рея лежащим на диване. Одежда на нем была грязная, со следами спекшейся крови, костяшки рук сбиты. Подсев к нему на постель, она задумалась, машинально поглаживая спящего по волосам. «Это он во всем виноват, – думала она, – я отдала ему на сохранение конверт, а он не справился. Он предал меня». Если б в этот момент у нее в руке оказался пистолет, она легко спустила бы курок. Через некоторое время Андрей очнулся.
Они молча смотрели друг другу в глаза. «Дорогая девочка, как я устал от всего…» – говорили его. «Скоро все закончится», – говорили ее.
Наташа встала, подошла к окну.
– Тебе надо в душ, смыть с себя всю грязь и кровь. А потом я обработаю твои ушибы, – слегка отстраненным голосом произнесла она.
– Я справлюсь сам, – глухо отозвался он. – Увидимся завтра.
– Завтра я улетаю…
– Я прилечу потом.
– Потом тебя убьют.
– Ты звонила вчера вечером? Извини, что не дождался тебя в баре…
– Не надо… Я не звонила…
– Странно.
– Мне нужен конверт, который я давала тебе для сохранения. Если, конечно, помнишь?
– Помню. Посмотри в среднем ящике письменного стола. Я положил его под бумаги.
– Ящики стола перевернуты вверх дном. Там ничего нет.
– У меня кто-то побывал ночью…
Наташа уронила на подоконник авиабилет, бросила на него флешку:
– Тут все, что тебе нужно. На флешке то, что ты перекачал мне из своего ноутбука неделю назад. Хочешь, используй это, – и тихо ушла.
Отлет в Париж становился теперь не только бессмысленным, но и опасным. Ей казалось, что руки ее в крови, и это видят все. Первый же попавшийся полицейский может арестовать ее и посадить в тюрьму, что равносильно смерти, а то и хуже. Этот журналист Примеров – жалкий, примитивный слабак, он не тот человек, на которого можно положиться в критическую минуту… Но что делать, кто может спасти ее?.. Она вытащила из сумочки мобильник и сделала звонок.
– Алло, – неожиданно отчужденным тоном отозвался Емельянов.
– У меня проблема… случилась беда… нам надо срочно увидеться!.. Ты слышишь меня?..
– Хорошо, я освобожусь через час. Ты знаешь, где меня ждать…
Владимир лежал, зарывшись носом в подушку и едва дышал. «Как, в сущности, хрупка человеческая жизнь, – промелькнуло в воспаленном сознании Наташи. – Душа в нем теплится едва-едва, стоит лишь надавить немного на затылок, и он задохнется во сне…»
Она встала, глядя на широкую спину Емельянова. Он казался ей животным, отвратительным сильным животным, от которого зависела ее судьба. Надо снять с него обувь, пиджак, пусть все выглядит так, будто он мирно прилег отдохнуть. Брезгливо стянув с ног покрытые пылью офицерские туфли сорок пятого размера, она отнесла их в дальний угол комнаты, туда же поставила стул и повесила на спинку пиджак. Во внутреннем кармане пиджака лежал пистолет. Наташа обыскала другие карманы и обнаружила то, чего никак не ожидала найти! Вместе с какими-то бумагами, которые она выложила на стул, выпал еще и конверт, глядя на который кровь прихлынула к голове. Это было то, из-за чего она прошла через муки ада, то, из-за чего, не желая того, убила Патрунову! Это был конверт с изображением танцовщицы, делающей реверанс, в котором хранился чек на предъявителя на три миллиона долларов! Чек, который показывал ей отец, ее чек! Как он оказался у Емельянова? Наташа взяла пистолет, подошла к спящему и приставила дуло к затылку.
– Не надо этого делать, Наташа!
Она вздрогнула и, не оглядываясь, нажала на курок, но пистолет дал осечку.
– Не надо этого делать! – повторил низким голосом Примеров. Он застыл в дверях спальни, взъерошенный, усталый, и серьезно смотрел на нее.
– Уйди с дороги! – Она медленно направила на него пистолет: – Уйди, если хочешь жить!..
– Этот пистолет не выстрелит, он неисправен. Так что можешь не стараться…
– Уйди!..
– Послушай меня, Наташа, не делай глупостей, мне нужно тебе сказать…
Наташа и не хотела слушать, что ей говорит какой-то журналистишка. Глаза ее затуманила пелена. Не видя и не слыша ничего, она нажала на курок.
– Наташа…
Оглушительный выстрел прервал речь Примерова…
Наташа вздрогнула, как от удара током, обмякла и рухнула на пол, забившись в конвульсиях. Пистолет выпал из ее руки…
– И что все это означает? – спокойным тоном обратился к Грише Петров.
– Это означает то, что вы вляпались в очень нехорошую историю и, чтобы выпутаться из нее живыми и, по возможности, здоровыми, должны слушать сюда.
– Ну, слушаем, что дальше?
– Я скажу, что дальше. Если мы будем задавать друг другу много вопросов, то дождемся того, что нас всех здесь прикончат. В подобной ситуации самым правильным и благоразумным будет убраться отсюда подальше. Где-то тут есть подземный ход, который ведет за территорию базы…
– Что-то подобное мы уже встречали на своем жизненном пути, вам так не кажется, коллеги-заключенные? – обводя взглядом товарищей, произнес Примеров и усмехнулся. – Но тебе-то это зачем?
– Значит, есть зачем, раз говорю.
– Ладно, убедил. А этого бройлера белобрысого для чего сюда приволок?
– Я думаю, надо забрать его с собой.
– А на кой он сдался? – вмешался Петров. – Давай оставим его в бункере…
– Да некрасиво как-то, человека в беде бросать.
– Что?.. Тогда тащить его будешь ты, раз так решил.
– Зачем же тащить, сейчас приведем его в чувство, сам, как миленький, пойдет. К тому же у меня к нему имеется пара вопросиков.
Гриша отпустил ногу блондина и, наклонившись, чувствительными шлепками по щекам привел его в сознание. Тот недовольно поморщился, покрутил носом и, глубоко вздохнув, очнулся.
– Тебя как зовут, братан? – низким, с хрипотцой, голосом спросил Миша.
– Сим-сим… – проскулил тот в ответ, испуганно таращась по сторонам.
– Сим-сим?.. Кликуха, что ли?
– Не совсем… я бы сказал, псевдоним.
– Хм. Я спрашиваю, зовут как?
– Макс…сим, Максимом зовут.
– А что пищишь, горло, что ли, болит?
– Нет, голос такой.
– А-а. Ну что, Сим-сим-Максим, жить хочешь?
– Кто ж не хочет?
– А раз хочешь, делай, что скажем, а не то убьем. У нас с такими, как ты, разговор короткий. Понял меня?
– Чего ж не понять?
– Сколько вас здесь, головорезов?
– В смысле старших?
– В смысле вообще.
– Старших… без меня – четверо. Но на сегодня назначен сбор по «форме три».
– Это что? Сходка, что ли?
– Ну, типа того. Отдаем товар покупателю. На базу вызывается ограниченный контингент для обеспечения порядка при осуществлении сделки.
– Какой контингент?
– Дополнительно к нам еще пятеро…
– А что за товар?
– А вот это уже не вашего ума дело…
– Чего?
– Извиняюсь, сорвалось. Просто, если я скажу, меня за это могут привлечь. Информация разглашению не подлежит, а я – человек долга и присягал на верность…
– Человек долга? Нет, вы слышали? Присягал на верность! Кому ты присягал, этому прохвосту Емельянову, что ли, блюсти порядки бандитского сообщества?
– Но-но, мужик, полегче на поворотах.
– Слушай, я сейчас лично сверну тебе безмозглую голову. Вот тогда ты уже точно никому ничего не скажешь. Потому что мертвые не говорят!
– Да я же не отказываюсь говорить! Товар, который мы должны отдать покупателю, м-м… Боеприпасы и оружие. Но у нас об этом не принято распространяться даже среди своих. Так что прошу не ссылаться на меня при случае. Я все равно буду все отрицать.
– Нет, это не бройлер. Это недоразумение какое-то, беглый клоун из цирка…
– Значит, так, – вмешался в разговор Гриша, – сделка – сегодня вечером. У нас есть немного времени, чтобы нейтрализовать имеющихся на базе старших и «встретить» дополнительный контингент, а затем и покупателей…
– Да? Мы такие крутые? А как насчет того, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову? – с иронией спросил Андрей.
– А ты всегда такой благоразумный?
– Да нет…
– Ну, и я о том же…
– Вот слушаю вас и не могу понять, зачем вам это? Сидели бы себе тут тихо, глядишь, и пожили бы еще маленько. А так даже не знаю, как вам помочь? – В дверях, молодцевато подбоченившись, стоял один из старших – круглолицый краснощекий парень с ухмылкой на губах. Он обвел присутствующих насмешливым взглядом и, остановившись на Грише, озабоченно вскинул брови: – Значит, все-таки ошибся я насчет тебя, а жаль. Придется теперь и тебя, и бабу твою из кабака, как бишь ее?.. Та-ая? Обоих – в расход. И зароем в одной могилке, чтобы скучно не было. Кстати, она здесь, мы ее привезли на базу.
Гриша смотрел на круглолицего так, будто разговор его вовсе не касался, хотя внутри у него все похолодело:
– Тая? Жалко девчонку, но мне-то что? Пусть ее родные о ней беспокоятся.
– И то верно. Тебе сейчас о своей шкуре думать надо. А с этой официанточкой ребята немного побалуются, раз ты не против, а потом уже закопают неглубоко, с тобой на пару.
– Закопают, если пупки не развяжутся. – Гриша решительно шагнул к круглолицему.
– А ну стоять! Я с тобой не меряться силой пришел, я пришел казнить тебя. – С этими словами круглолицый вытащил из кармана пистолет, снял с предохранителя и навел его на Гришу: – Давай на выход, руки за голову! Дернешься, получишь пулю.
Гриша послушно направился к двери и, когда поравнялся со своим конвоиром, услышал сзади душераздирающий вопль.
– Ты что делаешь, гад?! – заорал Петров, неожиданно накинувшись на Андрея, он толкнул его так, что тот кубарем покатился в угол комнаты.
Круглолицему достаточно было секунды, чтобы «срисовать» инцидент, но именно этой секунды не хватило ему, чтобы отреагировать на молниеносный выпад Гриши. Ребром ладони бывший десантник выбил пистолет из руки противника, вторым ударом отправил его вслед за Андреем. В падении, однако, круглолицый успел сгруппироваться, сделал кувырок назад и, вскочив на ноги, оказался нос к носу с Андреем. Ближе всех к ним находился Петров. Он подскочил к круглолицему, но тот с разворота нанес удар ногой в солнечное сплетение нападавшему, выбросил правую руку вперед, поймав летящий ему в лицо кулак Андрея, и ударом с левой в челюсть сшиб его с ног. «Тоже левша», – подумал, падая, Андрей.