В другое время обязательно бы на чай его заманили с вареньем, но, едва он увидел переполох вокруг Аришки, как решительно отказался отвлекать женщин от лечения малой.
Попрощавшись с ним, я принялся перетаскивать ступеньки к лестнице, ловко лавируя между веревками с мокрым бельем. Как человек опытный, я специально оговорил с Игнатом, чтобы он насверлил в уголках побольше дырок под шурупы. Шуруповерта у меня не было, конечно, но в ситуации, когда в уголках отверстия уже есть, можно работать и вручную. Ручной дрелью с тонким сверлом сделать отверстие, чтобы шуруп лучше лез, и вперед, работать дальше при помощи отвертки. Что хорошо — практически бесшумная работа, был бы шум, никто бы мне не позволил сейчас все делать.
Все доделать не успел — отвертка стала валиться из рук после вчерашнего недосыпа. Второе дыхание какое-то время продержалось, но бесконечным не было. Натаскал воды про запас и лег спать, попросив бабушку разбудить на полчаса раньше, чем обычно. Вот в эти утренние полчаса лестницу целиком и завершил.
Малой было полегче — дрыхла. Я с удовлетворением отошел в сторону и осмотрел готовое изделие. Перила, конечно, нужно будет покрасить, нержавейку мне тут не найти под страхом смертной казни, но все остальное смотрелось очень даже неплохо, даже по сравнению с винтовыми лестницами из двадцать первого века. Осталось лаком вскрыть, но это я буду делать разом — займусь и лестницей, и отделкой наверху. Пару дней мне понадобится на несколько слоев, и на это время всех нужно будет отселить. Ясно, что сейчас, когда малая болеет, это сделать нереально.
— Надо же, как красиво! — одобрила лестницу и бабушка, неслышно подойдя сзади, — безопасно по ней карабкаться?
— Да, вполне! — порадовавшись похвале, сказал я, — хочешь опробовать?
— Нет, пожалуй, поживу еще! — ответила бабуля, — старовата уже так рисковать.
Да уж, нынешнее представление о возрасте меня просто вырубало. Да она всего на пару лет старше меня на момент, когда я склеил ласты. А я спокойно, не скажу, что козликом, скакал по такой лестнице на даче, но достаточно уверенно ею пользовался. Главный секрет — не ходить по ней сонным. А то очень быстро внизу окажешься, ребрами ступеньки пересчитав, и не поймешь, как оно так оказалось. Но в 1971 году все иначе. Человеку шестьдесят, или под шестьдесят, а он уже твердит — я старик, я свое отжил, вот вы теперь коммунизм будете строить, а я уже все… Ну ладно, я уже к этому немного привык хоть. Так что не стал горячо, как раньше, убеждать бабушку, что в ее годы она еще о-го-го — все равно она к этому с юмором относится, а просто сказал:
— Ну, как знаешь!
И рванул по привычному маршруту — пробежка и стадион. Вот только не пробежал я и ста метров, как дорогу мне преградили двое, ловко выскочив из переулка. Сразу узнал — братья Зауровы!
Оглянулся — сзади уже стоял Васька. Дорога узкая, не проскочу мимо него, несмотря на то, что бегаю наверняка намного быстрее, чем эти мужики за тридцать.
— Ну что, стукачок! — ласково сказал один из братьев, доставая финку из кармана легкого пальто, — добегался?
Глава 13
По сути, выбора мне уголовники и Васька не оставили — загнали не в прямом, но фигуральном смысле слова в угол. На улице еще сумерки, их никто даже опознать потом не сможет, если позволить им меня убить. Ну что же, в угол, значит в угол. Убивать собрались, значит. Не знают, что ли, что в такой позиции противник, который не готов безропотно принять смерть, становится очень опасен — терять-то нечего!
Когда я бегал, то брал не ломик, а топор — он неплохо помещался в приделанную петельку легонького старого пальто слева. Старая добрая классика — в точности как у Раскольникова. Пальто полу расстегнуто, чтобы не было слишком жарко, топор достать я могу за доли секунды, просто скользнув рукой за пазуху. Но пока что стою и молчу.
Ходил как-то на тренинги по выживанию в экстремальных ситуациях — не по своей инициативе, нам фирма всем проплатила, после того как одного из аудиторов застрелили ночью на улице. Люди начали увольняться, вот боссы и решили нас подбодрить таким образом. Сотрудники, конечно, отнеслись к этому скептически — ясно было, что убили нашего коллегу не случайные люди, а наемные убийцы, и что-то сомнительно, что несколько дней тренинга помогут в будущем защититься от усилий профессионалов по нашей ликвидации. Но я лично не пожалел, что сходил — тертый профессионал лет сорока работал с нами обстоятельно, говорил так доходчиво, что все отпечатывалось прямо в мозгу. Описывал и подобные случаи, когда нападает криминал, а не профессионалы.
В полном соответствии с его рекомендациями я не собирался действовать. Причина проста — они давались для России двадцать первого века. Он рекомендовал начать орать, бить стекла в соседних домах, чтобы привлечь внимание обывателей. Сказал, что на простые крики никто может не выйти, а вот если окошечко на осколки разлетится — то выскочат наружу как миленькие. Не могла мне пригодиться и рекомендация бить по машинам, чтобы сработала сигнализация, и автовладельцы заволновались о судьбе своих авто. Их просто не было на улице как таковых. Ни авто, ни тем более авто с громкой сигнализацией.
Но шуметь я не собирался и по другой причине — а вдруг, я, обороняясь, убью одного из нападающих? В России двадцать первого века еще можно попытаться заставить следствие, суд или прокуратуру ввести в действие положение о самообороне и спастись от тюрьмы. Но что я точно знал о СССР, что тут такой фигней никто не балуется — если убил кого-то, по любой причине, ты обязательно будешь сидеть в тюрьме. Единственное исключение — если окажешься клиентом психушки, тогда ты будешь сидеть не в тюрьме, а в психушке. Хрен редьки не слаще, в психушке могут реально психику сдвинуть при помощи сильнодействующих препаратов, которыми будут тебя пичкать. Да и процедуры определения псих ты или нет, очень жесткие в СССР. Вплоть до того, что могут сильнодействующими наркотиками накачать, чтобы не мог притворяться и раскололся.
Так что, если я кого сейчас грохну — у меня только один путь, бежать отсюда и делать вид, что меня никогда тут и не было. Пусть ищут, пусть доказывают, если найдут. Шанс избежать проблем и тюрьмы критически выше, чем если остаться возле убитого и говорить потом, что он первый начал. Вот, к примеру, тот же Иван, от которого будут требовать раскрыть это убийство — даже если он догадается, что это я убил, будет ли он стремиться меня арестовать после всего, не совсем легального, что мы вместе творили? Да он лучше предпочтет получать взыскания за висяк, чем препирать меня к стене, арестовывая. Мало ли я захочу скостить срок, сообщив следствию о подкинутом Цушко нагане и об утаенных неким милиционером деньгах, поделенных со мной пополам?
Но была у инструктора и стратегия для менее тяжких случаев, небольших конфликтов со всякой гопотой. Когда все на грани, и есть шанс мирно разойтись краями. Вот ею я и собирался воспользоваться. Он говорил в таких случаях молчать, стоять и засовывать руку в карман — намекая, что там у тебя что-то есть опасное. Молчаливый противник нервирует, человек, что стоит, а не идет, как лох, к гопоте, по ее требованию, лохом больше не выглядит. И проверять мало охоты, что там у него в мерзком карманце? А если пистолет — и тогда любимые дети улицы полягут на ней же с простреленными головами? Не для того их маменька рожала, ох, не для того!
Ни хрена эта стратегия не сработала, конечно. Все верно, не для того разработанная стратегия и не должна работать. Зауровы не отвернули, когда я молча сунул руку за пазуху, нащупывая ручку топора.
— Молчишь, от страха обделался? — презрительно сказал второй брат, тот, что недавно следил за мной практически в открытую, — ищешь денежки, чтобы откупиться? Напрасно, пацан, мы тебя кончать сейчас будем! Не из-за денег мы здесь!
Сзади меня чавкнула грязь, и я, выхватив топор, не глядя ударил им за спину, на звук. Васька охнул за моей спиной, а я, не сводя глаз с Зауровых, сделал полуоборот, чтобы видеть и его тоже. Незадачливого Ваську, решившего подобраться ко мне по весенней распутице бесшумно, я обнаружил живым, что меня порадовало, но на коленях — он стоял, зажимая руками лицо. Бросил взгляд и на топор — на лезвии крови не было. Похоже, просто задел обухом по лицу. Болевой шок, может, нос сломан или скула проломлена. Ничего фатального.
Вот теперь Зауровы начали воспринимать меня серьезнее. Намного серьезнее. А я по-прежнему молчал. И никуда не убегал, хотя теперь и мог — дорога была расчищена. И они начали отчетливо понимать, почему. Не дурные. Может, они и плохо учились в школе, и на пороге университета отродясь не появлялись, но тюремные университеты прошли и поняли, что я готов их убивать. Вот прямо здесь и сейчас. Не отступлю. И не хочу, чтобы этому были какие-то свидетели.
Финки против топора… уже подбитый мной совсем небрежным движением Васька. Что могло быть удачей, как оно и было, а могло быть и результатом прекрасного владения топором. Мало ли у меня папаша плотник или лесоруб, и меня все детство натаскивал с инструментом обращаться. Сомневаюсь, что бандиты прям много информации обо мне собирали, чтобы знать, что я при женщинах рос, и безотцовщина. Не такого они уровня птицы, чтобы быть столь дотошными, да и вряд ли хотели, чтоб потом кто-то вспомнил о том, что они об убитом расспрашивали много, когда он еще на стадион на своих двоих бегал.
И осталось их двое, а не трое, как было в начале. Не то, чтобы они имели какие-то надежды на Васькину помощь, нет, они прекрасно понимали, что он товарищ во всех смыслах этого слова ненадежный. Но все же трое — это подавляющее преимущество, а двое — уже зыбкое. Но даже сейчас они могли еще наброситься на меня, поскольку перед ними стоял всего лишь шестнадцатилетний пацан, хоть и с топором. Решающим фактором стала простая случайность — в соседнем дворе неожиданно хлопнула дверь и раздался яростный собачий лай. Уж не знаю, что там соседского пса так взбесило, но его лай сработал как своеобразный тумблер, разом переключив ситуацию.