Галия пошла на завод, я в школу. После уроков собрались в актовом зале. Целая толпа мелких одноклассниц Норки Беловой бегала, резвясь, с визгами между рядами.
Вета и Диана были тут же. Тимур сам с собой репетировал на сцене свой доклад, читая по бумажке. Кстати, я его даже не видел. Что он там понаписал, интересно.
Мы со Славкой трудились со своими самодельными маракасами из банок от кофейного напитка. Подбирали ритм.
Когда в зал вошли Игорь Иванович, Кириешка и завуч, все притихли.
Больше всего директора волновал доклад Тимура, с него и начали.
К моему удивлению, доклад был вполне себе неплохой. А уж как директор удивился! Когда Тимур приступил к докладу, у него глаза были очень уж настороженными. А после он искренне порадовался за своего прежде бестолкового ученика.
Затем выступили мы со своим шумовым квартетом. После единственной репетиции получилось так себе, но директор сказал, что своё название «Шумовой квартет» мы вполне оправдали.
Затем пришёл черёд мелких девчонок и Веты. Она стояла сзади и руководила всем процессом, отдавая команды, чтобы обеспечить синхронность.
Заиграла мелодия «Катюши», малые начали движение, а Норка запела:
— Разлетались головы и туши.
Господи! Что это она поёт?!
— Дрожь колотит немца за рекой.
— продолжала Норка.
Эта наша русская «Катюша»
Немчуре поёт за упокой.
Расскажи, как песню заводила
Расскажи про «Катины» дела
Про того, которого лупила
Про того, чьи кости разнесла
Все мы любим душеньку «Катюшу»
Все мы любим как она поёт
Из врага выматывает душу
А друзьям отвагу придает!
Отряд малолеток отработал свою часть представления великолепно. Надо отдать должное Ветке, из неё получится неплохой педагог, вон как выдрессировала детей. Мы с парнями аплодировали стоя. Встал и директор.
— Нда, слова песни очень оригинальные. — проговорил он. — Но не лучше ли придерживаться классического варианта? — спросил он, обращаясь к коллегам.
— Мне понравились новые слова, но для официального выступления, боюсь, они не годятся. — сказала Кириешка, еле сдерживая улыбку.
Завуч кивнула, соглашаясь с ней.
Так что комиссия немедленно постановила вернуться к оригинальному тексту произведения.
Ну а так — нас похвалили, и вполне искренне. Видимо, никак не ожидали, что все будет в почти готовом виде, и выглядеть вполне пристойно.
Когда учителя ушли, я вышел на сцену и сказал:
— Ну, что кому и как делать — нам сказали. Следующую репетицию проведем числа шестого мая. Да, точно — шестого. Постарайтесь быть в максимальной готовности, чтобы больше репетировать не пришлось, и мы без дальнейших репетиций девятого мая могли порадовать своим выступлением наших ветеранов!
Пришел на работу — там все было относительно тихо. Собственно, я один и оказался в бухгалтерии, главбуха и Изольды не было. Даже удивительно, учитывая ситуацию на заводе — или они прямо сейчас в комиссии работают? Но только я сел за свои путевые листы, и поработал вдумчиво минут десять, как в бухгалтерию ворвалась смутно знакомая женщина из отдела кадров.
— А где главбух, Изольда? — спросила она меня.
— Да сам не знаю, только из школы пришел! — ответил я, пытаясь прикинуться ветошью. А то знаю я такие визиты — напрягут какой-нибудь лишней работой. Авось школьника трогать не будут.
— Эх, а там такое! — расстроенно сказала она, явно очень хотелось ей что-то сказать.
Моя чуйка сказала мне, что она без поручения для бухгалтерии пришла, а просто чтобы поделиться какой-то горячей новостью с подругами, и я осмелел:
— А что, собственно, произошло?
— Да там человека заваренного нашли! — радостно выложила она.
— Как это — заваренного? — не понял я.
— Ну там двери эти в подземельях заваривали, а за ними человек оказался, какой-то работяга. Вот сейчас услышали, как он в дверь бьется, и ее автогеном режут.
Я решил, что новость достаточно интересная, чтобы отложить работу на потом. Не волк, в лес не убежит. И что это там у нас за такой подземный сиделец нарисовался?
Женщина из кадров даже любезно провела меня на место происшествия. Впрочем, с этим она могла не затрудняться — едва я вышел из здания, как заметил вдали огромную толпу около второго цеха. Не только я счел новость достаточно интересной, чтобы пойти поглазеть на процесс вызволения узника подземелья!
Аккуратно прошел сквозь толпу, заметил Игната. Подошел к нему, поздоровался.
— Там милиция уже вся в радостном нетерпении, готовится принимать этого подземного путешественника, — сам сказал он, и спрашивать ничего не пришлось, — чуют, что неспроста он бродил там так далеко, что даже не слышал, как двери заваривают.
— Это с момента, как двери заваривали, уже сколько прошло? Почти два дня? — попытался прикинуть я.
— Ага! — подтвердил Игнат, — небось жрать и пить хочет как не в себя. Будут менты поумнее, обменяют еду и питье на показания.
— Ну, должны по идее сообразить, да! — согласился я с ним.
— Вроде и злиться должен на них, что в камере посидел, и репутацию подорвали, а не могу! — пожаловался мне Игнат, — оговорил меня Митрофан, собака, так что это его вина. А им даже благодарен, что разобрались и выпустили. А могли в один совок со всем мусором смести!
— Так что, может, раз такое дело и на заводе останешься? — спросил его, — тебя тут ценят, раз малосемейку дали.
— Не останусь! — вздохнул Игнат, — все время кажется, что люди пальцем показывают на меня и шушукаются, когда я поодаль, что тоже могу быть во всем этом замешан. Мне легче будет, если в новое место приеду. А малосемейку мне везде дадут, хороший непьющий сварщик везде очень нужен!
Через несколько минут по толпе прошли шепотки. Мы с Игнатом прислушались.
— Перестали резать, а потом дверь петлями заскрипела. Достали его! — делились в толпе свежей информацией.
А минут через пятнадцать мы увидели и виновника всей этой суеты. Его вывели из подземелья, заботливо поддерживая под руки. И по сиявшим лицам милиционеров, что его вели, я понял, что вода и еда досталась мужику не сразу. Что-то он милиции явно интересное сообщил!
— Федор это наш, — сказал Игнат, — вечно возле Кандыбы ошивался вместо работы. Чую я, будут новые аресты!
Глава 12
Федор сидел в кабинете для допросов в отделении милиции. Перед ним стоял графин с водой и стакан, из которого Федор постоянно отхлебывал. Это был уже второй графин. Рабочий все никак не мог напиться после двухдневного скитания по подземельям и чудесного вызволения пару часов назад. Повезло, что кто-то услышал его стук и крики.
А еще Федор все время говорил. Почти не останавливаясь. Про махинации с железом. Про Кандыбу. Про то, как сам участвовал. Ему было уже все равно. Главное, чтобы не убирали графин. Чтобы он мог пить и дальше эту чудесную и такую вкусную воду.
— Кандыба у нас был за главного, — объяснял, уже наверное по третьему кругу, рабочий схему сотруднику ОБХСС. — Общался он со всеми только через меня. Другие не знали, что Кандыба замешан. Только зам его узнал случайно, догадался. Но Кандыба ему пригрозил чем-то, так что тот молчал и делал вид, что ничего не происходит. Компромат на того у начальника цеха очень сильный какой-то. Так что кроме нас двоих, никто не знал, что Кандыба главный. С кем Кандыба дела вел и кому продавал железо, я не знаю. Он не говорил. Но это точно кто-то не из нашего города, я думаю. Кандыба всегда день или два брал за свой счет, когда партия товара накапливалась, и надо было все дела с доставкой и продажей уладить…
Федор все говорил, говорил, начиная все чаще повторяться. Ему казалось очень важным рассказать милиции как можно больше. Может это повлияет на его срок, может, поменьше дадут.
Спустя еще какое-то время сотрудник ОБХСС прервал Федора, поблагодарив его за содействие и позвал милиционера, чтобы тот проводил рабочего в камеру. Графин ему с собой взять не разрешили, но воду пообещали приносить по первому требованию. Идя по коридору, Федор посмотрел в окно и увидел, как из подъехавшего к отделению милицейского УАЗика выводят в наручниках начальника цеха. Рабочий вдруг понял, что больше не боится ни его, ни тюрьмы, он вообще ничего особо не чувствует, кроме жажды и голода. Два дня под землей напрочь отбили обычные эмоции.
После работы зашел за Галией, и мы пошли вместе к ней домой за вещами. Вид у девушки был решительный. Я переубедить ее не пытался, просто поговорили еще раз обо всей этой ситуации. Пусть принимает решение самостоятельно. Такой опыт в жизни тоже важен. Да и для родителей ее будет полезно в плане осознания того, что дети выросли и с ними надо считаться, особенно для матери это важно будет уяснить.
Галия упрямо поджимала губы, желваки играли. Явно представляла себе предстоящий дома разговор с матерью и ещё больше заводилась. Открыла дверь в квартиру она своими ключами. Молча кивнула, здороваясь с вышедшими в прихожую родителями и хотела уже пройти в одну из комнат. Я тоже поздоровался и спокойно ждал на месте. Мать Галии, очевидно, решила играть в нападении, сразу перейдя на крик и не дав дочери даже с места сдвинуться:
— Ты что удумала, дочка? Это ж какой позор! Что люди скажут? Чуяло мое сердце, что нельзя тебе с этим прохиндеем связываться! — Оксана обвиняюще ткнула пальцем в мою сторону.
— Прекрати немедленно! — вдруг рявкнул на жену Загит. — Мы же ночью уже обсудили все. Опять началось?!
Оксана осеклась и недовольно посмотрела на мужа. Но возражать ему не стала. Видимо, разговор действительно у них получился жесткий.
Галия спокойно посмотрела на мать, совершенно не удивляясь ее реакции, и ответила:
— Никакого позора, опять ты себе лишнего придумала! Я переезжаю к подруге. Уже договорилась с ней, меня там ждут. А Паша просто помогает мне вещи перенести. Так что можешь не переживать. Ничего люди говорить не будут.