– Действительно, распустил Бортко своих комсомольцев, – поддержал Ганина Майоров. – Всех под монастырь подведут.
– Подождите, товарищи, – обратился к собравшимся второй секретарь. – Зачем его комсомольцам эта богом забытая типография?
– Директора сейчас сменим и разберёмся, – ответил ему Ганин.
– Вы так легко об этом говорите, Макар Иванович, – возразил ему Захаров.
– Комсомольцы у Бортко обнаглевшие, но не сумасшедшие, – усмехнулся Майоров, – чтобы с нами связываться. Там одного намёка директору хватило.
– Обнаглевшие, но не сумасшедшие, говоришь, Василь Семёныч? А вообще, мне, вот, интересно, какие у них ещё объекты есть? – задумчиво проговорил Захаров. – Они так ведут себя нагло и уверенно, что явно опыта уже где-то набрались.
– Узнаем, Виктор Павлович, – заверил его Майоров.
***
С утра в понедельник распланировал себе съездить в спецхран, чтобы успеть расписать до отъезда записки по новинкам для Межуева. Надо и очередную записку готовить, и увеличивать запасец на будущее. Но с утра пораньше позвонил капитан Румянцев и вызвал к себе на службу, озабоченно сказав, что, мол, не телефонный разговор.
Пришлось ехать на Лубянку и опять ждать его на входе. Настроение у него было задумчивое, хотя обычно он весело балагурил и подкалывал меня. А тут, практически молча, привёл к себе в кабинет.
– Что-то стряслось? – спросил я, прикрыв за собой дверь.
– А? Нет, всё нормально. Поручение к тебе очень важное. Вот, думаю, до отъезда успеешь?
– Что надо сделать?
Он сформулировал задачу. Я был доволен услышанным. Получается, всё-таки, поверили мне. Или в меня.
– А что со сроками? – спросил его.
– Ну, как обычно, чем раньше, тем лучше. Был бы ты одним из нас – вообще сказал бы, что вчера. Но ты же гражданский… Успеешь до отъезда?
– Постараюсь, – пообещал я и поднялся. – Поеду прямо сейчас в спецхран.
Он тут же поднялся и проводил меня до улицы. Забавно, что я и так в спецхран собирался, – подумал я, подходя к метро. – Это сегодня ещё и экономических газет западных надо набрать, с детальной информацией с бирж. Ну, где наша не пропадала. До тридцатого список акций, по-любому, нужно подготовить, дам его не только КГБ, но и Фирдаусу. А то я ему пока только с пяток дал возможных вариантов для покупки акций, но, хорошо покопавшись, нарою намного больше.
Просидел в библиотеке часов до четырёх. Потом уже и есть захотелось и глаза устали, и голова от постоянного перевода заболела.
Приехал домой, Галия сообщила, что Сатчан звонил. Тут же набрал ему на работу, но у того уже рабочий день закончился. Как же неудобно без мобильников. Гном за домом, дом за гномом.
Правда, не успел я толком передохнуть после обеда, как раздался требовательный стук в дверь. Тузик самозабвенно облаял дверь, а когда я подошёл к ней, сдал мне пост и с гордым видом удалился обратно к себе под стол на кухне. В надежде, что, либо при готовке, либо при еде про него вспомнят и кинут дополнительную пайку под стол. Забудешь тут про него, если он не стесняется напоминать. Этот холодный нос, неожиданно втыкающийся в ногу, уверен, не одного владельца симпатичного хвостатого до инфаркта довел…
– Когда ты уже звонок на дверь повесишь? – вломился ко мне Сатчан с двумя большими коробками. – Вот, документы. Куда их?
– Оставь тут, – пригласил я его на кухню.
– О, растём, растём! – увидел он вышедшую из спальни Галию.
Они обменялись дружескими приветствиями, Галия попутно накрыла нам стол к чаю и оставила нас.
– Ну, какие новости? – спросил я. – Нашли, кто вас слил?
– Пока что ничего конкретного…
– А улики уничтожили?
– Текст весь переплавили. А клише попортили, там металл другой, он не расплавился бы. Порубили на куски и на помойку отвезли.
– Тиражей левых, остатков нигде не завалялось на складе?
– Да нет, что ты! Первым делом этим занялись, когда стало ясно, что типографию оставляем.
– Ну, смотрите сами. Когда вам дела сдавать?
– В пятницу тридцатого. С первого июля в нашей типографии будет новое руководство.
– Хорошо, постараюсь перебрать здесь всё по максимуму.
– Спасибо. С нас причитается, – поднялся он и протянул мне руку.
– Разумеется, – рассмеялся я, мы попрощались, и он уехал.
Так, подведу итоги. Список акций у меня готов. Записки для Межуева мне надо сдать, крайний срок, в среду. А бухгалтерия до пятницы. Так что сначала записки.
Сел работать и провозился с записками до позднего вечера. Время поджимает, а мне ещё бухгалтерию типографии изучать. Завтра отвезу список акций Румянцеву и записки в Кремль. И сяду за Сатчановские коробки.
Вышел с собакой на улицу, только свернул за угол дома, как столкнулся с нашими соседями из Ромэна.
– О, добрый вечер! – воскликнула Ида. – Как хорошо, что мы вас встретили!
– Мы думали, думали, как вас отблагодарить, – полез во внутренний карман ветровки Яков, – и вот, – сунул он мне две контрамарки. – Они действительны весь июль. Обязательно сходите.
– Весь июль? – с откровенным сожалением переспросил я. – Как жаль. А у нас с женой билеты на тридцатое, везу её в Прибалтику на море. А сам буду туда-сюда мотаться между командировками.
– О, надо же, – растерялась Ида.
– А можно я художникам эти контрамарки отдам с первого этажа? – воскликнул я. – Елена Яковлевна мечтает нарисовать цыганку в народном костюме в танце.
– В самом деле? – удивлённо переглянулись артисты. – Хорошо, – сказала Ида. – А вам с супругой мы ещё подарим. Когда вы вернётесь?
– К началу сентября рожать, как раз и вернёмся. Так что, в театр, думаю, раньше нового года мы не попадём.
– Ничего, какие ваши годы! – похлопал меня по плечу Яков.
– А вы нас с художниками познакомите? – спросила Ида.
– Жену попрошу, она с ними дружит очень. Вот, – вернул я им контрамарки, – сами им и подарите.
– Заранее спасибо! – обрадовалась Ида.
– С нас контрамарки на новый сезон! – добавил Яков, мы попрощались и разошлись по своим делам.
С утра переписал начисто список акций и поехал на Лубянку. Румянцев удивился, когда тут же внизу у входа развернул мою записку на одном листе. С двадцатью компаниями, акции которых обязательно подорожают в ближайшие годы. Добыча нефти, транспортировка нефти, изготовление оборудования для нефти по всему миру. Производители танкеров, а особенно супертанкеров. Японские компании, изготавливающие легковые машины. Прекрасно помню, что они используют фактор резко подорожавшего топлива, чтобы предложить американцам и европейцам свои маленькие экономичные машинки вместо огромных американских и европейских монстров, пожирающих большое количество топлива.
– Это всё? – спросил он, я кивнул в ответ. А что он там ожидал увидеть? Список из сотен наименований?
– Хорошо. Молодец. Оперативно, – похлопал он меня по плечу и, повеселев, поспешил откланяться.
Мы даже подниматься к нему не стали. И хорошо. Пять минут, и я свободен. Поехал в Кремль. Оставил помощнице Пархоменко свои записки, замешкался чуть-чуть специально, вдруг Валерия Николаевна мне ещё какой волшебный талон забыла выдать? Но нет, пока что аттракцион невиданной щедрости закончился.
Поднялся на четвёртый этаж в комиссию по промышленности, оставил копии своих записок Воронцову. Матвей Фёдорович прямо обрадовался, увидев меня.
– Как хорошо, что ты пришёл, – неожиданно заявил он. – Пойдём, я тебя кое с кем познакомлю.
Он повёл меня по коридору в соседний кабинет, по-хозяйски открыл дверь и пригласил меня войти.
– Галина Афанасьевна, вот тот молодой человек, про которого я вам рассказывал.
– Павел, – стараясь скрыть своё недоумение, представился я, коротко наклонив голову вперёд в знак уважения к немолодой, но очень элегантной женщине. Стройная подтянутая фигура, красивые очки в тонкой металлической оправе, явно импортные.
– Очень приятно, – ответила она, с любопытством рассматривая меня.
– Я ухожу в отпуск с понедельника, – объяснил, наконец, Матвей Фёдорович. – Свои записки по новинкам науки и техники будешь приносить Галине Афанасьевне.
– Понял, – кивнул я. – И когда вы из отпуска выйдете?
– Тридцать первого июля на работу.
Достал ежедневник и записал себе всё подробно. Даже вышел посмотрел, что на двери её кабинета написано, чтоб не блуждать потом печально по этажу в поисках Галины Афанасьевны.
На этом наше знакомство пока что завершилось. Она мне мило улыбнулась на прощанье. Не знаю, как потом оно будет, а пока что у меня очень хорошее о ней впечатление сложилось. Видно, что вся в делах, а не просто вместо мебели сидит.
Заглянул в комитет по миру, раз уже приехал. Там Марк Анатольевич опять был один-одинёшенек. Обрадовался мне как родному, но новостей пока что у него не было. Посидели минут пять, обсудили наши дела. Он выразил надежду, что все же, ближе к концу лета, привлечение комсомольцев ему на подмогу удастся согласовать.
– Ну, подождём, – ободряюще сказал я ему и попрощался.
Вернувшись домой, увидел у нас в прихожей на зеркале записку, подсунутую под раму: «Понедельник и четверг поливать цветы у Николая с седьмого этажа».
– Что это? – улыбаясь, спросил я Галию. – Боишься забыть?
– Это я тебе написала, пока помню, – улыбнулась она в ответ. – Вот тебе и ключи. Давай пообедай и вместе сходим, я тебе всё там покажу.
– Ну, давай, – согласился я.
А куда деваться? Обещали присматривать за квартирой.
Когда через полчаса мы поднялись на лифте на седьмой этаж, и вышли, увидел у окна между этажами Лининого цыгана, он курил у открытого окна.
Галия с ним поздоровалась, как со старым знакомым, чем меня сильно удивила.
– Когда ты уже с ним успела на «ты» перейти? – удивлённо спросил я, когда мы захлопнули за собой дверь в квартире Николая.
– Ну, не на «вы» же к нему обращаться, – посмотрела она на меня с недоумением. – А вообще, он все время у дома на лавке сидит, уже привыкла к нему.