— А остальные? — спросила Юлька.
— Все погибли, — мрачным голосом проговорил дед. — Еще несколько месяцев в тех широтах волны носили по океану трупы в спасательных жилетах.
— Жуть какая, — передернул плечами Славка.
— Я же спать теперь не смогу! — воскликнула Юлька.
Я взглянул на деда. Он с довольной хитрой рожей дохлёбывал свой чай.
Юлька налила нам по второй чашке. Мы не спеша пили, растягивая удовольствие.
— Это всё правда? — спросил Славка деда.
— Конечно, — уверенно ответил дед. — Но самое страшное, что в зоне видимости тонущего Титаника проходил другой большой пароход.
— Да, ладно, — не поверила Юлька. — Почему же он на помощь не пришёл?
— А потому и не пришёл, что радист того парохода после двойной смены спать ушел, а сменщика у него не было. И никто сигнал бедствия не принял. На Титанике начали пускать белые сигнальные ракеты и светить сигнальным прожектором, но на том судне никто не понял, что это за сигналы. И прошли себе спокойненько мимо.
— А как же SOS? — не унималась Юлька. — Три точки, три тире, три точки. Это же все знают. Могли прожектором посигналить.
— Это сейчас все знают. А тогда SOS только лет пять как придумали.
— Представляю, что они чувствовали, замерзая в ледяной воде и видя, как мимо уплывает их спасение, — сказала растроганная Юлька.
— Как оно, в ледяной воде? — спросил меня Славка.
— Не помню, — отрезал я. Мне не хотелось об этом говорить, тем более, что это всё не про меня, а про Пашку. Царство ему небесное. — Нам пора уже, да? — я вопросительно посмотрел на Славку.
Тот замялся, смотря на Юльку.
— Меня уже, наверное, дома потеряли, — намекнул ему еще раз.
— Да. Пора и честь знать, — сказалСлавка, неохотно вставая.
— Можно, я как-нибудь ещё к Вам зайду, дед Терентий, — спросил я, подавая ему руку на прощанье.
— А что ж, приходи, конечно, — разрешил он, пожимая мою руку. — Я только рад буду.
— Спасибо. До свидания.
Славка тоже попрощался, мы вышли в сени. Юлька пошла нас проводить.
— Классный у тебя дед, — сказал я Юльке, обуваясь. — Спасибо за чай. До встречи.
Я вытащил из рукава бушлата свою кроличью ушанку, оделся. Мы вышли на улицу. Вроде, недолго у Юльки просидели, а уже начало смеркаться. Я сунул руки в карманы и случайно нащупал телеграмму.
Я совсем о ней забыл. Вытащив ее, я попытался прочесть. На белом сложенном вдвое бланке были приклеены полосы бумаги с напечатанными строчками. Они были такие бледные, что я с трудом разобрал, что там:
— Приезжаю понедельник 1-28 тчк встречайте вагон 5 тчк Аполлинария, — прочитал я вслух. — И что это?
— Это шифр. Шпионская телеграмма. Где ты её взял? — спросил меня Славка. Я не понял, шутит он или нет. А он продолжал: — Кто такая эта Аполлинария? Таких имен-то нет.
— Хорош придуриваться, Славка, — остановил его я. — Аполлинария — это моя мать. Откуда она приезжает? И где её встречать в понедельник в 1-28?
— Как мать? — искренне удивился Славка. — Тётя Поля не Полина?
— Нет.
— Аполлинария какая-то… — бормотал офигевший Славка.
— Где её встречать? — повторил я свой вопрос.
— На вокзале, — пожал плечами Славка. — Где ж ещё?
— О. А тут что, есть железная дорога поблизости? — удивился я. — А что ж паровозов не слышно?
— Почему не слышно? — возразил мне Славка. — Слышно, просто ты на улице мало находишься. Зимой окна закрыты и не слышно. А летом и в домах слышно при открытых окнах.
Мы дошли до моего дома.
— Отлично погуляли, — сказал я Славке. — Хорошего вечера. Пойду бабуле телеграмму покажу.
Мы попрощались. Я пошел к дому. В ближайшем к крыльцу окне горел свет. Значит бабушка дома. Я разделся в сенях и снял свои дурацкие ботинки. Что-то я уже утомился их туда-сюда расшнуровывать-зашнуровывать.
— Привет, бабуль, — поздоровался я, заходя на кухню. Пахло жареной картошкой. Я снова почувствовал лютый голод и сел за стол. — Как дела? Что нового?
— А что за полдня могло нового случиться? — спокойно ответила она, ставя передо мной большую миску с горячими щами.
О, то, что надо. Хлебушек есть? А вот он, хлебушек, на столе.
— А сметанки? — невинно спросил я, не имея ввиду ничего такого.
— А больше ничего не пожелаете? — с вызовом ответила бабуля и залепила мне ложкой в лоб.
— Не, ну это как вообще понимать? — возмутился я. — Ничего ж не сделал. Сметанки только попросил.
— Где я тебе должна сметанки взять? — оскорбленно огрызнулась бабка.
— А что, нет сметаны? — удивился я. — А что не сказала? Я бы купил. Сегодня как раз в гастроном заходил.
— А что, сметана была? — серьёзно спросила бабушка.
— Я не смотрел, — напрягся я. — А что, могла не быть?
— Понятно, — успокоилась бабуля. — А я уже подумала…
— Неужели сметаны могло не быть? — осторожно спросил я, принимаясь за пустые щи.
— К вечеру в магазинах ничего уже не бывает, — начала терпеливо объяснять бабушка. — Иногда и к обеду уже нет. А сметана вообще через раз по утрам бывает.
— С продуктами тяжко, — подвёл я итог её выступлению. При этом мне вспомнился трёхлитровый бидон, с которым меня посылали когда-то в далеком детстве в магазин за молоком. Насколько я помню, сметана тоже развесная была. Правда, это было в Москве. Здесь, в Мухосранске, конечно снабжение хуже было.
Я быстро управился с щами. А что, вкусные. С голодухи вообще отлично зашли. Бабуля забрала у меня миску и наложила в неё же жареной картошки и поставила на стол ещё одну миску с солеными огурцами.
Я молча всё сожрал. Спрашивать, почему к картошке не прилагалось чего-нибудь мясного, я не рискнул.
Мне захотелось чаю. Просить бабушку было неудобно. Уж чай-то выпускник школы может себе сам набодяжить. Я впервые оглядел внимательно кухню. Плиты ни электрической, ни газовой я не увидел. Готовили здесь на печи, у неё имелись две конфорки. Я подошёл к печи и намеревался взять чайник за железную ручку.
— Куда?! — стукнула меня по руке полотенцем бабуля. — Опять в больницу захотел? Теперь с ожогами?
Да. Что-то я и правда дурканул. Я взял у бабушки полотенце, сложил в несколько раз и поднял с печи чайник. Под ним оказалось отверстие прямо в топку. Я наклонился слегка и заглянул туда. Огня уже не было, но жар оттуда шёл ощутимый. Интересно как.
Я держал в руках чайник. А чашку-то не приготовил, куда наливать?
— Дай чашку, — попросил я бабулю, заодно запоминая, откуда она её достала. Она поставила чашку на стол. Я налил в нее кипятка и поставил чайник обратно на плиту. Он так и будет стоять на плите весь вечер и греться. И никакого термоса не надо. Здорово.
Я не жил в частных домах. Для меня всё здесь было новое и необычное. Рядом на плите стояла кастрюля. Я открыл крышку, прихватив полотенцем ручку. Там варилась каша. Какая-то серая, мелкая. Не рис, не гречка, не перловка и не пшено. Даже не пшеничная. Я такой не видел раньше.
— Что это? — спросил я.
— Ячка, — ухмыляясь и качая головой ответила бабуля. — Ты как с Луны проездом.
— В каком смысле? — не понял я.
— Всему удивляешься.
— Ну, это ненадолго. Скоро все вспомню или привыкну, — пообещал я. — А где у нас заварник?
— Вот, — бабуля махнула рукой в сторону фаянсового оранжевого чайничка с белым орнаментом.
— А варенье есть?
— Тебе еще и варенье? — улыбаясь, изобразила возмущение бабушка. — Может, тебе еще и батон дать?
Я только активно закивал головой. Взял заварник, открыл крышку, сунул туда нос. О, какое блаженство. Никакого ЭрлГрея не надо.
Бабуля поставила передо мной банку. Она была накрыта квадратом из жесткой бумаги, перетянутой кусочком тряпочки. Я размотал всё это хозяйство. Судя по запаху, в банке было вишнёвое варенье. Я сразу представил себе вишнёвые косточки.
— А можно ложечку? — попросил я. Бабуля дала. Я набрал варенья и засунул в рот. Оно было без косточек. Потрясающе. Это ж сколько труда? А сколько терпения?
— И кто косточки из вишни выковыривал? — спросил я, заранее проникшись уважением к этому человеку.
— Как кто? Ты, — усмехаясь, ответила бабуля.
— Да ладно, — не поверил я. — Ты меня, наверное, заставила, — я не мог представить себе, чтобы молодой парнишка добровольно согласился выковыривать косточки из вишни на варенье. — Признавайся. Чем ты меня шантажировала?
— Это ты меня шантажировал! — улыбаясь, ответила бабушка. — Обещал жуков собирать каждый день с картошки, если я тебе варенье вишнёвое сварю. Косточки ты всегда сам выковыривал.
— И что, я собирал жуков? — спросил я.
— Когда же? Лето еще впереди, — хитро подмигнула мне бабуля.
Скорее всего, отработал уже Пашка это варенье. Просто бабушка хочет, чтобы я и следующее лето с жуками боролся. Вот у них тут проблемы.
— А попрыскать картошку ничем нельзя? — с надеждой в голосе спросил я.
— Чем попрыскать? — не поняла бабуля.
— Ну, ядом каким-нибудь, — пояснил я. Но, увидев её округлившиеся глаза, поспешно добавил. — Специальным, для жуков.
Ответа не последовало. Я так понял, что этот вариант даже не рассматривается.
— Хорошо, — сдался я. — Травить не будем. Нужны семена душистого табака. Растёт здесь у кого-нибудь?
— А зачем они?
— Растение получим, которое не любит колорадский жук. Я читал где — то.
— Ну, не знаю. Поспрашиваю.
— Вот и ладненько.
Я наслаждался чаем и батоном, густо намазанным вишневым вареньем. Жизнь, определенно, удалась.
— О, кстати, а где маман? — вспомнил я про телеграмму.
Глава 10
Суббота, 13.02.71 г. Дом Домрацких-Ивлевых.
— В Пермь она уехала, — ответила бабушка, — Аришка опять заболела.
— Аришка это Инкина дочка? Что с ней? — забеспокоился я. — Опять пневмония?
— Не знаю точно. Письмо пришло от Инки, что она на учёбу попасть никак не может, с ребёнком сидит. Мать и поехала.
— Надолго?
— Она на работе отпуск взяла, на две недели поехала.