м из проявлений которого является копрофилия, также давно известен клиницистам. Анальный характер, согласно неоспоримым клиническим данным Фрейда и других, склонен к скупости, упрямству, преувеличенной чистоте, порядку и пунктуальности. Вторым по важности является вопрос о том, надо ли принять классическую интерпретацию, согласно которой эти черты характера являются сублимацией реакции на анальные побуждения, или принять теорию, которую я сформулировал в «Человеке для себя», – эти черты являются проявлением негативного отчуждающего отношения к людям и вещам (в той мере, в какой анальная сфера является одним из главных символов и проявлений такой ориентации). В любом случае анальный характер склонен к обладанию такими качествами. Более того, личность, страдающая копрофилическим извращением, будет не только обладать некоторыми анальными чертами, но и, что более важно, у нее будет подавлена способность любить.
Этот вопрос надо ставить во всех рассуждениях о связи сексуальности и характера. Является ли садистский и анальный характер одним из вариантов личности, которые сами по себе не отличаются по отношениям к ценностям и целесообразности? Или все же анальные садистские черты, даже если их носители хорошо приспособлены к определенному типу общества, являются патологическими с точки зрения идеала {095} – полностью развитой, любящей, независимой и заботливой личности? Ответ очевиден, если разделять веру в эти ценности в том виде, в каком они были сформулированы гуманистической традицией – от Будды и пророков до Спинозы.
Есть ли эти ценности в системе Фрейда? Сложный вопрос. Будучи ученым-естественником, Фрейд старался избегать явных ценностных суждений. Но они проникали в его эволюционную схему, если можно так выразиться, с черного хода. Нормальное и желательное развитие предусматривает полное развитие либидо от первичного нарциссизма до объектного либидо в понятиях способности к независимости и к любви. Для Фрейда регрессия к фиксации на догенитальном уровне является одновременно объяснимой (и потому не является объектом возмущения) и, с другой стороны, свидетельствует о нарушении развития (и потому является патологической и нежелательной). Косвенные ценностные суждения Фрейда выражены у него в эволюционных понятиях и соотносятся с психопатологией. Регрессия к самому раннему уровню развития либидо представляет собой самую патологическую («наихудшую») стадию; достижение верховенства генитального либидо является здоровым (то есть хорошим). В клиническом отношении все выглядит еще проще. Определенный тип тяжелой навязчивости, по теории Фрейда, характеризуется анально-садистской регрессией, и в таких случаях анализ предпринимают с целью помочь пациенту перейти с анально-садистского на генитальный уровень. Анально-садистская регрессия может проявляться и другими симптомами, например трудностями при выполнении работы либо половой импотенцией, или такими чисто характерологическими симптомами, как ригидность или отсутствие спонтанности в поведении. В любом случае психоаналитик будет рассматривать анально-садистскую регрессию как патологическую. Конечно, слабовыраженная анально-садистская регрессия не вызывает таких симптомов и не считается патологической, но лишь потому, что выраженность ее мала, а не потому, что она сама по себе считается здоровой или желательной.
Тот факт, что новая оценка Маркузе реактивации инфантильных стадий прямо противоположна имплицитной системе ценностей Фрейда никоим образом не делает ее неверной; это противоречие заслуживает упоминания только потому, что указывает на один из многих пунктов, в которых постулаты Маркузе находятся в резком противоречии со взглядами Фрейда. В целом, однако, представляется, что Маркузе хочет создать впечатление, будто его рассуждения выросли из системы взглядов Фрейда.
Более важным, нежели сравнение суждений Маркузе с теориями Фрейда, представляется тип переживаний, имеющих место при садомазохистском или копрофильном извращении. Представим себе идеальный случай мужчины-садиста и женщины-мазохистки, чьи садизм и мазохизм соответствуют друг другу настолько полно, что желание, согласие и удовлетворение являются взаимными, а сама природа полового взаимодействия не имеет отношения к аффектации. Два партнера используют друг друга для удовлетворения своих сексуальных желаний, они меняют похоть на похоть и даже, возможно, испытывают благодарность друг к другу за полученное обоюдное удовлетворение. Но в самом акте битья (или получения побоев) каждый партнер остается абсолютно одиноким, а второй партнер используется исключительно как объект. Вероятно, это одна из причин того, что некоторые мужчины ощущают полное удовлетворение от садистского акта, только пользуясь услугами платных проституток. Дело в том, что с ними не надо разыгрывать аффективно окрашенную интимность. Более того, партнеры не желают аффекта, потому что садомазохистское желание по самой своей природе исключает аффективную привязанность и делает ее нежелательной. Объект садиста становится для него неодушевленным предметом, от которого он полностью отчужден погружением в свой нарциссизм; это бесчеловечное отношение, если в его проявлении другое человеческое существо превращается в вещь {097}.
Разница между ситуацией завоевателя и пленного и «свободными, обусловленными половым влечением отношениями» существует (Marcuse, 1966, p. 203), но она относительна. Субъективно чувства завоевателя к его объектам качественно те же, что и в отношении свободно выбранного партнера, то есть это чувства, проистекающие из трансформации живого существа в неодушевленный предмет.
На это можно возразить, что это взаимное использование друг друга является всего лишь простым средством удовлетворения похоти, что характерно и для «нормального» полового акта. Это, конечно, верно, но существует и очень важная, решающая разница. Несмотря на то что генитальная сексуальность не идентична любви, чувственным отношениям между двумя людьми, она, во всяком случае, допускает такие отношения или является их продолжением. Однако садистское извращение по самой своей природе исключает любовь, интимность и уважение.
Иногда садист проникается чувствами после акта. Это может объясняться благодарностью за доставленное удовольствие или тем фактом, что его другое «я» не может выносить действий садистского «я» и что он должен доказать – хотя бы самому себе, – что является все же человеком. Однако в большинстве случаев эта нежность после садистского полового акта является всего лишь проявлением сентиментальности (то есть отчуждением от реальной нежности, от идеи о том, что данный человек хочет или должен чувствовать), и, что интересно, эта нежность чаще встречается у самых брутальных «завоевателей», особенно когда они находятся наедине со своими жертвами.
Садистский половой акт и лежащий в его основе характер являют собой полную противоположность любви и уважению. Род «чистого» садизма, о котором говорит Маркузе, является плодом умствования психоаналитических философов и просто не существует. Не больше света на садизм проливает и утверждение Маркузе о том, что термином «извращение» объединяют «феномены абсолютно разного происхождения», а именно те инстинктивные проявления, которые «несовместимы с подавляющей цивилизацией, особенно с засильем моногамных генитальных отношений» (Marcuse, 1966, p. 203) {098}.
То же самое можно – и должно – сказать в отношении других догенитальных регрессий и извращений. Рассмотрим, например, желание и интерес, основанный на анальном либидо. Является ли анальное либидо всего лишь еще одной формой возбуждения, не имеющего никакого отношения к целостной личности и ее характеру? Определенно нет, согласно Фрейду или психоаналитикам, которые не соглашаются с теорией либидо. Одно из самых плодотворных открытий психоанализа заключается в том, что в осознаваемых чувствах кал ассоциируется с грязью, деньгами и любыми предметами обладания. Анальный характер сильно привязан к этим эквивалентам экскрементов и распознается по этой привязанности.
В простейшем случае анальный характер любит обладание, деньги, собственность и грязь. На самом деле он склонен к обладанию и грязи (последнее не столько в физическом, сколько в психологическом смысле). В более сложных случаях, когда давление культуры или ценности человека несовместимы с жадностью к деньгам или чему бы то ни было еще, человек отрицает такую тягу и принимает другую манеру поведения, совершенно, впрочем, притворную, или демонстрирует ее в сферах, где пропасть между провозглашаемыми ценностями и внутренней тягой не сильно бросается в глаза (например, для таких людей характерна склонность к язвительности в чувствах и речи).
Причины такой аффинности между либидинозной фиксацией и характером были изложены в нескольких гипотезах. Наилучшая из известных была предложена Фрейдом в рамках классического психоанализа. Фрейд предположил, что анальная фиксация вызывается особыми переживаниями в детстве, связанными с функцией выделения и анальной зоной (см.: Freud, 1908b, p. 169). Более того, он наблюдал склонность к порядку, бережливость и упрямство как прямые сублимированные исходы анальных эротических вожделений. Хотя эта теория изящна и подтверждается тем фактом, что язвительные личности часто проявляют особый интерес и выказывают тягу к экскрементам, она (теория) встретила возражения, заключавшиеся в том, что можно встретить множество личностей с анальным характером, в детстве которых не имели место запреты, касающиеся дефекации и подобного. (То же возражение было выдвинуто {099} в отношении орального характера, учитывая наблюдения на людях и эксперименты на животных, согласно которым развитие практически не подвержено влиянию метода вскармливания в раннем детстве.)
В противоположность описанию анального характера как побочного продукта анального подавления я предложил в качестве объяснения формирование «накопительского характера» (Fromm, 1947a, pp. 65–67), которое определяется особенностями отношения личности к окружающему внешнему миру. Я не стану полностью повторять здесь мои рассуждения. Но вкратце коснусь моих данных относительно анальности, изложенных в «Сердце человека» (1964a, pp. 53–55). Я изучал значимость кала и его притягательности в понятиях опыта, приобретаемого человеком во взаимодействии с миром. Кал является продуктом, который в конечном итоге удаляется из организма, так как от него больше нет никакой пользы. (То, что от кала есть польза для почвы, – другой вопрос, не имеющий отношения к чувственному восприятию собственного тела.) Кал есть символ всего, что утратило жизнь (того, что мертво), потому что перестало участвовать в жизненных процессах организма, во всяком случае в процессах, которые ощущаются и осознаются человеком. Кал тем не менее, как показал Фрейд, расценивается детьми как предмет обладания, как предмет собственности. Кал впервые дает маленькому человеку ощущение обладания, в противоположность ощущению бытия, каковое ощущается, например, при акте сосания. Принятие пищи – это процесс, сохраняющий жизнь, а избавление от экскрементов – физиологическая необходимость. Самым отчетливым наслажде