— Окна моей комнаты выходили на Тбилисский лес. По ночам я искала и высматривала чудовище, живущее в лесу. Конечно, я никогда его не видела, но в детстве веришь всему. Он был моей навязчивой идеей. Я думала о нем день и ночь.
Глаза Зои опустились, и она сказала:
— Я хотела увидеть чудовище. Хотела поговорить с ним и спросить, почему он делал такие ужасные вещи. Мне хотелось узнать, не обидел ли его кто-нибудь, и спросить, почему он был так зол и печален. Я хотела сказать ему, что если он попытается быть милым, если он не будет причинять вреда и не будет есть детей, то люди смогут полюбить его, что он сможет завести друзей. Я хотела сказать ему, что даже если он не похож на всех нас, даже если некоторые считают его уродливым, он таковым не являлся. Но, конечно, я так и не повстречала его.
Зоя вытерла большим пальцем уголки глаз и снова рассмеялась.
— Моя семья смеялась надо мной, когда я обыскивала опушку леса, день и ночь зовя чудовище. Мои братья часто прятались за деревьями и выскакивали, заставляя меня кричать, затем гонялись за мной по лужайке.
Зоя сделала паузу. Она придвинулась ближе, пока ее лоб не прижался к моему. Ее пальцы прошлись по моим шрамам, которые уродовали мое лицо.
— Валентин, для меня ты — чудовище Тбилисского леса. Ты совершал жестокие поступки. Но только взглянув на тебя, на этот ошейник на твоей шее, на шрамы на этом лице, я поняла, что это было потому, что с тобой делали ужасные вещи. Кто-то взял тебя под свой контроль; у этого человека были средства заставить тебя действовать так жестоко, причинить тебе боль и вынудить поверить, что ты зверь. — Ее рука прижалась к моему сердцу. — Я считаю, что это идет вразрез с тем, кто ты есть на самом деле.
— Зоя, — пробормотал я, и она улыбнулась.
Сглотнув, я прижал ладонь к ее щеке и прошептал:
— Ты хоть понимаешь, как сильно облажалась?
Зоя замерла и побледнела.
Я крепко держал ее голову на месте и заявил:
— На самом деле ты родом из Тбилиси, а не из Казрети, как утверждала в течение последних дней.
Зоя выдохнула, затем прерывисто вздохнула. Ее рука на моем лице начала дрожать. Ее кожа похолодела, когда я добавил:
— Заал Костава был из Тбилиси, Грузия. Его семья была убита; все тела были найдены, кроме одного.
Ее голова дернулась, когда она попыталась отодвинуться, но я все еще держал ее в своих больших руках. Глубоко вздохнув, я прохрипел:
— Все, кроме маленькой девочки. Девочки по имени Зоя.
Зоя закрыла глаза.
И я закрыл свои тоже.
Она была сестрой Заала.
Человека, которого мне приказала убить Госпожа.
Глава 14
Зоя
Никогда прежде я не чувствовала, чтобы мое сердце билось так часто. Пока лежала здесь, пойманная в объятия мужчины, которого, как мне казалось, я смогла распознать, мое сердце билось слишком быстро и слишком сильно.
Я чувствовала дрожь своего тела. Чувствовала, как моя кровь стынет в жилах, тщетно пытаясь наполнить мышцы силой.
Кристально-голубые глаза следили за мной, как ястреб следит за своей добычей.
Я ругала себя за свою эмоциональную наивность, за отказ от логики и за совершенно неуместное доверие.
Я попыталась отодвинуться от него, но захват Валентина был слишком сильным.
— Пожалуйста, — пыталась сказать я.
Но слова едва сорвались с моих губ. Я так ошиблась. Дело было вовсе не в ошейнике. Этот человек был бессердечным чудовищем. То, что было в ошейнике, только усиливало черноту, оставлявшую шрамы на его душе.
Я перестала сопротивляться. Лежала так тихо, как только могла. Затем закрыла глаза, представляя счастливое лицо брата Заала. Брата, которого я только что приговорила к смерти.
От горя мое дыхание участилось. А затем весь мой мир взорвался, когда монстр, лежащий рядом со мной, заговорил:
— Ее зовут Инесса.
Я затаила дыхание, мои мысли путались. Кто такая Инесса? Что он имеет в виду?
Затем он продолжил:
— Она моя сестра, хотя с тех пор, как ей исполнилось четыре года, не помнит ни этого факта, ни даже собственного имени.
Я выдохнула. Медленно, пытаясь взять себя в руки. Шок наполнял каждую клеточку моего тела. Мое сердце стало замедлять свой бешеный ритм, когда я поняла, что он доверился мне. Он рассказывал мне о себе.
— Валентин, — тихо сказала я, и мой почти шепот прозвучал, словно крик в мертвой тишине комнаты.
Рука Валентина прижалась к моему затылку, как будто он пытался придвинуть меня ближе настолько, насколько было возможно. Я позволила ему успокоиться от моей близости. Но когда увидела слезу, медленно скользящую по его щетине, мое сердце разорвалось на части.
— Валентин, — это все, что я смогла сказать. Меня поглотила скорбь от теперь уже упавшей на матрас слезы. — Где она сейчас, твоя Инесса?
Хватка Валентина снова стала грубой, но он попытался объяснить:
— Даже не знаю, как объяснить тебе. Ее держат в плену, как и всех нас. Но мужчин тренируют, как бойцов, или, что еще хуже, убийц…
— И тебя? — спросила я. Вопрос слетел с моих губ прежде, чем я смогла его остановить.
Глаза Валентина болезненно закрылись, но он кивнул.
— Да. И меня.
— Но твоя сестра? — подтолкнула я.
Валентин отодвинулся назад. Его руки покинули мой затылок. Однако он взял меня за руку, как и до этого. Нет, не совсем так же. Когда я посмотрела в его глаза, в них не было того, что я видела прежде. Уязвимость, отчаяние и абсолютное поражение сияли в их глубинах.
— Женщин ведут другим путем. Их накачивают наркотиком, который делает их сексуально зависимыми. Они сходят с ума, сгорая изнутри, если мужчина их не трахает, как изголодавшееся животное.
К моему горлу подступила желчь.
— Твоя сестра? С детства?.. — Я замолчала, не желая слышать ответа на свой вопрос.
Валентин отрицательно покачал головой.
— Нет, не с четырехлетнего возраста. С четырех лет ее накачивали другим видом наркотика — наркотиком послушания, чтобы она убиралась и готовила. Это лишало ее индивидуальности, всего, кем она была ранее. Госпожа каждый вечер показывала мне на экране своего устройства Инессу или 152-ую, как гласила татуировка на ее спине. Они не татуировали грудь женщин потому, что цифры портили бы их внешность. Госпожа знала, что я никогда не покину Кровавую Яму без нее. Она также была уверена, что я сделаю все, чтобы вернуть свою сестру. Поэтому она лично обучила меня быть Убийцей.
— Убийцей, — повторила я.
Валентин кивнул.
— Долгие годы Госпожа держала меня в своей личной камере. — Он обвел рукой комнату. — Это точная ее копия. Она обустраивает все камеры одинаково для того, чтобы мы знали, что где находится, дабы сделать пытку намного болезненней.
Лицо Валентина, такое бледное от причиненных себе ран, начало краснеть от гнева при воспоминании о его «Госпоже».
— Мне было двенадцать, когда они забрали нас с Инессой из сиротского приюта. Госпожа сразу распознала связь между нами. Она больная извращенная шлюха, которая знала, что сможет контролировать меня, используя безопасность Инессы. И она делала это. Она и сейчас это делает.
У Валентина тряслись руки. Я знала, что это была ярость, а не страх.
Придвинувшись ближе, я пробежалась подушечкой своего большого пальца по бешено бьющемуся пульсу на его запястье и сказала:
— Ш-ш-ш, успокойся. Всему свое время.
Валентин, к моему удивлению, наклонился вперед и поцеловал меня в щеку. От этого жеста по моей коже пробежал жар. Я увидела, как изогнулась его верхняя губа, и это растопило мое сердце.
— Она мучила меня. Она отделила меня от других мальчиков в двенадцать лет. Одно время у нее был мужчина, с которым она трахалась. Я ненавидел его почти так же сильно, как и ее. У него в комнате тоже была пара мальчиков, запертых в клетке. Его собственные игрушки, которых он мучил и эксплуатировал. Но Госпожа каждый день брала меня к себе в комнату и «демонстрировала», как надо пытать пленника. Первый год был полон боли.
Валентин опустил голову и продолжил:
— Я пытал тебя теми же способами.
Он сглотнул и закончил:
— Черт, Зоя, как ты сможешь меня за это простить?
Я вздрогнула, вспомнив пронзительные удары и боль от шокера, но сохранила самообладание.
— Перспектива, — ответила я. — Моя жизнь была полна трудностей. Когда ты проходишь сквозь грозу, то понимаешь, в перспективе, поведение другого человека, знакомого с теми же серыми облаками. Чувствуешь его отчаяние. Отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки.
Он упивался моей нежной кожей и прекрасным лицом. Затем спросил:
— Ты вообще настоящая?
Я смущенно отпустила глаза, затем фыркнула и рассмеялась.
— Это зависит от того, кого ты спрашиваешь. Зоя Костава — это миф, знаменитая дочь клана Костава, чье тело так и не было найдено. И если ты спросишь жителей Грузии обо мне, то это будет похоже на то, что я больше призрак, чем плоть и кровь.
Валентин провел рукой вниз от моей шеи к талии и сказал:
— Ты реальна для меня.
Я замерла. Я чувствовала, как между нами потрескивает статическая энергия. Напряжение было велико, но мы оба были больны и хрупки. Это было чересчур для нас.
На сегодня.
— Расскажи мне больше, — попросила я, желая продолжить разговор.
— Она причиняла мне боль. Она заставляла меня страдать. Затем перестроила обучение так, что я стал тем, кто управляет болью. Сначала я был счастлив. Я должен был пытать эту грузинскую суку, которая разрушила мою жизнь. Но когда я делал ей больно, то сука наслаждалась, крадя любое удовольствие, которое я мог получить от этих пыток.
Валентин поднял руку и провел ладонью по волосам.
— Затем, когда мне исполнилось четырнадцать, меня стали обучать другим формам пыток. Сексуальным пыткам. — Лицо Валентина побледнело. — Я не буду вдаваться в подробности, но эта чертова сука изнасиловала меня. Она взяла все от моего тела. Она, должно быть, лет на двадцать старше меня. Она просто уложила меня.