— А съели карту зачем?
— Чтобы врагу не досталась, — ответил я заговорщицким шёпотом.
— Меня в долю возьмёте? — хитро улыбаясь, спросил Вася.
— Разумеется, — ответил Иван. — С меня поляна. Спасибо.
Мы вышли на улицу. Иван закурил. Мы молча пошли по Первомайской в сторону нашей улицы. Иван явно нервничал.
— Что случилось? — спросил я, думая, что мы что-то упустили или забыли в кабинете Цушко.
— Да вот, всё думаю, успеют мыши до понедельника своё дело сделать или нет?
— Понятия не имею. Если сомневаешься, пошли акт вытащим и сожжём.
— Да Ваську подставлять не хочется.
— Он уже подставился.
— Как?
— Так. Кто угодно мог видеть, что мы с базы поздно вечером выходили.
— Это как раз ерунда. Ну, пригласил он друзей на работу, культурно посидели, потрещали, бухнули. Это нормально. А, вот, если мы туда-сюда ходить начнём, это не нормально.
— Ничего не понял. Ну ладно, тебе виднее.
— Ещё и наган с патронами оставили. Нет, никуда мы больше не пойдём, — решительно сказал Иван.
Когда мы шли по Первомайской мимо большого дома, на забор кинулся со всей дури Винтик и облаял нас. Мы с Иваном от неожиданности шарахнулись от забора подальше.
— Кабыздох хренов! — выругался на него Иван. — Напугал.
— Винтик, Винтик, — начал я миролюбиво подзывать кобеля, подходя к забору. — На вкусняшку.
Я протянул ему через забор сушку. Интересно, будет жрать? Избалован, небось, барскими харчами. Но Винтик с удовольствием сгрыз сушку и высунул нос между досок, вынюхивая ещё угощение. Я отдал ему последнюю сушку, приговаривая:
— Хороший мальчик. Хороший, — даже нос ему потрогал.
— Пошли уже, дрессировщик, — позвал меня Иван.
Мы пошли дальше и вскоре вышли на свою улицу. Я попрощался с Иваном, и мы хотели уже расходиться по домам.
— Ой, а фонарь мой у тебя? — вспомнил я про бабулин трофей.
— Фонарь, фонарь, — повторял Иван, хлопая себя по карманам пальто. — А… Нет фонаря.
Мы смотрели друг на друга. Я засмеялся нервным смехом. Ну, вот как так? Я должен был проконтролировать.
— Вот, чёрт, — Иван стукнул кулаком по ближайшему дереву.
— Где он остался? — спросил я. — Надеюсь, на столе у Васи?
— Нет, в кабинете у Цушко.
— Может, всё-таки, у Васи?
— Нет… Ты мне перчатку отдал. Я фонарь на стул у двери положил, — пытался восстановить в памяти свои действия Иван. — Перчатку надел, дверь кабинета открыл, тебя выпустил, из кабинета вышел и запер его. Нет. Фонарь остался в кабинете на стуле у двери.
— Ну, хорошо, остался. И что делать будем?
— Возвращаться нельзя, — категорично заявил Иван.
— Почему?
— Я тебе уже объяснял. Кто-нибудь нас увидит и запомнит, если мы туда-сюда шастать будем.
— Ну, значит, завтра, — подытожил я.
— Как завтра? — воскликнул начавший паниковать Иван.
— А я не говорил? Цушко просил меня выйти завтра на целый день. Маскарад перед проверяющими устроить, типа я там на полную ставку работаю. Придётся школу прогулять. Приду на базу пораньше, попрошу Васю кабинет мне открыть и фонарик заберу.
— Ну, давай, — согласился Иван. — Попробуй.
— Ладно, давай расходиться, — предложил я. — Утро вечера мудренее.
— Да. Спокойной ночи, — согласился Иван, пожимая мою протянутую руку.
У нас уже все спали. Я тихонько прокрался к себе, стараясь не шуметь. Но то ли бабушка не спала, то ли проснулась.
— Пришёл? — шёпотом спросила она. — Всё нормально?
— Да, да. Всё замечательно, — бодро прошептал, стараясь успокоить её.
— С девчонками гуляли? — настаивала она на подробностях.
— Да, да. С девчонками, — соврал я, решив, что это вызовет меньше расспросов. Странно, но нет — бабуля тут же оживилась.
— За Полянской опять волочишься? — строго спросила она.
Причём тут, вообще, Полянская? Я сел в кровати. Сна как не бывало.
— Может, чайку? — предложил я, надеясь выяснить, что к чему.
— Я спать, — категорично ответила бабуля, обломав все мои надежды разобраться, в чем причины такой неприязни к Дианке, и направилась к себе.
— Ну, ба! — вскочил я и побежал за ней, не собираясь сдаваться. — Что не так с Полянской?
— Всё не так, — буркнула бабушка, уходя к себе. — Держись от неё подальше и всё у тебя будет хорошо.
— Расскажи! — настаивал я, стоя в дверях её спальни.
— Нет. И не проси, — отрезала бабуля. — Рассказала уже один раз.
— И что? — спросил я, начиная терзаться смутными сомнениями.
— Ничего, — проворчала она, укладываясь.
— Ба. Расскажи, — начал ныть я, но это не сработало.
— Нет, — рявкнула на меня бабушка. — Спать иди!
— Ну и ладно. Я у Дианки самой спрошу.
Бабуля тут же села в кровати, пристально глядя на меня. Она молчала. Мне стало жутко.
— Вряд ли она знает, — наконец сказала бабуля. — А может, Оксанка и рассказала детям. Хотя, если бы так, они ему давно сказали бы.
Бабушка рассуждала сама с собой. Наконец, она вспомнила, что я стою рядом.
— Я подумаю над твоей просьбой, — сказала она. — Всё. Иди спать.
Я поплёлся к себе и лёг в постель. Уснул я не сразу. Что такого она мне сказала? И почему теперь жалеет об этом? Ладно. Не скажет она, я мать дожму.
Проснулся я от какой-то возни рядом. Открыв глаза, я увидел, как бабуля сняла с двери вешалку с моим школьным костюмом.
— Что, пора вставать? — пробормотал я спросонья.
— Нет, ещё полчаса, — шёпотом ответила она.
Я перевернулся на другой бок и собрался ещё подремать. Но вспомнил, что мне сегодня надо пораньше на базу фонарь из кабинета Цушко вызволять. Сон тут же как рукой сняло. Я вскочил.
— Ты же в шесть тридцать собирался бегать, — удивлённо глядя на меня сказала бабушка. — Ещё только шесть.
Ох, блин. Ещё же бегать. Я и забыл. А начинать надо. Пашка физической подготовке совсем внимания не уделял. Рабочий день на базе в восемь начинается. Мне надо пораньше минут на десять прийти за фонариком. Но если я в семь пятнадцать с пробежки вернусь, то на базу вовремя не успею. Надо сейчас бежать. Я оделся в домашние штаны и свитер.
— Я пораньше сегодня побегу, — сказал я бабуле. — Наш класс дежурит сегодня, к половине восьмого надо быть.
Тут я обратил внимание на то, чем она занята. А занята она была тем, что, ни много, ни мало, меняла мне рубаху на вешалке со школьным костюмом. Одну голубую рубаху сняла, другую голубую надела на плечики. Рубашки чуть — чуть отличались оттенком.
— Ба. Ты что, мне каждый день рубашку меняешь? — ошарашенно спросил я.
— Конечно, — ответила она как о само собой разумеющемся.
— Блин. А я думал, у меня дальтонизм после травмы развиваться начал.
— Почему? — удивилась бабушка.
— Ну, рубашка то одного оттенка, то другого. Каждое утро разная.
— Ну ты даешь! А спросить ты не мог?
— Волновать не хотел.
— Кого?
— Да вас.
— Чем волновать?
— Что зрение ухудшается.
— Что за глупости? — строго сказала она. — Всегда надо обо всём говорить!
— Ладно. Я побежал.
На душе определённо полегчало. Рано еще слепнуть и садиться на шею бабке с матерью. Ну бабка, ну партизанка! И я тоже хорош — на третий день индеец Соколиный глаз заметил, что в тюрьме нет одной из стен. Тьфу!
На улице было ещё темно. Лёгкий минус. Правильно я шапку надел и варежки. Сначала засомневался, удобно ли будет бегать в ушанке. Но, как говорится, лучше маленький Ташкент, чем большой, огромный Север.
Куда там Славка говорил, он бегает? По Ленина налево до хлебозавода? Ну, попробуем.
Я специально не стал сильно гнать, понимая, что не в той форме. Бежал не спеша, чтобы пульс не зашкаливал. Добежал до Большого моста. Это отсюда Пашка прыгнул. Я остановился на середине и посмотрел вниз. Высоко. Это же до какого отчаяния надо было дойти?
Я побежал дальше. Думая о Пашке, о вчерашнем разговоре с бабулей на ночь глядя.
Возвращаясь назад, уже недалеко от моего дома, я увидел в противоположном конце улицы бегущего мне навстречу Славку. Я перешёл на шаг и дождался его возле своей калитки.
— Не понял, — поравнявшись со мной, Славка остановился. — Ты уже всё?
— Привет. Я сегодня школу пропущу, — поспешил я объясниться. — Скажи, пожалуйста, Юльке и Кириешке, что я сегодня в больницу иду выписываться.
— Что, на целый день? — недоверчиво спросил Славка.
— Нет. Ещё Мишку Кузнецова в больнице навещу, — попытался я переключить внимание Славки.
— А что с Мишкой? — заинтересовано спросил он, поддавшись на мою уловку.
— Ты не в курсе? У него дядька освободился, мать Мишкину в пьяном виде гонять пытался, а Мишка заступаться полез и получил.
— Ох, ничего себе! — воскликнул Славка. Похоже, в школе ещё не знали об этом инциденте. — И что с ним?
— Лицо сильно разбито, возможно, нос сломан. Сегодня схожу, поточнее узнаю.
— Привет от меня ему передавай. Вообще, от всех наших передавай.
— Конечно, передам, — пообещал я.
Мы пожали друг другу руки, Славка побежал на пробежку, а я пошел принимать водные процедуры.
Бабушка уже не спрашивала, зачем я в одних трусах с полотенцем и ведром воды на улицу попёрся. Я в этот раз лил на себя воду не так быстро, как вчера. Ещё и обтёрся как мог. В баню никак не попаду с этой работой и учёбой. В ближайшие выходные опять пролетаю: у нас поход с ночёвкой.
Вернувшись в кухню, я наткнулся на недовольный взгляд бабули.
— Распаренный после бега и холодной водой, — пробурчала она.
— Ну а как? До пробежки обливаться? — спросил я.
— Зачем тебе вообще обливаться?
— Закаляться, — ответил я. — И мыться как-то же надо.
— Нормальные люди в бане моются.
— А, кстати, где у нас ближайшая баня? — решил уточнить я, вытираясь и одеваясь. — И как она работает?
— На Площади напротив библиотеки. С десяти утра до десяти вечера. Понедельник, вторник — выходные. Среда — санитарный день, — доложила бабушка, ставя передо мной миску гречки с молоком.