Я представил, как Никифоровна с её весом порхает по лесенке между стеллажами с тяжеленными ящиками в руках и понял, что Адамыч всё продумал. Когда его нет, отгрузкой будет заниматься Никифоровна, а она возьмёт то, что пониже лежит. И грузчиков очень кстати на базе не было, хотя по штату положено…
Арсений осмотрел ящики. Этикетка гласила, что один ящик упакован пять лет назад, а два других — четыре.
— Вы же смотрите на даты, когда ревизию проводите? — спросил я Потёмкина.
Он промолчал.
— Кто на них смотрит?! — с досадой ответила за него Никифоровна. — Есть, что посчитать, и ладно.
Все молчали. Я вскрыл бутылку из самого первого ящика, которую так и держал в руках. Понюхал. Чай.
— Я так понимаю, — сделал вывод я, — если в ящике или коробке обнаружится хотя бы один муляж, то и всё остальное там тоже муляжи. Нет смысла подменять только один товар из упаковки.
Арсений вскрыл все три ящика. В них тоже оказались подделки.
— Надо вызывать ОБХСС! — решительно сказал он, — дальше будем работать только с ними.
Глава 20
На этом работа встала. Арсений с Никифоровной ушли в кабинет Цушко — звонить в ОБХСС и договариваться о совместной работе. Я, вспомнив о своем обещании бабке, достал словарь французского и принялся учить слова, бормоча их себе под нос. В словаре была транскрипция каждого слова, что существенно облегчало работу, учитывая, что многие гласные звуки во французском формируются из двух и даже трех букв. К счастью, ударение всегда на последнем слоге. Хоть это плюс.
Женщины очень любопытны, так что я не удивился, когда милашка Лиля подошла ко мне посмотреть, чем это таким я тут занят.
— Французский учу, — вздохнул я.
— Шерше ля фам! — игриво сказала Лиля.
Это я понял.
— Постоянно! — ответил ей.
Девушка тут же покраснела, словно не сама со мной и заигрывала. А у меня что-то пропал интерес к французскому, в таком возрасте он ничто на фоне красотки рядом. При этом мысли про Юлю мне совсем не мешали — с ней мы двигаемся такими темпами, что поцелуй в щечку, похоже, самое смелое, что мне светит в ближайшие полгода. За десятки лет прошлой жизни я привык к гораздо большему.
Но тут вернулись Арсений с Никифоровной.
— У них все на выездах, сегодня никак! — объявил наш начальник с некоторой грустью. Видно было, что ему не терпится продолжать, — только завтра смогут к нам присоединиться.
— Раз такое дело, то сейчас все идем на обед, — сказала Никифоровна, — а потом будем расчищать место на складе, где во время проверки будем складывать подделанные товары. Иначе, если их окажется много, потом может возникнуть путаница.
После этого объявления Никифоровна тут же куда-то убежала.
— Ну, что? Куда обедать пойдём? — спросил я.
Влад пожал плечами.
Внезапно дверь открылась, и из нее выглянула Никифоровна.
— Пашка. Подь сюды!
Я зашел внутрь.
— Помоги мне скоренько людей накормить, — попросила она и взяв меня под локоть потащила в свою коморку.
— Конечно. Что делать-то?
— На, пока картошку чисти, — сказала она, ставя на примус кастрюлю с водой.
— Хорошо. Я сейчас вернусь! — пообещал я ей и побежал к нашим.
— Никто никуда не уходит! — крикнул я им, выглянув из дверей. — Скоро обедать будем. Здесь.
Вернувшись, я начистил за несколько минут картошки. Никифоровна одобрительно смотрела на меня и цокала языком, закидывая картошку в кастрюлю. Знала бы она, сколько я этой картошки перечистил! У меня холостяцкий стаж — ого-го!
Через полчаса мы сидели за столом, дружно уплетая варёную картошечку с консервированным крабовым мясом и голубцами. Это все было из банок, разогретых на сковороде на том же примусе.
Я украдкой присматривался к Славке. Мне интересно было, какие впечатления он сегодня получил. Я помню своё удивление, когда мы с Настей вскрывали коробки с консервированными деликатесами. Я-то пожил в двадцать первом веке и видел полки с десятками сортов сыра и колбасы. И то как удивлялся.
Славка сидел тихий и сосредоточенный.
— Что вам ещё проверять досталось, кроме коньяка? — спросил я друга, подсаживаясь к нему поближе, когда Влад с Арсением вышли покурить.
— Много чего, — многозначительно ответил он, взглянув на меня.
И взгляд его мне совсем не понравился. Я ожидал увидеть что угодно: удивление, растерянность, даже зависть. Но увидел ненависть. Лютую классовую ненависть.
Да уж. Это он ещё не знает про спецраспределители для партийной и комсомольской номенклатуры, для которых этот дефицит с базы предназначен.
Лучше Славку сейчас не трогать. Его мир сегодня рухнул, и он увидел другую реальность. Но мне с ним надо обязательно поговорить. Не дай бог он ударится под этим впечатлением в диссидентство. Путь в никуда! Сначала будет страдать из-за того, что его КГБ станет прессовать, потом, когда СССР распадётся, если совесть есть — о том, что помогал его уничтожить. Когда увидит в 90-х доцентов, собирающих бутылки на свалках, ученых, умирающих от голода, больных, оставшихся без лечения из-за отсутствия лекарств в больницах, беженцев, попрошайничающих на вокзалах…
После обеда Никифорова тут же повела всю нашу толпу вместе с Арсением показывать угол склада, заваленный старыми ящиками и какими-то поддонами.
— Вот это место отлично подойдёт, — одобрил Арсений, — расположено удобно, близко ко всем частям базы, не нужно будет ящики далеко таскать, и достаточно просторное.
Никифоровна повернулась ко мне с Мишкой и Славкой, и сказала:
— Тогда, парни ваша задача на сегодня — полностью расчистить этот угол. Ящики и поддоны куда переносить, я вам покажу, будете складывать их во дворе.
Оставшиеся полдня мы втроем непрерывно таскали ящики и поддоны. Арсений, посовещавшись с коллегами и отметив в ведомостях все партии продукции, которые были проверены, опечатал документы, сложил их в кабинете Цушко, после чего комиссия уехала до завтра. Я с грустью провожал взглядом ладную фигурку Лили — ох, хороша же девчонка!
Когда мы закончили выполнять поставленную задачу, была уже половина седьмого. Никифоровна сказала, что на сегодня наша работа закончена и выдала каждому из нас по пять рублей. Славка с Мишкой просияли, получив свой первый заработок, и довольные сразу же побежали по домам. Наверняка, похвастаться перед домашними, мысленно улыбнулся я, показать, какие они добытчики теперь. Я с ними не пошел, сказав, что ещё есть дела на складе и подошёл поговорить к Никифоровной.
— Анна Никифоровна, а здесь какие требования к грузчикам? — завел я разговором с прицелом трудоустроить дядьку Мишки Кузнецова.
— Да какие требования? — усмехнулась она. — Руки-ноги чтобы были и голова трезвая.
— А судимость?
— А ты про кого?
— У одноклассника дядька откинулся пару месяцев назад, с работой туго, а устроиться надо.
— За что сел?
— За убийство, — не стал темнить я, — но, вроде, плохого в заключении не набрался. Татуировок на видных местах нет, блатным жаргоном не козыряет, нормально общается.
Никифоровна с любопытством посмотрела на меня.
— Он мужа сестры зарезал, когда тот белочку словил и за ружьё схватился. Сестру с малым сыном защищал, — пояснил я.
Никифоровна с ещё большим интересом посмотрела на меня все также не говоря ни слова.
— Ну, так бабушка с мамой рассказывали, — развёл руками я.
— Пьёт? — наконец спросила она.
— Понятия не имею, — сознался я. — Могу узнать.
— Узнай, — коротко сказала она, хитро глядя на меня.
Я так понял, что есть шанс его трудоустроить.
— А я?
— Что ты?
— Как бы мне подработать в свободное от школы время?
— А кем?
— Ну, не товароведом же. Могу сторожем, могу грузчиком. Главное — после школы или по воскресеньям.
— Мне сейчас штат укомплектовать надо. По-настоящему, а не как раньше было, — задумчиво произнесла она. — Я буду иметь тебя ввиду, Паша. Если такая работа будет, она твоя.
— Спасибо, Анна Никифоровна.
Я встал, собираясь уходить.
— Подожди. Я сейчас, — остановила она меня.
Наверняка хочет гостинцы моим девчонкам передать. Я вспомнил, с какими приключениями я в прошлый раз её свёрток домой принёс и усмехнулся сам себе.
Никифоровна вскоре вынесла мне почти такой же свёрток, но полегче.
— Передай от меня бабушке, — сказала она, не скрывая своего удовольствия.
— Спасибо от всех нас, — расшаркался я.
— Ладно тебе. Иди, — проводила меня Никифоровна до выхода.
Мы попрощались. Я вышел на улицу и пошёл по Первомайской.
Когда я проходил мимо большого дома, на меня опять кинулся Винтик через забор. Он, опираясь лапами на забор, который был, к слову, с меня высотой, поскуливая и побрёхивая, перебегал за мной следом, опять вставал лапами на забор и бурчал как старый дед. Я остановился.
— Ну, что, скучно тебе? — спросил я и протянул опасливо руку к его морде. Он обнюхал её и лизнул.
— На тебе вкусняшку, — вспомнил я про баранки в кармане.
Люблю собак! Даже тех, с которыми первоначально отношения не сложились. Тут, как и с людьми — недоразумения случаются, но на них дальнейшие отношения строить нельзя.
Пёс сожрал баранку с таким удовольствием и хрустом, что я не удержался и дал ему ещё одну.
— Всё. Хватит, — сказал я твердо и пошёл дальше.
Винтик проводил меня сколько мог, я попрощался с ним как со старым знакомым. Впредь мне лучше мимо этого забора без угощения не проходить — пёсель не поймет.
Очень удачно вышло, что, свернув на свою улицу, я наткнулся на Ивана. А то все мои хлопоты о поиске работы для Мишкиного дядьки пойдут прахом, если его сейчас за поставленные Мишке синяки по новой на зону укатают.
Поздоровались с Иваном, я сразу же напомнил ему про свой вопрос.
— С учетом того, что заявления никто не подал, и приняв во внимание твои уточнения, что пацан сам дядю спровоцировал, поговорили с парнем и семьей и решили дело не возбуждать, — ответил мне Иван.