Приходилось, пока там работал, волей-неволей наблюдать, как каждая работница фабрики, увидев, что пряжа в вязанных заготовках тоннами идёт на свалку, лихорадочно пыталась хоть что-то спасти, домой унести. Но выносить брак не разрешалось. Таскали незаметно, маленькими клубочками в сумках и в карманах. Попавшихся с небольшим количеством пряжи порицали на общем собрании коллектива. А за сумку с клубками можно было под суд попасть. Все всё знали, всё понимали, но азартно играли в игру «Поймай меня, если сможешь!».
Итак, я понимал, что будет дальше — Игнат уверен, что у меня, конечно, нет своего канала для вывоза ворованного. Значит, если обсуждать с ним эту идею дальше, он явно предложит свой. Либо попросит за это накинуть какую-то сумму, либо, чтобы сделать меня своим должником. То есть, мне предлагают поучаствовать в уголовном преступлении — организовать вывоз ворованных материалов для моей лестницы с государственного предприятия. Если поймают, то года на три сесть можно. Блестящие просто перспективы! И это они еще не знают, что Вася-негр, что у них на проходной работает — засланный сотрудник ОБХСС, значит, милиция явно что-то расследует с хищениями на заводе. Но я бы все равно отказался в таком деле участвовать, даже не будь такого интереса со стороны ОБХСС. Не приемлю чистого криминала, и все тут.
— Нет, такой вариант мне никак не подходит! — отказался я, — материалы не такие и редкие — пару труб нужно разного диаметра, по десять и двенадцать сантиметров, уголков пятнадцать штук под ступени, пятнадцать метров проволоки пятимиллиметровой, пятнадцать стоек да одну трехсантиметровую трубу трехметровую на поручень. Может, подскажешь, где все это можно прикупить вне завода?
— Найду, конечно, вариант, но тебе это, сразу скажу, навскидку меньше чем в тридцать рублей не обойдется, — сказал Игнат, — и за свою работу возьму двадцатку. Знаю, что недорого, но мне уж больно интересно такую штуку сделать. Потянешь всю сумму?
— Потяну, куда же денусь! — торговаться я и не пытался. Есть люди, которые обожают торговаться, и это заметно, а есть такие, что злятся при малейшей попытке. Игнат явно относился ко вторым. Попытайся я начать торговаться, дело вообще может сорваться. Оно мне надо? Еще и дед Арист обидится, что он ко мне со всей душой отнесся, с племянником познакомил, а я из-за своей жадности все угробил.
У меня не было иллюзий — за тридцать рублей мне продадут, скорее всего, тот самый утащенный с завода материал. Но я этого знать не буду, и даже при возникновении уголовных проблем у владельца, меня никак к этому делу не привяжешь. Разумеется, если расследование будет вестись по-честному.
Собираясь уже уходить, спросил Игната, можно ли к нему, когда на работе буду, зайти, поглазеть. Он пригласил меня к себе в цех, обещал экскурсию устроить.
Тут я вспомнил про мужика, что создавал маме проблемы.
— Ты не знаком, случайно, с начальником экономического отдела на заводе? Зовут Ахмад, а фамилию не знаю…
— Есть в правлении какой-то чечен. Вижу периодически. А Ахмад он, или нет, не знаю.
— То есть, что за человек, тоже не знаешь?
— Извини. — развёл он руками.
— А что тебе этот Ахмад? — заинтересовался Аристарх.
— Да, мама на него жалуется. Говорит, проходу не даёт.
— Может… — Игнат многозначительно стукнул кулаком себе по ладони.
— Да подождите вы. — остановил его дед. — Нельзя вот так сразу выводы делать. Может, это у матушки твоей тактический ход такой. Может, она не знает, как вам с бабушкой сказать, что за ней мужчина ухаживает.
— А что здесь такого? — не понял я.
— Ну, они привыкли вдвоём с бабушкой жить. Вы с сестрой выросли и почти уже вылетели из гнезда. А если ещё мама замуж выйдет, бабушка совсем одна останется?
Поди ж ты! Нам же с бабушкой та же самая версия в голову тоже пришла! Может, и правда — нет там ничего такого плохого, и у меня может появиться отчим, если этот Ахмад нормальный мужик, просто мама боится с ним отношения развивать?
— Да уж. Ситуация. — пробормотал я, пытаясь просчитать варианты. Эх, ничего не просчитать — банально мало информации!
— Сынок, это жизнь. — грустно сказал Аристарх, положив мне руку на плечо. — Дети уходят из родительского дома. И хорошо, если просто уходят жить в другое место, а не насовсем…
Я вспомнил, как дед в запале кричал Ивану, что у него, кроме Вероники, никого больше нет. Значит, он похоронил и жену, и единственного ребёнка. Какая тяжёлая тема… И как она только выплыла? Не пили же даже!
Я взглянул на Аристарха. Он сидел, задумавшись, но, почувствовав мой взгляд, встрепенулся, посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
— Бабушка у тебя редкой души и воли человек! И поверь мне, одна она не останется.
Ему оставалось только подмигнуть, и я был бы полностью уверен, что он сам к моей бабуле неровно дышит. Ну и дела… А что, и тут надо просчитать варианты. Если и он бабуле моей нравится — то разве можно желать ей лучшего мужа? Рукастый, своих защищает — вон он как тогда с шашкой выскочил на нас с Иваном, к чужим подросткам относится, как к детям родным.
Мы с дедом, наконец, оставили в покое Игната. Выйдя на Площадь, мы тепло попрощались, он пошёл налево к себе в сторону вокзала, а я пошёл направо к себе.
Дома я уже по-другому смотрел на маму. Она вполне способна выкинуть такой фортель: наговорить на человека, чтобы мы с бабушкой сами же и убедили её в том, что она всё неправильно поняла, что он достойный человек и надо обратить на него внимание и присмотреться.
Говорить ни ей, ни бабушке ничего не стал. Сначала посмотрю на этого чеченца. Народ это традиционный, но я точно знал — если сложится с одним из них дружба, то она будет им восприниматься очень серьезно. Это не как у нас, славян — на словах все друзья-друзья, а помочь в тяжелой ситуации бывает и позвать некого. У горцев же дружба — это предельно серьезно, это большая ответственность.
Глава 17
Наконец-то у меня появилось много свободного времени, чтобы заняться строительством! Бабушка, правда, снова попыталась меня остановить под предлогом того, что я буду мешать Аришке, но в этот раз я попытку заставить меня бездельничать решительно пресек:
— Ребенок выздоровел? Выздоровел! Так что немножко шума в состоянии вытерпеть. Если совсем некомфортно, то возьмите санки и погуляйте с малой несколько часиков. А мне работу надо делать, ремонт сам себя не сделает!
Как ни удивительно, но бабушка, которая никогда в карман за словом не лезла, аж оторопела, и, как-то странно на меня посмотрев, больше моей строительной активности не мешала. А у меня аж зуд был — дощечек набрал с разобранных поддонов уйму, давно хотелось заняться обустройством чердака. Первоначально перетащил их побольше на чердак, а потом принялся пилить и сразу же прибивать, перекрывая балки. Ножовка, даром что бэушная, была неплохой — не настолько хорошей, к сожалению, как французская, что у меня была в будущем на даче, но все же пилила вполне неплохо. Пахал без перерыва часа четыре с половиной, проигнорировав и призыв спуститься пообедать — знаю я своих женщин, спустишься покушать, тут же начнут интриговать, чтобы не пустить меня наверх. Тишины, им, понимаешь, хочется! И я же понимал прекрасно, в чем причина такого отношения к моей работе на чердаке — не верила бабка, что я чем-то толковым там занимаюсь. Привыкла, что Пашка больше фантазер, чем работник, и считала, что я занимаюсь баловством. Постучу несколько дней молотком, да и заброшу дело. Ну что же, скоро у кого-то будет большой сюрприз!
Спустился вниз, когда руки с непривычки начали буквально отваливаться, а ладони покрылись мозолями. Ничего, я это тело приведу в порядок! Еще пару месяцев работы над ним — и восемь часов подобной работы только вызовет у меня приятную усталость, а не нынешнее ощущение загнанной лошади.
Вечер прошёл в спокойной обстановке. Интенсивно занимались с бабушкой переводами с французского. Что-то уже начал реально понимать — это радовало.
Утром встал как обычно. Сбегал один на стадион, Славка еще вчера вечером предупредил, что с родителями куда-то с самого утра отправится. В детали он не вдавался, а я его вопросами пытать не стал.
Женщины затеяли большую стирку. После завтрака таскал воду вёдрами много раз. Погода замечательная, солнце уже греет. Воробьи чирикают. Скоро весна!
Скоро пойдём с бабулей по садовым участкам.
И я начну искать клад Цушко!
К обеду все умаялись, меня женщины припахали бельё отжимать. Типа, высохнет быстрее, если хорошо отжать. А то я не знаю!
После обеда весь утомленный женский коллектив рухнул спать. Мне тоже хотелось, но я предпочел вытащить на улицу побольше дощечек, и принялся пилить их по размерам балок — потом буду просто прибивать наверху, дело пойдет быстрее.
А потом мы рискнули все вместе пойти в баню. Я нёс Аришку, бабушка вещи. Мама тащила нашу домашнюю шайку специально для ребёнка. В целом, всё прошло удачно. Можно так и ходить в дальнейшем. Единственное, мне пришлось их долго ждать. Они меня предупредили, чтобы я не торопился. Нет, если бы с пивком и с фисташками ждать, то пожалуйста. А так, мне ещё и от уже знакомой технички досталось, что место долго занимаю. Пришлось выйти и ждать своих в холле.
Вернулись домой разморенные и уставшие. Шевелиться не хотелось. Мы сели вокруг стола на кухне и пили чай.
— Мам, а чем именно тебе Ахмад не нравится? — решил я разъяснить занимавший меня вопрос.
Я застал её врасплох, расслабленной после бани, и, когда я произнёс имя Ахмада, на губах мамы мелькнула едва уловимая улыбка. Ну, так и есть! Дед Арист прав.
Я не удержался и расплылся в улыбке. Манипуляторша…
Мама взглянула на мою довольную физиономию и смущённо заулыбалась. Бабушка сначала переводила взгляд с меня на мать, а потом сама обо всём догадалась.
— Ох, ты ж! — воскликнула она. — Надеюсь, ты не планируешь его к нам приводить? Здесь и так тесно!