— Да, нет. Консервы разные. — ответил он безразлично.
— Консервы — это хорошо. — ответил я, и уставился в окно.
День был тяжёлый, но голосовые связки выдержали. И встречали меня везде доброжелательно. На кукольной фабрике особо позабавило, как комсорг язвой прикидывалась, но на деле меня откровенно клеила. На что она рассчитывала? Что я кольцо с пальца сниму, и после своих лекций вместо возвращения в Москву поеду к ней знакомиться? Или просто технику свою совершенствует по подкату к парням?
Не заметил, как задремал.
Бейрут.
Засыпая, Фирдаус с радостью и облегчением думал, что Диана пришлась ко двору в доме его родителей.
— Шикарная. — только увидев её в аэропорту заявил Амаль. — Поздравляю, брат!
— Глаза у неё, для женщины, слишком умные. — усмехнулся отец, с иронией глядя на сына.
— Скромная девушка. — одобрительно заметила мать, — но сразу видно, с характером.
Мать у него и у самого была с характером, так что, видимо, знала, что говорила. Хотя пока что он этого характера и не заметил особо — все у них было так тихо и спокойно! И матери очень понравилось, когда Фирдаус рассказал ей, что ее французские духи Дине понравились. И то, что она согласилась, что ее будут Диной звать, а не Дианой. Хотя Дианы тоже встречались в Ливане, но имя это все же французское. Имя Дина как-то, с ее точки зрения, этой советской девушке больше подходило.
Осталось только сказать Диане, что в этот приезд свадьбы не будет. А ей почему-то так важно, чтобы они поженились по всем правилам: и по советским, и по ливанским.
— Приехали. Просыпаемся! — раздалось у меня над ухом.
— Во меня разморило. — заторможенно огляделся я. — Спасибо, Василич.
— Подарки забирай. — напомнил он мне, кивнув на заднее сиденье.
— Опять все?
— Все.
— Ну, конфеты хоть давай поделим. — обескураженно предложил я.
— Иди уже, давай! Я же тебе сказал: в конце возьму. — отказался Сковородка, накладывая мне на коробку с конфетами, которую я так и держал в руках, свертки, коробки, а сверху водрузил сундук-шкатулку.
— Вперёд! — хохотнул он вешая мне мой портфель на один палец. — Не споткнись.
— Дверь хоть в подъезд открой. — попросил я и потащил свою добычу домой.
Дверь в подъезд он мне открыл. Мы попрощались, а на третий этаж мне пришлось тащиться пешком, потому что лифт я вызвать не смог: руки заняты. В следующий раз надо пару авосек с собой взять, чтобы вот так не тащить, в руках. В прошлый раз все было пристойно — свертки поменьше были, не такие габаритные, и почти одинаковые по размеру.
Развернувшись спиной, постучал пяткой в дверь и вскоре меня впустила домой ошарашенная моим видом жена.
— Ого!.. — только и смогла вымолвить она.
— Шкатулку снимай. А то еще свалится, расколется. Жалко будет.
Остальное отволок на кухню и пошёл раздеваться. Галия с любопытством начала распаковывать в свете свечи мои трофеи. Снова конфеты, консервы из Венгрии и Болгарии.
— Надо начальнику отложить. — сказал я. — Буду выходной, отвезу ему.
Галия помогла мне собрать одну коробку для Константина Сергеевича, и мы припрятали ее в высокий узкий шкаф, который мы называли между собой «колонкой».
— Где наша влюбленная парочка? — поинтересовался я у жены.
— Лёша Свету в театр повёл. — ответила она, накладывая мне сырников, и загадочно улыбнулась.
— Ну, хорошо. А то я пацану соседскому обещал зайти к ним, с дедом познакомиться.
— А, конечно, сходи. Конфет возьми! — Галия тут же начала сворачивать кулёк из газеты. — А мы сегодня на мебельной фабрике были…
— О, прекрасно. Выбрали?
— Выбрали и даже купили. Завтра уже привезут. — радостно сообщила жена. — Только сборщики в субботу будут. Анна Аркадьевна с ними сама договаривалась, в цех с нами ходила.
В субботу, так в субботу. Я хоть дома буду и проконтролирую.
— Денег, главное, хватило? — спросил я.
— Хватило. Я и диван там присмотрела. Надо будет купить, как деньги появятся.
— Конечно, дорогая, всё купим. Но, сначала, холодильник. Весна скоро.
Галия отсыпала мне кулёк конфет, и я пошёл в сорок пятую квартиру в соседний подъезд.
Звонка не было. Постучал. Ничего. Ещё постучал. Вместо нужной мне двери открылась соседняя.
— Что, не открывают? — зыркнула на меня вчерашняя знакомая Шура. — Сильнее стучи, глухой он.
— Кто, Родька?
— Какой Родька? Дед глухой. Родька твой, небось, на улице шляется.
— Ничего я не глухой. — открылась, наконец, нужная мне дверь. — Ну, чего ты напраслину наговариваешь человеку? — он посмотрел мне прямо в глаза. — В сортир уже нельзя зайти…
— Здравствуйте. — улыбнулся я как можно шире. — А я к вам.
Протянул ему кулёк с конфетами, и пока он соображал, что со мной делать, проскользнул в квартиру.
Растерянный дед передал зачем-то кулёк Шуре и рукой показал мне проходить на кухню. Снял сапоги и прошёл в практически пустую кухню. Стол, плита, один табурет и ещё один стол-тумба. Всё видавшее виды. Штор на окнах нет. Дед и Шура прошли за мной в кухню и вопросительно уставились на меня.
— Меня Павел зовут. Я в соседнем подъезде живу. — улыбаясь, чтобы разрядить обстановку, представился я. — С парнишкой вашим подружился. Он хороший…
Шура выразительно хмыкнула при этих словах, села на единственный табурет и на автомате развернула мой кулёк, который так и держала в руках. Дед же шикнул на неё тихонько.
— Все в его возрасте шалят, это нормально. — сказал я, глядя на Шуру, которая взяла из кулька одну конфету и протянула кулёк деду. Ну, повезло, орала она в прошлый раз громко, конечно, но, похоже, чужого ей не надо. А то уже думал, что снова придется за конфетами идти, чтобы пацана угостить.
Деду было не до конфет, он сильно волновался.
— У Родьки ум пытливый и энергии много, его просто в мирное русло направить надо. Я собственно, что пришёл, он мне какие-то ужасы нарассказывал, что у него мамы нет, бабушка умерла, папу за рубеж служить услали… — я вопросительно смотрел на деда. Тот молчал, глядя в окно. — Так это правда?
— Что матери нет и бабушка умерла правда. — ответила за деда Шура.
— А отец?
— И отец за рубежом служит. — кивнула она.
— Сочувствую. — тихо проговорил я, глядя на деда. — Как вас зовут?
— Андрей Егорович. — буркнул он.
— Андрей Егорович, если какая помощь нужна, с Родькой позаниматься там, не знаю… Любая помощь. Мы с женой в соседнем подъезде, квартира восемьдесят один, и всегда готовы помочь.
Дед посмотрел на меня удивлённо. Думал, похоже, что жаловаться на внука буду.
— Я ему про авиамодели рассказывал, он заинтересовался очень. Через полторы недели я посвободнее буду, приглашу его к себе. Вы не против? И сами заходите, я вас с женой познакомлю.
Дед что-то невнятное буркнул в ответ, но принципиальных возражений от него я не услышал, уже хорошо.
— Не ругайте его, пожалуйста, так сильно, как вчера. — собираясь уходить, обратился я к Шуре. — Он же ещё ребёнок. И потом, ему и так от жизни досталось. Зачем добивать?
Она мотнула вызывающе головой, но промолчала.
Чудные они оба какие-то. Попрощался и вышел на улицу.
— Ро-одька-а! — крикнул на весь двор.
— Оу! — послышалось из-за трансформаторной будки и показался знакомый силуэт.
— Ты что там делал⁉ — почуяв неладное, наехал я на него. — Родька! Не смей к трансформатору лезть! Знаешь, сколько хороших, но слишком любопытных пацанов в трансформаторных будках заживо сгорело⁈
— Как это?
— Так это. Люди горят, когда ток по ним как следует вжарит. Это тебе не шутка! Жди меня здесь. Сейчас за собакой схожу, пойдём гулять и расскажу.
Квартира деда Родьки.
Этот странный парень ушёл. Улыбка его нисколько не обманула старого вояку: хоть и молод, но глаза внимательные, цепкие, всё осмотрел, всё приметил.
— Ну, что скажешь, мать? — встревоженно спросил Андрей Егорович соседку
— Конфеты вкусные. — усмехнулась она. — Попробуй.
— Ай, отстань. Как тебе парень этот?
— Не будет он никуда кляузничать.
— Откуда знаешь?
— Ну, ты же сам слышал, как он про Родьку сказал, что ему и так от жизни досталось. Не боись, старый. Ложная тревога.
— В том-то и дело, что старый. — грустно проговорил дед. — Стал. Совсем. И делать что, ума не приложу. Не прощу себе, если Родька в интернате окажется.
— К отцу его отправляй.
— Куда? В Йемен? — с отчаянием в голосе спросил он.
— Не похоже на название немецкого города… Ты ж говорил, он в Германии… — удивлённо посмотрела на него соседка.
— Вот, трепло я старое!.. — воскликнул испуганно дед. — Молчи, Шура. В Германии он.
Шёл домой с двоякими чувствами после посещения квартиры деда. С одной стороны, кооперативная квартира, с другой, слишком бедно в ней. Или им, так же, как и мне, досталась квартира из десятипроцентного горкомовского фонда?
И надо выяснить, почему Родька не охвачен дополнительными занятиями и кружками в школе.
Вывел пса на улицу. Родька терпеливо ждал меня. Ах да. Трансформаторная будка.
— Знаешь, что я тебе скажу, — начал я. — электродуга зрелище, конечно, яркое, но смертельное.
В девяностых сын одного нашего сотрудника сильно обгорел в результате этого занятия. Ему было уже девятнадцать, подозреваю, что он не ради развлечения в трансформаторную будку полез, небось, цветмет искал. Но не важно… Важно, что он получил ожоги более шестидесяти процентов тела. И почему-то наши коллеги шептались, что парень — не жилец. Однако, два раза в неделю весь наш коллектив добросовестно собирал деньги на очередную порцию крови для переливания. В девяностых за всё надо было платить…
Парень тот выжил, но остался глубоким инвалидом. Через что пришлось пройти ему и его семье я в подробностях и красках рассказывал Родьке всю нашу прогулку. Возможно, я напугал его слишком сильно, и пацан никогда не станет электриком и будет бояться менять перегоревшие лампочки, став взрослым. Но сейчас задача — сохранить ему жизнь и здоровье.