеру, меняя на продовольствие или на товары массового спроса. Купят. В мире полно стран, которым требуются танки и самолеты. И нужные нам товары у этих стран тоже есть. В Аргентине – зерно и мясо. Индия и Пакистан производят отличный текстиль. В странах Африки добывают алмазы. Вариантов множество. Просто ими не занимались. Оружие мы поставляли дружественным режимам практически даром. После этого нас посылали далеко. Хватит! Оружие – это товар, востребованный и дорогостоящий. Пусть покупают! На пару лет хватит. К тому времени оживится сельское хозяйство. Стоит убрать от колхозов партию, разрешить им хозяйствовать самостоятельно, вернуть истинный смысл паев… Говорить я могу долго.
– А вы напишите! – предложил Концевой. – У вас это хорошо получается.
– Нужна машинка.
– В приемной, – сказал Долгих. – Бумага там же.
– Один экземпляр! – напомнил генерал.
И я написал. Просидел в приемной несколько часов. Периодически из кабинета выглядывал Концевой, забирал готовые листы и уходил. Дважды официантка приносила нам чай и бутерброды. Перед ее появлением я переставал писать, закрывал машинку чехлом и прикидывался посетителем. На этом настоял генерал. Кабинеты партийных функционеров не прослушиваются, это категорически запрещено. А вот официантку могли завербовать. Зачем ей знать лишнее?
Я настолько разошелся, что по собственной инициативе сочинил обращение ГКЧП к советскому народу. Концевой, прочитав, одобрительно хмыкнул, а Долгих поморщился. Ну, так я там КПСС приложил. А Владимир Иванович – секретарь ЦК.
– Спасибо! – сказал Концевой, хлопнув ладонью по моей писанине. – Вопросов у нас больше нет. Поезжайте домой. С билетом помочь?
– У меня есть, – сказал я. – На «единичку».
– Тогда до встречи!
– То есть? – насторожился я.
– Вы ведь не откажетесь помочь?
– Не откажусь, – подтвердил я. Куда мне из лодки? Того, что я тут сочинил, на лет пятнадцать хватит. Строгого режима. Причем это в лучшем случае. Если узнают Горбачев и его клика… Это на словах они демократы. А так прихлопнут и не поморщатся. Те еще господа-товарищи.
– Еще раз спасибо.
Мы обменялись рукопожатиями и расстались. Время не поджимало, и до отхода поезда я успел купить гостинцы жене и детям. Дома, конечно, все есть, но приехать с пустыми руками… Не поймут. Если у вас есть дети, то знаете.
Глава 23
1986 год завершился спокойно. Все шло как в моем времени. Народ толпился в очередях за водкой и колбасой, Горбачев с Раисой Максимовной ездили по стране и за границу. Трындели про перестройку, гласность и плюрализм. Гладкие, сытые, разодетые, они лучились от довольства. Тот факт, что в каком-то Мурманске мясо людям продавали по талонам раз в месяц, их не волновал. А вот строительство дачи в Форосе – да. Этот дворец обойдется стране в миллиард долларов. Ну, так для демократов строят. Это вам не прежние генсеки, которых устраивала дача в Ливадии.
Москва меня не беспокоила. В первое время я чуть ли не каждый день ждал звонка, но его все не было. Наконец мне это надоело, и я махнул рукой. Концевой с Долгих могли передумать и отказаться от замысла, оценив его сложность. В конце концов, мне ничего не обещали. Ну и ладно. Переживем.
Осенью в газетах промелькнуло сообщение: Долгих освобожден от должности секретаря ЦК в связи с переходом на другую работу. На какую, стало известно вскоре. Владимира Ивановича избрали первым заместителем председателя Президиума Верховного Совета СССР. Его предшественника, Кузнецова, наконец-то отправили на пенсию. Ну так за 80 человеку, наработался. Трижды исполнял обязанности председателя Президиума – после смерти Брежнева, Андропова и Черненко. Впору в Книгу Гиннесса вносить. Когда в 1985 году партийная клика делила власть, должность председателя Президиума отошла к Андрею Андреевичу Громыко. «Мистеру Нет», как звали его за рубежом, сейчас 77. Жить ему осталось чуть более двух лет. На его фоне 62-летний Долгих кажется юношей. Понятно, что вся работа ляжет на плечи Владимира Ивановича, и он этим воспользуется. В том времени, насколько я помнил, первым заместителем Громыко стал Демичев. Тоже секретарь ЦК по промышленности и кандидат в члены Политбюро. На какие пружины нажал Владимир Иванович, чтобы изменить расклад, я не представлял, но ход оценил. Верховный Совет по Конституции – высший орган власти в стране. Издает указы, имеющие силу закона, может объявить войну или ввести военное положение. Это сейчас всем заправляет КПСС, а ее генсек уже нацелился на кресло председателя Президиума. Думает, как сковырнуть Громыко. Долгих он считает неопасным. Пусть и дальше так и думает.
Я насторожился, но ничего не происходило. Шел месяц, другой, третий… Страна отметила Первомай, пережила лето, затем посмотрела по телевизору парад на Красной площади по случаю 70-летия Октябрьской революции. Звонок раздался в конце ноября.
– Твой самолет через два часа, – сказал Концевой. – Билет заказан. Не опоздай.
– А что так долго? – не удержался я.
– Скоро только кошки плодятся, – вздохнул генерал. – И без того едва успели. Поспешай, Сергей! Дел невпроворот.
– Буду, – сказал я и положил трубку. Началось, значит. Странно, но я был на удивление спокоен. Даже рад. Хотя переворот мог кончиться плохо. В случае удачи результат тоже неизвестен. Но я хотя бы попытаюсь изменить известную мне историю. В той жизни у меня такой возможности не было.
В актовом зале Центрального телевидения в Останкино было шумно. Собравшиеся руководители редакций и ведущие журналисты горячо обсуждали последние новости. Те ошеломляли. Еще вчера программа «Время» сообщила об отбытии Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева и его супруги в зарубежную поездку. На протокольных кадрах Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна прощались у трапа самолета с провожавшими их товарищами. А утром грянуло. Диктор Анна Шатилова с каменным выражением лица зачитала сообщение о переходе власти страны в руки никому не известного Государственного комитета по чрезвычайному положению, сокращенно – ГКЧП. Одновременно это самое положение в стране вводилось – указом Президиума Верховного Совета СССР. Временно, до созыва чрезвычайной сессии Верховного Совета. Граждан страны призывали не поддаваться на провокации и заниматься созидательным трудом. Одновременно сообщалось о перестановках в руководстве страны. Свои посты потеряли председатель КГБ Чебриков, министры внутренних дел Власов и обороны – Язов. Их сменили не только известные журналистам, но и совершенно незнакомые люди. К числу последних, например, принадлежал новый председатель КГБ генерал Концевой. А вот генерала Варенникова, возглавившего Министерство обороны, многие журналисты знали.